Факир против мафии
Шрифт:
Эл легко взял в прицел его затылок. Но не успел он спустить курок, как в дело вмешалась еще одна роковая случайность, а именно: в дверь номера громко и требовательно постучали.
— Уборка номера! — прокричал уборщик, глуховатый, седой старикашка, которого Эл видел намедни.
Машинально Эл отшатнулся от оптического прицела и резко повернулся к двери. Когда он вновь прижал глаз к окуляру, было уже поздно. Турецкий не только выбрался из ниши, но и выволок из нее раненого Грязнова. Теперь оба сыщика были вне пределов досягаемости.
Эл опустил приклад и негромко, досадливо произнес:
— Черт.
Оставив раненого Грязнова на попечение официанта и бармена, Турецкий пулей вылетел из кафе и бросился к дому, стоящему напротив. Он был уверен, что убийца засел в нем — это было единственное подходящее место. Турецкий перебежал через дорогу, на ходу перемахнул через невысокую кирпичную изгородь и подбежал к дверям центрального входа. Дверь оказалась открыта.
В вестибюле за деревянной стойкой сидел высокий, худой мужчина в очках и читал газету. Услышав грохот хлопнувшей двери, он оторвал взгляд от газеты и уставился на подбегающего Турецкого. В глазах его застыли недоумение и недовольство.
— Я из полиции! — крикнул ему Турецкий. — Где здесь запасной выход?
— Э-э… Прямо по коридору и направо, — растерянно ответил мужчина на русском языке, но с сильным литовским акцентом. — А что проис…
— Другая дверь есть? Третья?
— Э-э… Нет.
— Никого не выпускайте! — рявкнул Турецкий. — В доме убийца!
И, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, побежал по коридору.
До конца коридора оставалось метров пятнадцать, когда Турецкий услышал, как за углом громыхнула дверь. Через несколько мгновений он был уже возле нее. Не останавливаясь, «важняк» с разбегу налетел на железную дверь плечом, но тут же отлетел от нее, как шарик от пинг-понга. Дверь была открыта, но подперта чем-то снаружи.
Сморщившись от боли в ушибленном плече, Турецкий несколько раз ударил по двери ногой. Дверь пусть медленно, но поддавалась. Еще пара ударов — деревянная подпорка отскочила в сторону, и путь был свободен.
Турецкий выскочил на задний дворик и на мгновение остановился, чтобы оглядеться. Вдалеке, за железными баками с мусором, мелькнула чья-то темная фигура и тут же скрылась, юркнув в узкий проход между гаражами. Турецкий бросился за ней.
Бежал он не так быстро, как хотелось бы. Во-первых, «важняк» успел немного выдохнуться. А во-вторых, сильно мешала боль в плече, которая вспыхивала всякий раз, как он двигал правой рукой.
Обогнув мусорные баки, Турецкий юркнул в проход между гаражами, пробежал по нему метров пять и выскочил в такой же глухой и захламленный дворик, как и предыдущий. Турецкий стрельнул взглядом по сторонам — дворик был пуст. Он увидел в доме круглую арку и побежал к ней.
Турецкий хрипло дышал прокуренными легкими, но не позволял себе сбавить темп. Однако отсутствие регулярных физических упражнений не прошло для него даром. Вбежав под арку, Турецкий споткнулся об невесть как попавший сюда деревянный ящик и, выставив перед собой здоровую руку, полетел на асфальт. Боль обожгла ладонь. Еще несколько секунд ушли на то, чтобы подняться на ноги.
Миновав туннель, Турецкий выбежал на небольшую, пустую улочку как раз в тот момент, когда справа от него, в нескольких сотнях метров, взвизгнув тормозами, белая легковая машина свернула за угол дома. Ни марку машины, ни тем более ее номер Турецкий разглядеть не успел.
Больше на улице не было ни одной машины. На другой стороне улочки стояла молодая женщина с коляской. Она смотрела на Турецкого раскрыв рот, а в коляске плакал перепуганный шумом младенец.
— Черт. Не повезло, — одышливо проворчал Турецкий, не догадываясь, что несколькими минутами раньше ту же самую фразу произнес человек, который держал его на мушке снайперской винтовки.
Затем Турецкий устало опустился на корточки и хрипло добавил:
— Все… к чертовой матери… бросаю курить.
Кабинет был небольшим, половину помещения занимал длинный полированный стол, вдоль которого стояли простые деревянные стулья. Войдя в него, Турецкий остановился, не зная, куда ему сесть (провожатые из охраны вышли из кабинета, оставив его одного). Пока он колебался, дверь снова открылась, и в кабинет вошел Василяускас.
Он шел чуть прихрамывая, однако же быстро. Темные волосы президента были аккуратно зачесаны набок. Худощавое, вытянутое лицо было загорелым, но в загаре этом было что-то искусственное, словно на бледное лицо наложили тональный крем, причем не особенно старались, чтобы этот крем лег на кожу равномерно. Резкие морщины по краям рта придавали жесткому лицу Василяускаса что-то скорбное. Должно быть, так в старину выглядели инквизиторы, вынужденные, вопреки желанию и душевным порывам, посылать невинных людей на костер.
За шаг до Турецкого Василяускас протянул руку и произнес негромким, приятным голосом:
— Здравствуйте, Александр Борисович.
— Здравствуйте, господин президент, — ответил Турецкий и пожал сухую ладонь Василяускаса.
— Как видите, у меня здесь все по-скромному, — весело сказал президент. — Так что выбирайте любой стул.
Турецкий сел на первый попавшийся стул. Президент присел на соседний.
— Как ваш коллега? — заботливо поинтересовался он.
— Уже лучше, — ответил Турецкий. — Рука в гипсе, но температура спала. Спасибо вашим врачам.
— Я рад. — Президент как-то неловко откашлялся и сказал: — Я взял это дело под свой личный контроль и сделаю все, чтобы преступник был пойман и наказан.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Турецкий.
— Как идет ваше расследование?
— Да в принципе оно уже закончено.
Василяускас приподнял брови:
— Вот как?
— Да, — кивнул Турецкий.
— Значит, вы уже нашли преступника, убившего вашего депутата?
— Нашел, — просто ответил Александр Борисович.
— Гм… Насколько я понял, именно по этому вопросу вы ко мне и пришли. Иодалис говорил мне, что у вас есть подозреваемый. Но он также сказал мне, что улики, собранные вами, не дают твердого основания на задержание и арест. Я очень хочу вам помочь, Александр Борисович. Ведь, укрывая преступника, мы тем самым подвергаем опасности жизни наших граждан. Однако же я не могу действовать вопреки закону.
— Это верно, — согласился Турецкий. — Вопреки закону действовать нельзя. Но улики у нас самые твердые. Кроме того, подозреваемый сам во всем признался.