Факел смерти

Среда, 25 июля 2012, 11:25

Люди, наделенные уникальными способностями, действительно существуют и ходят по нашей земле.

Настаиваю на этом и прошу понимать меня буквально. Иисус Христос, например, был духовной субстанцией высшего порядка. Юлий Цезарь, Чингисхан, Томас Джефферсон, Мартин Лютер, Ганди, Авраам Линкольн и Адольф Гитлер вошли в историю как крупные государственные и политические деятели.

Подумайте об ученых — Аристотеле,

Галилео, Альберте Эйнштейне, Роберте Оппенгеймере. Вспомните людей искусства — да Винчи, Микеланджело и моего любимого Ван Гога, который настолько превосходил окружающих, что в конце концов сошел с ума. Не стоит забывать и о таких выдающихся людях, как Джим Торп, Бейб Дидриксон Захариас, Джесси Оуэнс, Лариса Латынина, Мохаммед Али, Марк Спиц и Джекки Джойнер-Керси.

Осмелюсь включить и свою скромную персону в список выдающихся людей, причем вполне заслуженно, как вы скоро убедились.

Такие, как я, рождаются для великих дел. Мы ищем противников. Мы ищем завоеваний. Стремящихся к разрушению всех границ — духовных, политических, физических, в искусстве и науке. Противостоим лжи, не страшась опасностей. Мы готовы пострадать за правое дело, преодолеваем адские трудности и готовимся осуществить свою цель с рвением мучеников. По-моему, эти черты характера исключительно редки для большинства моих ровесников.

Сейчас я чувствую себя настоящим сверхчеловеком, находясь в саду сэра Дентона Маршалла, распустившего сопли старого коррумпированного ублюдка.

Только взгляните, как он стоит на коленях спиной ко мне, тогда как я приставил нож к его горлу.

Почему он трясется мелкой дрожью, будто получил булыжником по кумполу? Ощущаете запах страха? Он окружает Дентона, как воздух, вытесненный взрывом бомбы.

— За что? — выдохнул он.

— Ты разгневал меня, чудовище! — зарычал я, чувствуя, как первобытная ярость затопляет мой мозг, проникая в каждую клетку. — Ты помог погубить Игры, превратив их в фарс, осквернив их изначальное предназначение!

— Что? — растерянно завопил он. — О чем ты говоришь?

Я поднес ему к носу доказательство в виде трех гнусных текстов, отчего кожа у него на шее мертвенно побледнела, а сонная артерия приобрела нездоровый фиолетовый цвет и отчетливо запульсировала.

— Нет! — заторопился он, брызгая слюной. — Это… неправда! Ты не можешь этого сделать. Ты что, совсем сумасшедший?

— Сумасшедший? Вряд ли. Я самый здравомыслящий из всех, кого знаю.

— Пожалуйста, пощади, — взмолился он сквозь слезы. — У меня свадьба в Сочельник.

Мой смех был едким, как кислота в аккумуляторе.

— В другой жизни, Дентон, я пожрал собственных детей. Ты не получишь пощады ни от меня, ни от моих сестер.

Его растерянность и ужас достигли предела. Я посмотрел в ночное небо, и кровь бросилась мне в голову. Меня охватило сознание собственного могущества, я казался себе высшим существом, сверхчеловеком, посланником сил, которым тысячи лет.

— Для всех истинных олимпийцев, — торжественно начал я, — этот акт жертвоприношения знаменует конец современных Игр!

Я резко оттянул старику голову назад — он выгнулся дугой — и, не дав ему закричать, полоснул ножом по шее с такой силой, что голова отделилась от тела, удерживаясь только на позвоночнике.

Четверг, 26 июля 2012, 09:24

В Лондоне стояла невыносимая жара. В насквозь промокшей рубашке и пиджаке Питер Найт пробежал по Чешем-стрит мимо отеля «Дипломат» и, не сбавляя хода, свернул к Лайелл-Мьюз в центре Белгравии, района с самой дорогой в мире недвижимостью.

«Только бы это была ошибка! — взмолился Найт, добежав до Мьюз. — Господи, не допусти, чтобы это оказалось правдой».

При виде стаи гиен с Флит-стрит у желтой ленты, перекрывшей дорогу перед кремовым георгианским таунхаусом, Найт резко остановился, чуть не выблевав яичницу с беконом.

Как сказать об этом Аманде?

Не успел Найт собраться с мыслями или заставить желудок успокоиться, зазвонил сотовый. Он выхватил телефон из кармана, не посмотрев, кто звонит.

— Найт, — отозвался он. — Джек, это ты?

— Нет, Питер, это Нэнси, — произнес голос с сильным ирландским акцентом. — Изабел спустилась больная.

— Что? — застонал он. — Я же уехал час назад!

— У нее температура, — твердила нянька. — Я только что мерила.

— Высокая?

— Сто. И на живот жалуется.

— А Люки?

— Пока вроде здоров, но…

— Налейте обоим холодную ванну и позвоните мне, если температура у Изабел поднимется хотя бы до ста одного. — Найт захлопнул телефон и сглотнул желчь, разъедающую горло.

Высокий, мускулистый, с правильными чертами лица и светло-каштановыми волосами, Найт прежде был следователем по особо важным уголовным делам при Центральном суде, но два года назад перешел в лондонский офис «Прайвит интернэшнл». В этом престижном учреждении платили вдвое больше. «Прайвитом» называлось сыскное агентство с офисами во всех крупных городах мира, где работали лучшие судмедэксперты, бывшие контрразведчики и «важняки» вроде Найта.

«Отнеси себя к определенной категории, — думал он, — будь профессионалом». Но, похоже, последняя соломинка сломала спину верблюду. Слишком много свалилось на него в последнее время. Неделю назад его шеф Дэн Картер и четверо коллег погибли в авиакатастрофе над Северным морем, и вот — новая смерть.

Стараясь не сосредотачиваться ни на катастрофе, ни на предполагаемой болезни дочери, Найт ускорил шаг. Он словно плыл в невыносимом зное к полицейскому барьеру. Обогнув толпу репортеров, Найт увидел капитана Скотленд-Ярда Билли Каспера, которого знал уже лет пятнадцать.

Едва он подошел к этому плотному рябому здоровяку, тот нахмурился.

— «Прайвит» в этом не участвуют, Питер.

— Если убит сэр Дентон Маршалл, «Прайвит» еще как участвуют, и я тоже, — возразил Найт. — Притом это касается меня лично. Билли, это сэр Маршалл?