Факел смерти
Шрифт:
Он ощутил на сердце знакомую свинцовую тяжесть, от которой внутри все оборвалось. Позволив этому ощущению затопить себя, Найт тонул в нем минуту или две и в конце концов сделал то, что делал всегда, горюя по Кейт в ночные часы.
Он собрал постель и пошел в детскую, где прилег на кушетку, глядя на две кроватки, вдыхая запахи своих малышей, пока не заснул, успокоенный ровным детским дыханием.
ГЛАВА 33
Пятница, 27 июля 2012 года
К
Его сын стоял на коленях и, не отрывая от матрасика голову и грудь, раскачиваясь из стороны в сторону, сосал большие пальцы. И все это не просыпаясь. Найт сел на кушетке и смотрел. Вот уже почти два года Люк просыпался таким образом.
Найт тихо вышел из детской, размышляя, не означает ли такое поведение нарушения быстрого сна. Неужели у малыша апноэ? Может, поэтому Люк такой расторможенный, тогда как Белла очень спокойная? Поэтому у его сына задержка речевого развития, и он до сих пор не привык к горшку, притом что его сестренка опережает норму на несколько месяцев? Может, поэтому Люк и кусается?
Бреясь под душем, Найт не пришел ни к какому выводу. По радио сообщалось об убийстве Маршалла и угрозах Кроноса, которые привели к совместному заявлению Майка Лансера, Скотленд-Ярда и МИ-5 о значительном усилении мер безопасности на церемонии открытия. Счастливых обладателей билетов настоятельно просили быть у Олимпийского парка днем, чтобы в вечерние часы избежать наплыва посетителей и очередей у пропускных пунктов.
Услышав, что в связи с усилением мер безопасности «Прайвит» непосредственно привлекли к работе, Найт набрал номер Джека. Трубку никто не взял, но американец наверняка скоро его вызовет.
Мать, конечно, обещала помочь, но нянька нужна немедленно. Найт взял из выдвижного ящика очень хорошо знакомый список лондонских агентств домашнего персонала и начал обзванивать их. Женщина, которая нашла Пегги и предыдущую няньку, не скрываясь засмеялась, когда Найт объяснил свою просьбу.
— Новую? — спросила она. — Сейчас? Это невозможно.
— Но почему?
— Потому что у ваших детей чудовищная репутация, а сегодня начало Олимпийских игр. В ближайшие две недели у меня все люди заняты.
Услышав то же самое в трех других агентствах, Найт впал в отчаяние. Он любил своих детей, но обещал найти убийцу Маршалла, а к тому же срочно нужен на работе.
Не поддаваясь раздражению, Найт решил, что Аманде повезет больше, и начал делать то, что мог сделать из дома. Вспомнив снятые со шпилек волоски Селены Фаррел, он вызвал курьера, чтобы передать материал Хулигану.
Подумав о Деринге и Фаррел, Найт решил побольше узнать о «той» жизни, когда они были знакомы. Деринг упоминал о Балканах; наверняка Фаррел снялась с автоматом тоже где-нибудь в Косово.
Но при запросе в «Гугле» на экране запестрели ссылки на академические работы Фаррел и выступления восьмилетней давности против строительства Олимпийского парка.
«Это решение преступно, — утверждала Фаррел в статье, напечатанной в „Таймс“. — Прикрываясь Олимпийскими играми, власти сносят целые районы, изгоняя семьи из родовых гнезд и вынуждая переезжать веками процветавшие частные предприятия. Я молюсь, чтобы тех, кто принял это решение, заставили однажды заплатить за все, что с нами сделали за счет налогоплательщиков».
Заставили заплатить, вот как, профессор? Найт помрачнел. Заставили заплатить.
ГЛАВА 34
Спустя почти сутки после приступа мигрени, вызванного странной мелодией, Селена Фаррел лежала в постели, в спальне с опущенными шторами. Ей не удавалось отделаться от навязчивой заунывной мелодии флейты.
Как это возможно?.. Что подумали о ней Найт и Поуп? Не хватало только дать им повод в чем-то ее заподозрить. Что, если они начнут копать?..
В тысячный раз после возвращения домой, в маленькую чистенькую квартирку в Уоппинге, Фаррел с трудом сглотнула пересохшим горлом. Жжение не проходило. Она весь день пила воду и приняла пригоршню антацида, но лекарство помогало слабо.
Мигрени мучили ее с детства. Таблетки немного охлаждали раскаленный электрический обруч, оставалась только тупая боль в затылке.
Фаррел боролась с желанием взбодриться. Это была плохая идея, поскольку она приняла слишком много таблеток. К тому же, выпив, Селена Фаррел становилась совершенно другим человеком.
«Я туда сегодня не пойду», — вяло подумала она, но вспомнила экзотическую женщину, сидевшую в углу стеганого розового дивана, и решилась. Фаррел выбралась из кровати, побрела на кухню, открыла морозильник и вынула бутылку «Грей гуз».
После второй водки с мартини боль в затылке ушла, а неотвязная мелодия, кажется, стихла. Звучала, кстати, не флейта, а сиринга, семиствольная свирель Пана. Как и лира, сиринга считается одним из самых древних инструментов на Земле, но ее тоскливое, с придыханием звучание было запрещено в античной Олимпии, дабы не омрачать состязания музыкой похорон.
— А кому до этого дело? — буркнула Фаррел, одним глотком осушив бокал. — К черту Олимпиады. К черту сэра Маршалла. К дьяволу всех Маршаллов.
Осмелев от выпитого, Фаррел пообещала себе, что, раз уж прошла мигрень, она не станет думать о потерях, несправедливости и насилии власти. В пятницу вечером ей есть куда сходить и кого повидать.
Обуреваемая нетерпением, Фаррел, пошатываясь, прошла в спальню, открыла шкаф и расстегнула висящий там мешок для одежды.
В нем оказалась броская, обтягивающая бедра и расклешенная книзу черная юбка со смелым разрезом справу и сексапильная шелковая бордовая блузка без рукавов, низко открывавшая пышную грудь.