Фактор жизни
Шрифт:
«Но он же не похож на других оракулов, – подумал Том. – Ну нисколечко не похож».
– Кажется, он собрался здесь заторчать. – В голосе Труды не было радости.
Вытянув тонкие лапки, с заднего сиденья мобиля поднялся черный двенадцатигранник. Словно паук. Он направился в центр рынка и опустился на пол. Лапки на мгновение втянулись внутрь, снова вытянулись, открывая глазу многочисленные сочленения, и уперлись в каменные плиты. Теперь кончики паучьих лап были расставлены по окружности диаметром около пятнадцати
– Том, я думаю, тебе пора домой.
– Но… – Юноша посмотрел на палатку отца. Ничего особенного не происходило. Отец точно так же, как и все остальные, смотрел на Оракула.
Между тем двенадцатигранник вновь начал расти. Он рос до тех пор, пока не коснулся потолка. Вниз скользнула прозрачная пленка, растягиваясь между длинными членистыми ногами.
– Как палатка, – пробормотал кто-то в толпе.
«Точно», – подумал Том.
Пленка достигла пола, застыла и стала непрозрачной, образовав матовое черное полушарие.
«Ловкий трюк», – подумал мальчик.
– Пожалуйста, Том, – голос Труды возвратил юношу к действительности. – Я хочу, чтобы ты ушел.
Том открыл было рот, чтобы спросить, почему… и замер. Стройная женщина пробиралась сквозь толпу. Медно-красные локоны ее были покрыты синим шелковым шарфом. Незнакомка прошла через ряды милиционеров, выбралась на расчищенное от толпы место.
– Они ждали ее, – пробормотала Труда.
У незнакомки была фигура танцовщицы: тонкая талия, прямая спина.
– Святая Судьба! – разнесся над площадью тоскливый голос отца. – Спаси и сохрани!
«Да это же мама!» – удивился Том.
Подойдя к черной палатке, мать остановилась возле улыбающегося Оракула, учтиво предложившего ей руку. Мембрана раздвинулась перед ними, собравшись в гармошку.
«Мама, – подумал Том. – Что ты тут делаешь?»
Мать и Оракул прошли внутрь «палатки», и мембрана закрылась, скрыв их от взоров толпы.
Глава 5
Возненавидев себя, Том тем не менее привел голограмму в движение.
– Она без конца терла свои руки. – У отца перехватило от волнения горло. – И делала это часами. Даже во сне.
– Ах, Деврейг! – Труда, сидевшая за столом напротив отца, сжала его руку. – Но она пришла домой прошлой ночью. – Это был не вопрос, а утверждение.
Изображение застыло.
Том откинулся на спину, сердце его бешено колотилось. Он сидел на кровати, опершись спиной о стену, от которой веяло ледяным холодом.
– Такова твоя Судьба, мама… – Он произнес эти слова тихо, хотя комната была пуста. – Но почему?
Мальчик щелкнул пальцами, и голограмма вновь пришла в движение.
– Да. – Отец глядел в ту сторону, где в нише, за незадернутой занавеской,
На мгновение Тому показалось, что отец смотрит прямо ему в глаза.
– Она танцевала для него вчера вечером.
– Да. Там наверху труппа Шалко в фаворе. – Отец указал на потолок, подразумевая, что его жена известна на более высоких стратах. – До сих пор, наверное.
Речь шла о труппе, в которой танцевала мать. И откуда она убежала, когда ей было чуть больше, чем Тому сейчас… Вот и все, что знал сын о прошлой жизни своей матери.
– Так что на него произвели впечатление рекомендации, которые сохранились у нее с тех пор, – сказала Труда. – Но непонятно, почему он так долго ждал. Ведь он – Оракул, не так ли?
Отец потупился.
– Я не достоин ее, Труда. И никогда не был достоин.
– Она любит тебя, – слова Труды прозвучали не особенно убедительно.
– Танцоры не так глупы, ты же знаешь.
Отец откинулся на спинку стула и провел пальцами по своим растрепанным седым волосам.
Том поглядел на пустой стол посреди комнаты, затем на изображение, парящее перед ним.
– Она изучала физиологию, училась пению, драматическому искусству… Ее выступления, должно быть, были очень эффектны.
Труда покачала головой.
– Это лишь внешняя сторона, – сказала она. – Это то, как тебя воспринимают другие люди.
– Возможно. Но выступать наверняка лучше, чем гнить здесь! – Отец взмахнул, обводя рукой комнату.
Том огляделся вокруг и недоуменно вздохнул. Что здесь не нравилось взрослым?
– Вспомни, какой ты нашел ее, – сказала Труда.
– В то время удача отвернулась от нее, – ответил отец. – И в этом все дело.
Том почувствовал боль в животе.
Долго было тихо, потом вновь зазвучал голос Труды:
– Ты говорил, что она постоянно трет руки… Это плохой знак, Деврейг. Если бы ты мог забрать ее отсюда на несколько дней…
– У меня нет разрешения на путешествия.
– Но это недалеко, всего один или два клика отсюда. Я знаю людей в районе Фарлгрин…
Отец покачал головой.
– А ты знаешь, когда человек трет руки? – спросил он через некоторое время. – Она делает это только тогда, когда очень расстроена…
– Как-то мы говорили об этом. – Труда постучала костлявыми пальцами по столу. – Когда она… Ну да ладно, это не важно. Бабьи разговоры. – Труда взглянула отцу в глаза. – Послушай моего совета. Я ведь не так часто даю советы.
– Неужели? – Отец натужно рассмеялся. – Я помню время…
Рука Тома рассекла воздух, и голограмма исчезла. Мальчику было стыдно: поставить на запись инфор, никому не сказав об этом. Но ведь никто так и не объяснил ему, что произошло.