Факир против мафии
Шрифт:
— Потому что его скрючило, как букву «зю»!
Кулаки Эла машинально сжались. В его груди закипела холодная злоба.
— Не очень-то ты его любила, — проговорил он. — А может, ты сама устроила ему этот «аппендицит», а? — Он осклабил желтоватые зубы. — Ты ведь хитрая. Ты — хи-итрая, с-сука.
— Что? Что ты сказал?
— Я сказал…
Регина быстрым движением схватила со стола пластиковую пепельницу и швырнула ее в лицо Элу. Он даже не думал уклоняться. Круглая пепельница ударилась о его щеку, оставив на ней грязное пепельное пятно, и отлетела на пол.
Эл поднял руку и медленно вытерся.
Регина прочла это в глазах Эла. Она вскочила с кресла и бросилась в спальню, где в прикроватной тумбочке у нее хранился пистолет.
Она была ближе к двери спальни, чем Эл, и все же он настиг ее — одним мощным броском. Регина под тяжестью его тела споткнулась и упала, ударившись головой об дверной косяк. Из рассеченного лба на пол брызнула кровь, но сознание Регина не потеряла.
— Я тебе покажу, с-сука, — по-звериному рычал у нее за спиной Эл, с треском срывая с нее платье. — Ты узнаешь, что такое настоящее зло! Ты узнаешь, как презирать таких людей, как я!
Регина забилась на полу, пытаясь сбросить с себя Эла. Она попробовала закричать, но пальцы Эла — небольшие и твердые, словно они были сделаны из дерева, — сомкнулись на ее шее. Регина захрипела.
— С-сука… — продолжал рычать Эл. — Ты узнаешь… Ты все узнаешь…
Регина напряглась и дернулась что было сил — ей почти удалось выскользнуть из-под разъяренного бандита, но Эл схватил ее пальцами за волосы и несколько раз сильно ударил лицом об пол. Перед глазами у Регины ярко вспыхнуло, и вслед за тем она погрузилась во тьму…
Филя вошел в подъезд, и тут его снова обуяли сомнения. Какое он имеет право вторгаться в жизнь Регины? И с какой стати он решил, что Эл — наемный убийца? Возможно, он простая «шестерка» и сейчас сидит у Регины на кухне и рыдает, оплакивая свою горькую судьбу. Все-таки с арестом Отарова Эл лишился хорошо оплачиваемой работы. К тому же теперь он беззащитен перед лицом судебных органов, а даже за простой бандитской «шестеркой» должны числиться грешки, за которые любой уважающий себя судья отправит его «на галеры» года на два-три.
А Регина, должно быть, утешает его. Может быть, даже обещает взять на работу — курьером или каким-нибудь вторым помощником третьего подавальщика.
И тут в памяти у Фили всплыл тот краткий разговор между Региной и этим Элом.
— Эл? Какого черта тебе здесь нужно?
— Я по делу.
— У меня с тобой нет никаких дел!
Филя тряхнул головой. Нет, все это чушь. Не похож Эл на простую «шестерку». Уж больно независимо вышагивает и слишком уж твердым и проницательным взглядом оглядывает окрестности. Нет, он точно ликвидатор!
И Филя, не дожидаясь лифта, рванул вверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Остановившись перед дверью квартиры Регины, Филя хотел было позвонить, но тут ему показалось, что он слышит за дверью какой-то шум. Он замер на месте и прислушался. Шум явно доносился из квартиры. Филя схватился за дверную ручку и нажал на нее — дверь оказалась не заперта.
Миновав просторную прихожую, Филя вбежал в гостиную. В то же мгновение прогремел выстрел, и пуля обожгла ему щеку.
Увидев лежащую на полу Регину и сидящего рядом Эла с пистолетом в руке, Филя не раздумывал ни секунды. Он бросился прямо на пистолет. Эл успел нажать на спусковой крючок еще раз, но и вторая пуля не смогла остановить Филю. Она просвистела у него над ухом и впилась в стену, выбив из нее облачко штукатурки.
Завязалась борьба. Оба противника были невысокими и легкими, но в то же время жилистыми и тренированными. Филя перехватил руку, сжимающую пистолет, и пытался вывернуть ее на болевой прием, но Эл не поддавался. Оба хрипло дышали и смотрели друг на друга — глаза в глаза. По напряженному лбу Фили скатилась капля пота и упала вниз, попав бандиту на бровь. Скатившись по надбровной дуге, капля застыла у края его глаза. Эл заморгал.
Филя на мгновение ослабил хватку и, когда Эл рванулся вперед, освобождая руку с пистолетом, резко ударил его головой в переносицу. Голова Эла откинулась и стукнулась об пол. Он застонал от боли и зажмурил глаза.
Филя снова перехватил руку бандита, пытаясь вырвать пистолет, но получил сильный удар в живот и отпрянул назад. Рука, сжимающая пистолет, дернулась, и Филя что было сил ударил по ней кулаком. Кисть бандита вывернулась, и в этот момент он нажал на спусковой крючок. Прогремел третий выстрел.
Тело Эла выгнулось дугой, словно стянутое судорогой, затем расслабилось и вытянулось на полу. В его груди, чуть повыше солнечного сплетения, зияла дыра, окаймленная обгоревшей рубашкой, и из нее, бурля, сочилась темно-багровая кровь.
Филя оставил бандита, встал на ноги и, пошатываясь и тяжело дыша, подошел к лежащей на полу Регине. Он опустился на колени и приложил палец к ее шее. Некоторое время молчал, держа палец на артерии Регины, стараясь уловить хоть малейшую пульсацию крови. Но все было бесполезно. Филя убрал руку, откинул белокурые волосы и увидел на белоснежной шее Регины несколько синеватых пятен.
Самая красивая женщина в мире была мертва.
И тогда Филя заплакал. Он плакал по своей потерянной надежде, по будущему, которое так и не наступило для Регины. Слезы были горячими, они обжигали щеки Фили, но он ничего не мог с собой поделать. Последний раз он плакал, когда ему было десять лет. В тот раз он плакал от обиды; и сейчас он понимал, что почти три десятка лет нисколько его не изменили. И он все тот же обиженный мальчишка, который готов выдержать любую боль, любую пытку, но не в силах вынести измену человека, образ которого отпечатался в его душе, не в силах вынести унижение, которому подвергла его судьба, лишив самого главного, что только может быть на свете, — надежды.
Отаров выглядел скверно. Он был весь какой-то поникший, с опухшим, одутловатым лицом, мелко подрагивающими руками. Веки на его глазах набрякли, и глаза, скрытые в складках кожи, смотрели на Турецкого, как два крошечных озлобленных зверька, забившиеся в глубину норы или дупла.
Отаров вытер губы грязной ладонью и хрипло произнес:
— Хорошо. Я… буду говорить. Но сначала… расскажите вы.
Турецкий стряхнул с сигареты пепел, прищурился и спросил: