Факел
Шрифт:
Первыми шли кулачные бойцы, затем борцы, бегуны на короткую дистанцию и бегуны на длинную дистанцию, прыгуны, метатели диска и пятиборцы. Каждая группа доходила до конца дорожки, поворачивала назад и покидала стадион через те же ворота.
Юношей отличали красота и изящество, всегда присущие молодости. По движениям мужчин, по тому, какие мышцы были у них особенно развиты, можно было догадаться, в каком роде состязаний они выступают. Гиппократ смотрел на проходящих перед ним атлетов и думал о том, как лепит природа тела людей, — природа и занятия, которым они посвящают свою жизнь.
Метатели
С другой стороны, пятиборцы, соревнующиеся в беге, прыжках в длину, метании диска, метании копья и борьбе, обладали гибкостью движений и изяществом, порождаемыми безупречным и гармоничным развитием всех мышц. Кулачные бойцы отличались массивностью — у греков не существовало весовых категорий. У них у всех были очень длинные руки и мощные бугры мускулов на груди и плечах. Лица бойцов постарше казались одутловатыми от множества шрамов. Старых борцов можно было легко распознать по их бычьим шеям и распухшим ушам. Шествие замыкали панкратиасты — покрытые шрамами, с узловатыми мышцами, безобразные.
Глядя на проходящих мимо нагих атлетов, главный судья наклонился к Гиппократу и сказал:
— Теперь ты видишь, почему в мире нет воинов, равных грекам. Любой из них на поле битвы справится с десятью изнеженными персами. Что ты скажешь об их подготовке? Я положил на это немало сил и труда.
— Они великолепны! — согласился Гиппократ.
— По моему мнению, — продолжал главный судья, — особенно хорош Клеомед с Коса. Какие плечи, какие руки! Но наставник у него какой-то странный, а сам он очень своенравен. Вон он идет. Большинство мужчин прилежно готовились шесть месяцев, да и многие юноши тоже.
— Непрерывные упражнения — опасная вещь, — заметил Гиппократ. — Их следует перемежать отдыхом и другими занятиями. Иначе на состязании атлету может не хватить того огня и быстроты, какими он отличался всего за месяц до этого.
Главный судья задумчиво кивнул.
— Да, я слышал об этих твоих мыслях. Может быть, ты и прав. Но, с другой стороны, участники Олимпийских игр обязаны поклясться у алтаря Зевса, что они упражнялись без перерыва десять месяцев.
В эту минуту мимо них как раз проходил Клеомед. Увидев Гиппократа, он приподнялся на носках и напряг мышцы, чтобы показать, в какой он отличной форме.
Гиппократ снова повернулся к главному судье.
— Не замечал ли ты, что ум атлетов притупляется, если постоянные упражнения мышц продолжаются и после того, как у человека начинает расти борола?
Главный судья засмеялся.
— Трудно сказать, где здесь причина, а где следствие. Все может сводиться к душевному складу человека. Тот, кто и в пору зрелости остается атлетом, следует своим склонностям. Только и всего.
— Да, тот, у кого постоянно работает ум, не имеет времени для телесных упражнений, а тот, кто упражняет тело, слишком устает, чтобы дать работу и уму, — согласился Гиппократ. — Однако, мне кажется, среди кулачных бойцов особенно много тугодумов, и я объясняю это тем, что они все время получают
— Да-да, — подхватил главный судья. — И старые бойцы, и старые панкратиасты все очень бестолковы.
— В жизни нет ничего вредного, — заключил Гиппократ, — если только во всем соблюдать должную меру, касается ли это упражнений тела или ума, работы или развлечений, деятельности или отдыха.
Когда шествие участников кончилось, на дорожку вернулись десять юношей, которым предстояло состязаться в беге. Каждый встал рядом со столбиком, на котором была выведена буква, хорошо видимая отовсюду. И каждый устремил взгляд на столбик с такой же буквой на другом конце стадиона: чтобы правильно закончить бег, он должен был оставить этот столбик слева. Бегуны, выпрямившись и слегка выставив вперед одну ногу, ждали сигнала. Раздалась команда: «Апите!» («Марш!») — и они помчались по ровной белой дорожке. Двое, пробежавшие линию столбов первыми, получили лавровые ветви. Это означало, что они допускаются к участию в решающем забеге.
Затем бежали мужчины. Это был диаулос — самый трудный бег: им предстояло дважды пробежать всю длину стадиона. Каждый участник огибал столбик со своей буквой и заканчивал бег у первого столбика.
Когда началась борьба, Гиппократ отправился в палестру. Борьба велась без сложных приемов, быстро и только в стойке. Прикосновение к земле любой частью тела, кроме колена, считалось проигрышем схватки. Победителем объявлялся тот, кто выигрывал две схватки из трех.
Когда на следующее утро судьи собрались на стадионе перед началом состязаний, там шли приготовления к бегу на длинную дистанцию. Вместо ряда столбиков на обоих концах дорожки теперь стояло по одной мете, которую должны были огибать все бегуны.
Гиппократа окликнул Сосандр, спустившийся почти к самой скамье судей. С ним был Эврифон.
— Не можешь ли ты завтра приехать ко мне в Книд? — начал Эврифон, не поздоровавшись. — Твой брат сказал, что завтра тебе не обязательно быть на играх.
В первое мгновение сердце Гиппократа радостно забилось. Не значит ли это, что он сможет поговорить с Эврифоном о Дафне? Но он тут же заметил, что старый асклепиад держится с ним очень сухо и неприветливо.
— Мой помощник прислал за мной, — пояснил Эврифон. — Случай очень серьезный. Мне нужен твой совет. Ты можешь завтра побывать у меня? Я тебе тогда все объясню.
— Да, конечно, — ответил, Гиппократ. — С большим удовольствием.
Эврифон круто повернулся и ушел. Сосандр посмотрел ему вслед.
— Странная манера просить помощи! Ты что-нибудь понимаешь?
— Нет.
— Кое-кто полагает, — продолжал Сосандр, — что в своей вчерашней речи ты порицал книдских асклепиадов. Быть может, дело в этом?
Гиппократ решительно покачал головой.
— Какая нелепость! Я не намекал ни на них, ни на кого-нибудь еще. Клянусь богами, я не понимаю, почему он был так груб, и мне это не нравится.
Сосандр пожал плечами.
— Я не стал бы обращать внимания на Эврифона, если бы только он не был отцом этой красавицы. Дафна достойна того, чтобы ее добивались… я рад, что увидел ее. Ну, я попробую, не удастся ли мне что-нибудь узнать. — И он исчез в толпе.