Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю
Шрифт:
Шестидесятидевятилетний ветеран войн на четырех континентах настаивал еще на одной опрометчивой эскападе. Он собирался воспользоваться своим правом министра обороны, для того чтобы отправиться с кораблем Королевского флота «Белфаст» к побережью Нормандии и лично наблюдать за первыми обстрелами немецких позиций. Он не хотел находиться там на следующий день после вторжения или спустя два дня: Черчилль намеревался быть в первой волне кораблей и десанта, чтобы видеть, как вода взбаламучивается машинами и обагряется кровью, чтобы слышать, как взрываются снаряды.
Идея была сумасшедшей. Во всяком случае, так считал личный секретарь короля сэр Алан «Томми» Ласселс. В первый раз он услышал о ней 30 мая, когда король вышел с завтрака, состоявшегося тет-а-тет с Черчиллем в Букингемском дворце. Премьер-министр сообщил о намерении сесть на британский легкий крейсер и
«Так не пойдет», – сказал Ласселс сам себе, но сначала пытался вести себя непринужденно. Он спросил у короля, будет ли это справедливо по отношению к королеве. Также потребуется дать совет молодой принцессе Елизавете по выбору премьер-министра – на тот вполне возможный случай, когда и глава британского государства, и глава правительства окажутся на дне Ла-Манша. А каково будет бедному капитану судна «Белфаст», добавил Ласселс, ведь ему придется беспокоиться о своих священных подопечных во время того, что наверняка будет инфернальной канонадой.
Гм, сказал король, ему не хотелось, чтобы его обвинили в такой эгоистичности. Он понял суть возражений. За несколько минут придворный сумел переубедить суверена. А как же Черчилль?
Ласселс быстро набросал письмо для короля, которое Георг VI послушно переписал собственной рукой и отослал на расположенную рядом Даунинг-стрит.
Мой дорогой Уинстон [обращается король (или Ласселс)],
я много думал о нашем вчерашнем разговоре и пришел к заключению, что будет неправильно ни для Вас, ни для меня присутствовать там, где мы собирались находиться в день начала операции. Полагаю, не нужно подчеркивать, что будет означать лично для меня и для всего дела союзников, если при этом случайная бомба, торпеда или даже мина устранит Вас с места событий; в равной степени смена суверена в этот момент была бы серьезным вопросом для страны и Империи. Я знаю, что мы оба должны страстно желать очутиться там, но я со всей серьезностью прошу Вас пересмотреть свой план. Я предчувствую, что наше присутствие на корабле или кораблях будет в тягость сражающимся на них, что бы мы им ни сказали.
Итак, как я пояснил, вопреки своим желаниям я пришел к заключению, что для нас будет правильным оставаться дома и ждать, как обычно подобает тем, кто находится на вершине власти. Я очень надеюсь, что Вы также разделите мое понимание. Беспокойство предстоящих дней усугубится для меня, если я буду знать, что помимо всего существует риск, пусть и отдаленный, лишиться Вашего совета и помощи.
83
R. I. – сокращение от Rex et Imperator, король и император (лат.).
Элегантное королевское вето ничего не достигло. Черчилль продолжал ковать свои планы. На следующий день состоялось совещание в «комнате карт» правительственного бункера на улице Сторис-гейт. Адмирала сэра Бертрама Рамсея оторвали от дел и попросили объяснить королю и Черчиллю, как Черчилль мог бы поприсутствовать при высадке в Нормандии. Рамсей сделал все, что было в его силах, чтобы похоронить идею. Он сказал, что корабль подойдет к французскому берегу не ближе чем на 13 километров. Черчилль не сможет ничего увидеть и будет знать о происходящем меньше, чем те, кто остался в Лондоне.
Затем Рамсея попросили выйти из комнаты. Когда он вернулся, ему сообщили, что план изменился. Операция «УЧ» будет продолжена, причем вместе с королем. Рамсей взбесился, или, как выразился Ласселс в своем дневнике, «на это несчастный человек, что вполне естественно, отреагировал очень бурно».
К этому моменту Черчилль мог понять, что заполучить короля на борт будет очень трудно, поэтому решил отказаться от проигрышного дела. Он объявил «в своей самой пророческой манере», что ему потребуется одобрение кабинета министров на присутствие короля на крейсере «Белфаст», а он не может рекомендовать это. Черчилль продолжал брюзжать, и Ласселсу стало ясно, что премьер-министр по-прежнему намерен отправиться сам. Придворный не стал сдерживать ужас и неодобрение, отразившиеся на его лице.
Как выразился король: «Лицо Томми становится все длиннее и длиннее». Черчилль не обращал на это внимания, так что – с некоторыми затруднениями – Ласселс снова прервал разговор и обратился к королю:
«Я подумал, сэр, что вам не будет легче, если в разгар операции “Оверлорд” придется искать нового премьер-министра».
«О, – сказал Черчилль, – об этом есть уже договоренности. Кроме того, я не считаю, что риск – сто к одному».
Затем Ласселс аргументировал, что Черчилль поступает вопреки конституции: никакой королевский министр не имел права покидать страну без согласия суверена. Черчилль иезуитски возразил, что британский корабль «Белфаст» не мог считаться заграницей, он был королевским крейсером. Ласселс сказал, что «Белфаст» выйдет далеко за пределы британских территориальных вод, но все было бесполезно. Это походило на попытку удержать слона за хвост.
Ласселс покинул встречу с ощущением, что «в этом случае его вздорность превратилась в полнейший эгоизм». Все были против: персонал на Даунинг-стрит, Паг Исмей, Клементина. Но Черчилля охватила абсолютная решимость: вдохнуть запах кордита, увидеть фонтаны соленой воды в море после взрывов снарядов и бомб вокруг него. Как поступить Ласселсу?
Он решил, что единственным возможным ответом было новое монаршее послание. Ласселс сел и написал черновик второго, более жесткого внушения короля Черчиллю.
Мой дорогой Уинстон,
я хочу обратиться к Вам еще с одним призывом не выходить в море в день начала операции. Пожалуйста, примите во внимание мое положение. Я моложе Вас, я моряк и как король руковожу всеми вооруженными силами. Ничего мне не хочется так, как быть на корабле, однако я согласился остаться дома; будет ли справедливо с Вашей стороны делать в точности то, что желал бы сделать я сам? Вчера днем Вы сказали, что будет замечательно, если король поведет свои войска в битву, как в старые времена. Но, если король не может так поступить, премьер-министру, наверное, не стоит занимать его место. Рассмотрите теперь Ваше собственное положение. Вы увидите мало, но пойдете на большой риск и будете недоступны в критическое время, когда, возможно, придется принимать важные решения. Кроме того, сколь бы Вы ни были малозаметны на борту, одно Ваше присутствие ляжет тяжелым грузом дополнительной ответственности на адмирала и капитана. Как я отметил в моем предыдущем письме, это безмерно усилит мое беспокойство, и Ваше отбытие без консультации с коллегами по кабинету поставит их в трудное положение, из-за чего они будут оправданно возмущаться.
Я прошу Вас самым серьезным образом рассмотреть этот вопрос со всех сторон, и пусть Ваши личные желания, которые я прекрасно понимаю, не приведут к тому, что Вы отойдете от собственного высокого стандарта долга перед государством.
Спор теперь стал конституционным кризисом. Только один человек был в состоянии остановить Черчилля, и этим человеком был король. Для того чтобы настоять на своем, Георгу VI пришлось писать дважды и окончательно предупредить Черчилля, что он близок к нарушению всякого мыслимого кодекса верности: верности престолу, верности кабинету, верности вооруженным силам, верности самой Британии. Это сильные слова.
Наконец в субботу, 3 июня, Черчилль с ворчанием пошел на попятную. Он протестовал, что, как министр обороны, может отправиться на любое сражение по своему усмотрению и наблюдать за ним. Тем не менее он угрюмо согласился с ключевым пунктом Георга VI – что было несправедливо удержать монарха от поездки в Нормандию и затем отправиться туда самому, украв тем самым гром короля. «Разумеется, это сильный аргумент», – сказал Черчилль.
Данный эпизод проливает свет на нервозную обстановку в правящих кругах накануне высадки в Нормандии, на непростые отношения между министрами и престолом – этот пример является одним из немногих в XX в., когда король явно пресек намерения премьер-министра. Посредством Томми Ласселса мы видим роль «их» – серых мандаринов и придворных, принимающих те решения, которые неспособны принять политики (так продолжается и по сей день).
Письмо короля Георга VI Черчиллю