Факел
Шрифт:
— Да, — ответил Гиппократ.
— Можно, я пойду с тобой? Я не хочу сейчас видеть мать, да и Буто тоже.
— Хорошо. Встретимся на мосту.
Гиппократ отправился попрощаться с Сосандром и Пиндаром. Затем, вскинув на спину сумку с вещами, он зашагал по широкой дороге, соединявшей Триопион с Книдом. На первом мосту его уже ждал Клеомед. Некоторое время они шли молча, и каждый думал о своем.
Собственно говоря, такому человеку, как Гиппократ, не подобало показываться в общественных местах без раба или слуги и идти пешком. Большинство жителей Книда возвращались домой па мулах или ослах. Богачи — или те, кто стремился прослыть богачом, —
Над дорогой смыкались ветви могучих дубов и олив. Косые лучи заходящего солнца стлались над самой землей. Под горбатыми каменными мостиками клубились горные ручьи, и дорога то и дело огибала глубокие овраги. Всюду путники слышали разговоры о состязаниях в беге, кулачных боях и борьбе.
Через два часа они добрались до Книда и отыскали постоялый двор. Там им отвели маленькую комнатку в дальнем углу перистиля. Аппетитный запах жарящейся рыбы помог им отыскать поблизости харчевню, и, устроившись поудобнее на скамье, они наконец смогли утолить голод и жажду. Затем они вернулись на постоялый двор и, закутавшись в одеяла, улеглись прямо на полу. Измученный Клеомед заснул мгновенно, но Гиппократ еще долго лежал с открытыми глазами и смотрел на звездное небо в дверном проеме. Он старался понять, зачем его позвал Эврифон, а потом принялся гадать, что сейчас делает и думает Дафна.
Глава XVI Фаргелия
На следующее утро Дафна поднялась на крышу отцовского дома в Книде. Отсюда ей был виден весь двор между ятрейоном и палестрой. Облокотившись о парапет, она смотрела на полускрытые деревьями ворота, через которые должен был войти Гиппократ. Отец предупредил ее, что он придет, но велел также раз и навсегда выкинуть его из головы. Что же, думала Дафна, она сумеет это сделать, если он и вправду любит женщину, приехавшую из Македонии. Семь дней назад Дафна увидела Фаргелию, которая пришла за советом к Эврифону. Сейчас она с легкой завистью вспоминала ее белокурую красоту, ее манеру держаться так, словно все мужчины были ее покорными рабами. «Наверное, — думала Дафна, — мужчины кружат возле подобных женщин, как пчелы над спелыми плодами».
Дафна прижала пылающую щеку к прохладному мрамору парапета. Ненавижу Олимпию! — думала она. Как мерзко она улыбалась, когда говорила, что Гиппократ, вернувшись из Галасарны, каждый день навещал Фаргелию в ее жилище. Не может быть. Она лгала! Но ведь когда я поцеловала его в то утро в горах, он отвернулся…
Боялся ли он поступить бесчестно? Или между нами встала Фаргелия? А когда мы расстались и я поднялась на корабль, он ничего не сказал. Ничего — только попрощался.
Но если Гиппократ ее не любит, то что же ей делать дальше? Может быть, она все-таки сумеет ужиться с Клеомедом — он ведь в конце-то концов не хуже других… Если бы только он не был таким невыносимо скучным! Но во всяком случае на одно она никогда не согласится: она не будет жить в одном доме с Олимпией. Ни за что! Нет, отцу придется подыскать ей другого мужа — или она так и умрет девушкой. Быть может, она станет поэтессой, как Сафо…
Тут раздался звук, которого она ждала, — заскрипели ворота. Это он!
Во двор вошел Гиппократ. Он держался с таким достоинством, что Дафне невольно вспомнился трагический актер, выступающий на середину сцены, чтобы произнести свой монолог.
Нет-нет, Олимпия солгала! И все же… мужчины ведь не похожи на женщин. Почему он не поцеловал ее, когда она ждала его поцелуя?
Направляясь сюда, Гиппократ по дороге вспоминал тот далекий год, когда он несколько месяцев прожил в Книде, учась медицине у Ктесиоха, бывшего тогда главой книдских асклепиадов.
Эврифон поздоровался с ним очень сухо. Не успели они сесть, как Эврифон начал без всякого предисловия:
— Я пригласил тебя посмотреть Фаргелию. Как тебе, конечно, известно, она была беременна.
— Фаргелия?! — воскликнул Гиппократ. — Нет, я этого не знал. Она говорила мне что-то такое про свою служанку. Тут, наверное, какая-то ошибка.
— Очень странно, — заметил Эврифон. — Эта красавица, несомненно, влюблена в тебя. Она просила меня сделать ей операцию, чтобы она могла вернуться в Македонию вместе с тобой.
— Но ведь я решил не возвращаться в Македонию, — возразил Гиппократ. — Это какое-то недоразумение. Ты уверен, что она беременна?
— Недоразумение! — вспылил Эврифон. — Никакого недоразумения тут нет и быть не может. И я считаю, что заняться этим делом обязан был ты. Олимпия по доброте сердечной пожалела Фаргелию и привезла ее сюда на триере Тимона. Она сказала мне, что после отъезда Дафны ты виделся с Фаргелией каждый день, а теперь ты утверждаешь, будто ничего не знал! — Эврифон засмеялся.
Гиппократ покраснел от гнева и лишь с большим трудом заставил себя сдержаться.
— Я виделся с Фаргелией в те дни только потому, что посещал умирающего раба Кефала, в доме которого она жила. Будь добр, говори яснее.
— Ну хорошо, — ответил Эврифон. — Произошло вот что. Фаргелия приехала сюда незадолго до начала праздника. Она жаловалась на опухоль внизу живота, и мой помощник привел ее ко мне. Она солгала мне — утверждала, что никак не может быть беременна и что ее месячные продолжаются, как всегда. При ощупывании я обнаружил, что матка значительно увеличилась и стала мягкой. И все же я поверил ей. Мне следовало бы вспомнить слова Олимпии о том, что эта женщина была гетерой, подругой многих мужчин при дворе царя Пердикки.
— Она была женой его приближенного, — возразил Гиппократ.
— Да, я знаю, — сухо сказала Эврифон. — Она мне это говорила. Но как бы то ни было, я решил оперировать ее. Возможно, я сделал бы то же, если бы и знал правду, — не могу сказать. Плод оказался живым, в возрасте от двух до четырех месяцев. Фаргелия была влюблена в тебя и тосковала, когда ты уехал из Эг. Это произошло почти четыре месяца назад, не так ли? Быть может, сам того не зная, я оказал тебе услугу.
Гиппократ растерянно глядел на Эврифона, Он был оскорблен и рассержен, но главное было другое: слышала ли обо всем этом Дафна и что она подумала?
— Твои любовные дела, — продолжал Эврифон, — меня не касаются. У многих молодых людей бывают такие истории, но потом они остепеняются. Однако Дафна говорила мне, что она была счастлива в Галасарне. Насколько я понял, ты… как бы это сказать… ты почти объяснился ей в любви. И у меня не укладывается в голове, как ты мог десять дней ухаживать за моей дочерью, а потом, вернувшись в Меропис, ежедневно видеться с этой Фаргелией. И мне говорили, что ты посещал ее тайком. Дафна делает вид, будто не находит в этом ничего особенного, но…