Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю
Шрифт:
Это, конечно, неправдоподобно. Немцы захватили Париж, их сапог стоял на горле Франции. В конечном счете они заставили бы французов предоставить им право полного распоряжения этими кораблями. Французские гарантии ничего не стоили, и это надо понимать. Дарлану и его адмиралам следовало усмирить гордость, отказаться от притворной автономии и сделать то, что предлагал Черчилль, – отплыть в британские порты или к Карибским островам. Поступи так Дарлан, он стал бы героем.
Обязанностью Черчилля как премьер-министра было устранение любой угрозы независимости страны. И он был прав, проявив беспощадность в Мерс-эль-Кебире, потому что на следующей неделе началась Битва за Британию.
В
Они наблюдали за тем, как их защитники из Королевских ВВС демонстрировали чудеса высшего пилотажа, порою сбивая неприятеля, а порою терпя крушение – тогда со страшным взрывом самолет превращался в искореженную груду металла. Так продолжалось неделя за неделей, и все понимали, что стоит на кону: воздушная атака была прелюдией к полномасштабному вторжению в Британию. Были все основания полагать, что эта цель станет очередной в гитлеровском маршруте завоеваний.
Некоторые склонны утверждать, что Черчилль преувеличивал угрозу вторжения, чтобы укрепить национальную сплоченность и получить поддержку страны. Я не думаю, что это так. Черчилль считал угрозу настолько реальной, что в июне 1940 г. он посещал стрельбище в Чекерсе, практикуясь со своим револьвером и винтовкой Манлихера. Он отслеживал приливы, чтобы понять, когда могут появиться немцы.
Deutsche Allgemeine Zeitung пророчествовала 14 июля, что Лондон повторит судьбу Варшавы и превратится в пепел. 19 июля Гитлер выступил в рейхстаге, предложив Британии выбор между миром и «бесконечными страданиями и невзгодами». Он выработал план: десантная операция, названная им «Морской лев», предполагала морское вторжение на южное побережье по нескольким направлениям.
Если бы Гитлер завоевал господство в небе и на море, он, несомненно, начал бы эту операцию. У побережья Голландии было собрано 1918 барж, и, сумей Гитлер переправить войска через Ла-Манш, неизвестно, оказывала ли бы Британия долгое сопротивление. Ее армия была разбита при Дюнкерке, в стране не было укреплений и резервных позиций.
На протяжении 900 лет никому не удавалось вторгнуться в Британию успешно. И Лондон был не только самым большим и раскинувшимся городом Европы (огромной толстой коровой, как говорил Черчилль), но и наименее защищенным. Единственные из уцелевших крепостных стен были построены римлянами и не очень-то хорошо сохранились.
По стратегическим соображениям Гитлеру настоятельно требовалось атаковать Британию: чтобы вывести ее из игры до похода на восток и нападения на Россию. Еще в июле 1940 г. очертания и динамика войны были понятны Уинстону Черчиллю – так же ранее он предсказал ход Первой мировой войны.
«Гитлер должен организовать вторжение или потерпеть неудачу. Если он потерпит неудачу, ему придется идти на восток, и его ждет крах», – сказал Черчилль в Чекерсе 14 июля. Безошибочное и четкое видение большой картины подсказывало ему: если Британия выдержит, если Британия будет упорствовать, Гитлер проиграет, потому что даже нацистская военная машина не могла вести войну на два фронта одновременно.
Благодаря Черчиллю – и в критические моменты благодаря ему одному – Британия упорствовала. Очевидно, было нечто магическое в его руководстве в то лето. Со своей поэтической, временами шекспировской манерой выражаться он наполнял людей благородными и возвышенными помыслами, и они верили: то, что делается сейчас, важнее и лучше всего, что они делали когда-либо в прошлом.
Черчилль мысленно соединял идеи английской идентичности и свободы, хорошая погода способствовала ему, ведь нет ничего более привлекательного, чем Англия в июне. И возможно, эта мягкая красота обостряла те чувства, к которым взывал Черчилль: угроза должна быть отражена и ради этого острова стоит сражаться и умирать. Благодаря Черчиллю люди представляли себя небольшой группой героев – вроде горстки пилотов Королевских ВВС, – сражающейся против тирании вопреки всем трудностям. Это была история, идущая от Фермопил до Роркс-Дрифт [74] , – вечная и вдохновляющая история противостояния немногих многим.
74
В сражении у Роркс-Дрифт 140 британцев вступили в бой с 4000 зулусов.
В состоянии подпитанного адреналином оживления британцы достигали удивительных свершений. Я сумел найти только один период за последние 120 лет, когда промышленное производство в Британии превзошло немецкое – и это было летом 1940 г. Британия произвела больше самолетов, чем Германия, и к осени сумела выпроводить люфтваффе. Геринг сделал фатальную ошибку, направив основной удар своих истребителей и бомбардировщиков на города Британии, а не на аэродромы Даудинга [75] .
75
Даудинг Хью (1882–1970) – Главный маршал авиации, руководивший в 1936–1940 гг. истребительной авиацией Британии.
Немцы так легко могли победить. Были вечера, когда все самолеты, имевшиеся в британском распоряжении, находились в воздухе, отчаянно стараясь сдержать натиск неприятеля. Если бы Геринг господствовал в небесах, десантный флот смог бы спокойно пересечь Ла-Манш, и эта армада стала бы еще более угрожающей и смертоносной – а уверенность Гитлера возросшей – при добавлении тех самых французских военных кораблей.
Немецкий флот приобрел большой опыт в норвежской кампании. Увеличившись за счет французского, он мог стать непобедимым. То, что устроил Черчилль в Мерс-эль-Кебире, на самом деле являлось бойней, но она была необходима. Это было страшное и просчитанное деяние военачальника из степей Средней Азии, насаживающего черепа на шесты.
Именно им и стал Черчилль – военачальником. Он руководил военными действиями и направлял их так, как это было бы немыслимо для современного демократического политика. Он делал для Франции все, что было в его силах, вплоть до капитуляции, прилагая усилия и после нее. Он заставлял своих генералов посылать туда людей и вооружения спустя долгое время после того, как стало очевидно, что игра окончена. Его даже обвиняют за бессмысленное растранжиривание 51-й хайлендской дивизии, многие военнослужащие которой были убиты или захвачены в плен, за трату времени и энергии на попытку создать редут вроде астериксовского против нацистов в Бретани.
После того как Франция пала, Черчилль сделал единственно возможное логическое заключение. И настоящая трагедия состоит в том, что ни адмирал Жансуль, ни Дарлан не видели, как радикально изменился их мир. Мне кажется, я понимаю, почему палата общин была так воодушевлена этим гнетущим и во многом отвратительным кровопролитием.
Отчасти это было вызвано тем, что Британия наконец проявила воинственность после года смятения, хаоса и эвакуаций – от Норвегии до Дюнкерка. Британские вооруженные силы «выиграли» хоть что-то, не важно, сколь односторонним было состязание и как фальшива победа.