Факультет Романтики. Ромфак
Шрифт:
– Люцифер? Ты что тут делаешь? Кто отправил тебя в мир смертных? – спрашивал снова и снова златовласый миловидный мальчишка лет двенадцати, моргая ярко-голубыми, как безоблачное небо, глазами. Он был размером не больше обычного домашнего кота, и сидел на краешке стола так близко к девчонке с темными короткими волосами, что мог с легкостью до нее дотянуться. За его хрупкими детскими плечами сияла пара ослепительно-белых крыльев, в тон его легкой греческой тоге. – Твой отец, вообще, знает, что ты тут?
– Знаешь что, Амурчик, мне уже три сотни лет! – прошипел его бессмертный собеседник, еще один вечно-юный мальчишка, который взрослел не годами, а тысячелетиями. Он был обычного роста, привычного для паренька лет пятнадцати, бледнолицый, темноглазый и с головой закутанный в плотный черный плащ, такой плотный и толстый, словно сотканный из тьмы беззвездной ночи. За его спиной торчали угольно-черные перепончатые крылья, как у огромной летучей мыши. – Где хочу там и гуляю! Я здесь на каникулах! Мне надоело сидеть в Тартаре и играться с Цербером!
– Я тебе не Амурчик! Меня зовут Джонас, что значит, голубь… – уверенно начал Купидон, крепче сжимая свой золотой лук, что висел у него через плечо.
– Для меня ты всегда будешь голубок! – нахально перебил демон, сверкая своими черными без белков и зрачков глазами. Следом он добавил с нескрываемой гордостью. – Я не Люцифер, не путай меня с братом! Меня зовут Люциморт, что значит гибель света!
– Эм… ты имел ввиду – гибнущий от света, да? – передразнил его Джонас, который гораздо лучше знал древнейший язык.
Люциморт сделал вид, будто ничего не услышал. Он не мог и пальцем тронуть Купидона, для него это было все-равно, как прикоснуться к открытому огню. Незримый мальчишка демон сидел на том самом свободном мягком пуфике, что одиноко пустовал рядом с пацанкой. От его плотного черного плаща вверх поднимались еле заметные белые клубы тумана, какие бывают, когда кто-то разгоряченный выходит из бани на мороз. Только сейчас все было с точностью, но наоборот – это в кофейне было тепло, а от парня, как от свежего куска льда, по комнате растекался холод. Вот почему голубоглазая девчонка, сидящая рядом с ним в одних джинсах и футболке, мерзла и дрожала, а ее кофе остывало с такой скоростью, будто его поставили в холодильник. Согласно законам физики так всегда бывает, когда любой призрак или демон приходит в мир смертных, то он отнимает тепло и энергию у всего живого, часто ломая и разрушая все, к чему прикасается, вызывая у людей самые негативные эмоции безо всяких на то причин.
– Значит, голубочек, эта лохматая с темными волосами – та самая смертная, что помешала мне вырвать у тебя колчан со стрелами вчера вечером, да-с? – зло проскрипел зубами Люциморт, небрежно кивая в сторону голубоглазой пацанки. Его черные глаза, как две дыры в потусторонний мир, совершенно не имели белков и поглощали не только свет с теплом, но и надежду. Младший и самый любимый сын Аида скинул с головы свой глубокий черный капюшон: во все стороны, как змеи, по его плечам разбежались длинные иссиня-черные пряди волос. Значит, в кофейне стало уже достаточно холодно, и он может снять шапку. Еще минут двадцать-тридцать, и на окне вместо мокрых разводов дождя станут проступать узоры инея. Но адский холод – это, увы, далеко не самое страшное, что в мир смертных может принести с собой демон, тем более такого уровня, как сын самого Аида.
– Что ты молчишь, пернатый? Я все и так давно знаю, какое желание она у тебя попросила! Значит, теперь ты охраняешь ее сердце от стрел других Купидонов? Чтобы девочка не могла влюбиться? Ха! Какое верное у нее желание! И… какое глупейшее благородство с твоей стороны! Ну посмотри ты на этих смертных! Какие же они жалкие, слабые и никчемные! Ой… ауйч! Будь ты проклята до седьмого колена, ведьма!
В этот момент между беседующими втиснулась миловидная девушка с длинными русыми косами в фартуке баристы. Она, естественно, совершенно не видела присутствующих мальчишек и осторожно присела на свободный пуфик… а точнее – прямо на колени обалдевшего Люциморта. Тот живо шлепнул по ее уставшей «Мисс Сижу» своими ледяными ладонями, от чего девушка с визгом вскочила на ноги.
– Совсем страх потеряла, курица? В Тартар хочешь? – огрызнулся демон, раздраженно щелкая хвостом в воздухе. У Люциморт был длинный тонкий хвост наподобие обезьяньего, только заканчивался белой пушистой кисточкой, внутри которой обманчиво пряталось жало.
После недолгих возмущений, Дженни осторожно поставила на пуфик графин с молоком, а точнее – прямо на острые твердые колени Люциморта. Девушка, конечно же, ничего не заметила, начала прибирать салфетки на столе и попыталась заговорить с уже стучащей зубами от холода пацанкой.
Так графин с молоком оказался стоящим прямо на коленях у возмущенного демона. Он бы громко лопнул через пару минут, когда жидкость бы полностью превратилась в лед и расперла стекло, но не тут-то было. От черного плаща с шипением повалил густой белый пар, словно в сугроб бросили раскаленный кусок металла.
– О, Слепая Горгулья! Уберите с меня эту дрянь! – визжал мальчишка, топая ногами, словно ему на колени положили горящий раскаленный уголек. Демон отчаянно хлопал своими черными перепончатыми крыльями и тем самым понижал температуру в кофейне еще сильнее. – Жжет-то как! Что это за дерьмо такое?!
– Обычное обручальное кольцо, – ответил его золотовласый собеседник, Купидона, казалось, забавлял тот факт, сто сейчас великий всесильный демон был абсолютно беспомощен перед единственным чувством. Что ж тут поделаешь, если любовь действительно сильнее самой смерти.
Джонас, как ни в чем небывало, продолжал объяснять ситуацию своим звонким мальчишечьим голосом:
– Через пару часов возлюбленный этой девушки сделает ей предложение руки и сердца. Для этого он придумал интересную штуку – приклеил золотое колечко пищевым клеем, каким обычно смертные прикрепляют украшения на сложные торты, ко дну графина, чтобы, как только молоко кончится, девушка увидела сюрприз и при этом случайно не проглотила его раньше времени, но…
– Сними с меня эту мерзость! Убери ее! – кричал демон – в полах его толстого плаща уже давно была прожжена дыра, которая с каждым моментом разрасталась все больше и шире. Даже сын самого Покровителя мертвых ничего не мог поделать с обычным обручальным кольцом, заряженным взаимной любовью двух смертных. Люциморт не мог взять его в руки, боясь обжечься, и потому он с ужасом смотрел, как этот «горящий уголек» прожигает дырку в его любимом плаще и уже частично – в штанах. Еще чуть-чуть, и любимый младший сын Аида превратится в его любимую дочку. – Чтобы вы все сгорели в Тартаре! Проклятые влюбленные!