Фактор страха
Шрифт:
Но постепенно жизнь вошла в прежнюю колею. Толик даже умудрился жениться на скромной девушке, приехавшей из провинции. В девяносто пятом родился мальчик. Однако провал с наркоторговцами нет-нет да и всплывал в памяти, нервируя Шпицына.
Сегодня ему позвонил адвокат Чиряева из Берлина. В Москве время близилось к полудню, а в Берлине была половина десятого. Тумасов сказал, что необходимо найти Егора Фанилина и сообщить Очеретину об измене Мары. Но Очеретин, оказывается, все знал еще накануне. Кто-то подбросил ему фотографии. Очеретин потратил всю ночь, чтобы найти Фанилина.
В полдень Очеретину позвонил Шпицын, сообщивший о разговоре с Тумасовым. Это был сигнал к действию. Для Чиряева Мары больше не существовало. Очеретин, взяв двух телохранителей, отправился к ней домой. В это время уже пролежавший несколько часов в канализационном люке Егор даже представить себе не мог, как ему «повезло». Если бы его не застрелили, пытки, ожидавшие его, оказались бы пострашнее средневековых.
Шпицын теперь возглавлял охранное частное агентство «Чагчаран», сменив на этом месте убитого месяц назад Артемьева. Сотрудники агентства подозревали, что Шпицын и стоявшие за ним люди знали о гибели Артемьева несколько больше, чем следователи, но предпочитали об этом молчать, опасаясь за собственную жизнь. Тем более что в агентстве Артемьева не любили.
Шпицын сидел у себя в кабинете, когда зазвонил телефон. Он схватил трубку, надеясь услышать, что Фанилина наконец нашли. Но звонок оказался неожиданным.
— Здравствуй, Толик, как дела?
— Добрый день, — растерянно ответил Шпицын.
— Узнал меня?
— Конечно, узнал, — пробормотал Шпицын, — я вас сразу узнал.
У братвы было принято обращаться друг к другу на «ты». Но звонил сам Алик Галкин, Шахматист, друг одного из крупнейших подмосковных авторитетов Евгения Чиряева, и Толик не отважился на подобную фамильярность.
— У Жени неприятности, — сказал Шахматист, — ты можешь ко мне приехать прямо сейчас?
Это была не просьба — приказ. А приказы нарушать не положено.
— Конечно, могу, — выдохнул он, — у Евгения Алексеевича неприятности, мы и принимаем меры. Я только Матвея предупрежу и сразу приеду. Евгений Алексеевич дал нам поручение.
— Дурак, — с презрением бросил Шахматист, — сказано приезжай, значит, приезжай. Звонить еще вздумал кому-то.
— У нас поручение…
— Я говорю тебе, не нужно звонить. Нет больше твоего Матвея.
— Как это нет? — шепотом спросил Толик. — Полтора часа назад мы с ним разговаривали.
— Он умер, — сообщил Шахматист, — приезжай скорее. Дело важное есть. Знаешь, где я обычно обедаю? Там и встретимся.
— Да, да, конечно. — Толик осторожно положил трубку, подумал с минуту и быстро позвонил по мобильному Очеретину. Телефон работал. Это немного приободрило Толика. Но никто почему-то не брал трубки. Наконец раздался незнакомый мужской голос:
— Слушаю вас. — Шпицын замер. Говорить было опасно. Но, с другой стороны, все надо проверить.
— Алло, — срывающимся от волнения голосом сказал Шпицын, — алло, кто говорит?
— Кто вам нужен? — И тут Шпицын понял, что это водитель, тот самый, которого Чиряев приставил к своей женщине.
— Костя, ты? — спросил Шпицын.
— Да, я, — ответил водитель.
— Уже понял, что ты, — раздраженно заметил Шпицын. — Что случилось? Где Матвей?
— Убили Матвея, — сообщил водитель, — он тут передо мной сидит. Убили его.
— Как это убили? Как это сидит? — запсиховал Шпицын. — А ты где был?
— Внизу, в машине ждал.
— Ты кому-нибудь звонил? — быстро спросил Шпицын.
— Никому, — ответил водитель, — я только вошел, когда телефон зазвонил. Открыл своими ключами дверь и вошел. Телефон на полу лежал, — он говорил сдавленным шепотом, словно опасаясь, что могут услышать.
Откуда Шахматист знает, что убили Матвея, если водитель никому не звонил, закралось подозрение.
— Ты видел, кто его убил?
— Не видел. Я внизу был, Матвей не велел подниматься.
— Как это не видел? — заорал Шпицын. — Ничего не видел, ничего не знаешь, никому не звонил. Маме своей лапшу на уши вешай, сука. Я тебя спрашиваю, кто убил?
— Не знаю. Я не видел, чтобы кто-нибудь входил в дом. Только два мужика приезжали, ящик тащили. Больше никого не было.
— Я тебе покажу ящик. Это ты звонил Шахматисту?
— Какому Шахматисту? — удивился водитель. — Никому я не звонил…
Шпицын бросил трубку, поднялся, подошел к сейфу, взял пистолет. Подумав, вышел в приемную и сказал секретарше, которая вскочила при его появлении, сразу определив, что он не в духе:
— Собери всех наших людей. Тех, у кого есть право на ношение оружия. Пусть приедут сюда. Мне нужны три машины с ребятами.
Он забыл спросить водителя про Фанилина и Мару. Впрочем, черт с ними, с этим можно потом разобраться. Сейчас нужно сообразить, зачем позвонил Шахматист. Ведь они с Чиряевым друзья. Неужели это его люди убрали Матвея? Но с какой целью? И как они могли узнать, что Матвей у Мары? Водитель клянется, что никому не звонил. Выходит, Шахматисту это стало известно раньше, чем водителю. Вообще он первый узнал. А узнать первым мог только убийца. Или тот, кто послал убийцу. Голова пошла кругом. Не поехать к Шахматисту нельзя, поехать и подставить себя под пули — глупо. Если Матвея застрелили по приказу Галкина, то следующий — он, Толик Шпицын. Но зачем Шахматисту убивать людей своего друга и союзника? Шпицын вытер пот с лица и закусил губу. Нужно было принимать решение.
Москва. 11 мая
Дронго приехал в прокуратуру, когда у Романенко шло совещание. Проводил его заместитель прокурора республики, и Всеволод Борисович при всем желании не мог выйти, пока оно не закончится. Пришлось Дронго дожидаться в коридоре. Он позвонил своему водителю и напомнил, что в три часа надо заехать за женщинами, которые сейчас находятся у него в доме. Только в полдень Романенко освободился, прошел вместе с Дронго к себе в кабинет и запер дверь на ключ, чтобы им не мешали. Затем сел напротив Дронго, извинился за то, что заставил его ждать, и перешел к делу.