Факультет рыболовной магии
Шрифт:
– Кто вы? – спросил он невиданных ранее существ.
Живые куколки, преградившие ему путь, не ответили. Голос раздался сзади. Он был каким-то уставшим, казалось, что говорившей слова даются с трудом:
– Меня и моих сестер называют переруслами. Русалками перекатов. Мы живем только в горных речках и наша порода очень малочисленна. Разве рыболов ни чего не слышал про нас?
Только сейчас Железяка вспомнил, что где-то читал про историю возникновения так называемых русалок перекатов, то есть переруслов. Будто бы в верховьях одной из быстрых горных речек обитал царь семужьего племени старый Семг. И будто бы как-то раз попался он на искусственную мушку, на которую ловила рыбу гномиха Изьябелла – большая любительница нахлыста. Снасть была крепкой, и долго длилось противостояние рыбы и гномихи. Старый Семг оказался выносливее, сильнее и к тому же обладал магическими способностями. Мощным рывком сбросил он рыбачку со скалы в воду и, пока та пыталась выплыть, опутал Изьябеллу ее же шнуром по рукам и ногам. Но утонуть не дал, а оттолкал к скрытому от посторонних глаз глубокому омуту с одиноко торчащим из воды камнем. К этому камню Семг благодаря магии сумел привязать пленницу так, чтобы над водой была только голова, а потом надругался над ней. Два дня несчастная Изьябелла оставалась в полуподводном плену, и в это время старый Семг тешился над ней, как насильник, тем самым мстя рыбачке за все зло, которое она и ее соплеменники причинили рыбьему племени. На третий день Изьябелла очнулась на своем берегу – раздетая, до последней степени окоченевшая и сильно оголодавшая. Но гномы не напрасно славятся крепким здоровьем – через три месяца Изьябелла окрепла, встала на ноги и… поняла, что в ее организме произошли изменения: живот стал увеличиваться в размерах, руки ее отказывались делать самую простую работу, зато ноги стали до невозможности мускулистыми. А еще Изьябеллу безудержно тянуло к воде, в воду. И как-то ночью, когда живот стало нестерпимо распирать от чего-то рвущегося наружу, она, обезумев, взяла длинный гномий нож, покинула дом и направилась к тому самому омуту, где в течение двух дней была пленницей рыбы. Семг поджидал ее в омуте, и она, сжимая нож в руке, вошла в воду… На следующее утро гномы нашли ее на берегу реки бездыханную с распоротым животом. О том, что до этого случилось между ней и Семгом, Изьябелла никому не рассказывала, но после ее гибели выяснилось, что вся эта история записана в семейной летописи покойной. Разъяренные гномы поклялись уничтожить насильника Семга, но, сколько ни хлестали воду спиннинговыми и нахлыстовыми приманками, сколько ни ныряли в омутах с трезубцами и не бродили по берегам с острогами, так и не обнаружили старую рыбину. А через некоторое время в той реке появились необычные существа – полурыбы-полугномы с очень симпатичными личиками, маленькими ручками и покрытым чешуей телом с рыбьим хвостом. Совет магов назвал эти редкие существа переруслами, а речку объявили заповедной…
Вспомнив легенду, Железяка вспомнил также, что посчитал ее тогда обычной выдумкой. Что ж, возможно, историю и в самом деле выдумали, но переруслы-то вот они, живехоньки, да еще и разговаривают!
– Моих сестер зовут Иттья и Иссья, – сказали сзади лекпина. – А меня – Иррья. Ты заставил меня сильно страдать…
– Почему? – удивился Алеф и, еле-еле сохранив равновесие, развернулся на сто восемьдесят градусов.
Только что говорившая с ним перерусла была как две капли воды похожа на своих сестер. Но если у Иттьи и Иссьи выражения лиц были спокойно-любопытными, то Иррья постоянно морщилась, словно от беспокоившей сильной боли.
– Мы не причиним тебе вреда, если ты избавишь нашу сестру от боли, которую ей причинил, – в два голоса сказали сзади.
– Какой боли? Я не причинил никому никакой боли, – сказал Железяка.
Тут Иррья, всплеснув руками, приподнялась из воды, так что он успел разглядеть ее маленькие грудки с острыми сосками, в отличие от всего тела, не покрытыми чешуей, и повернулась к нему спиной. Там, где у переруслы начинался спинной плавник-гребешок, среди расплывающегося кровавого пятна Алеф увидел свою недавно оборванную блесну, впившуюся в тело одним крючком тройника.
– Так вот кого я подцепил, – сказал он, и его зубы клацнули от холода.
– Пока ты не вытащишь свои крючки и не залечишь рану, мы не выпустим тебя из реки, – сказали за его спиной две сестры.
– Но как я…
– Быстрей! – простонала Иррья. – Я сейчас истеку кровью…
– Ты должен высосать из раны попавшую туда заразу, – сказали сзади.
– Я готов, но…
– Быстрей…
Железяка понял, что ему и в самом деле следует поторопиться: и пострадавшую по его вине Иррью надо выручать, и самому не околеть от холода. Чтобы не терять времени, он зажал спиннинг и узелок с одеждой под мышкой, схватил переруслу за талию и вытащил из воды. Широкий раздвоенный хвост, шлепнув по воде, обдал его холодными брызгами, но Алеф не обратил на это внимания.
– Ты, пожалуйста, не дергайся! – велел он Иррье, и она замерла в его руках. А Железяка приблизил к себе переруслу, аккуратно, но жестко сцепил зубы на одном из торчащих крючков и резко дернул головой назад. Блесна благополучно выдернулась, и кровяной фонтанчик с силой ударил лекпину в лицо. Не мешкая, он выплюнул блесну в воду и припал губами к ране.
Кровь была холодной, холодней, чем вода в реке. У Алефа даже зубы заломило, когда он отсасывал и сплевывал заразу. Эту процедуру Железяка повторял раз шесть, пока не понял, что кровотечение остановилось. На всякий случай он еще раз прижал губы к ранке, и тут Иррья изогнулась у него в руках, затряслась, задергалась, ее хвост часто-часто замолотил по воде, и сама она издала продолжительный стон, который мог быть вызван чем угодно, только не болью. Скорее – величайшим наслаждением. Если бы Алеф был более искушен в любовных играх, то без колебаний сказал бы, что подопечная, которую он сейчас держал в руках, только что побывала на вершине блаженства.
Он развернул Иррью к себе лицом и с удивлением увидел, что она улыбается. Хвост переруслы приподнялся, пару раз игриво шлепнул его по животу, потом медленно заскользил ниже. Только сейчас Железяка осознал, что стоит по пояс в воде совершенно голый, а его окружают три особы противоположного пола. И тут же почувствовал, как под водой его начали трогать, гладить и, кажется, даже целовать…
Очнувшись, Железяка услышал шум реки, открыл глаза и увидел над собой синее безоблачное небо. Он сел и осознал, что сидит голый на песчаном берегу, обнаружил, что рядом лежит узелок с одеждой и собранный для ловли спиннинг. Солнце клонилось к закату, и вечерняя прохлада уже давала о себе знать. Каким образом он здесь оказался, Алеф не помнил. Вроде бы в этом месте собирался перейти речку. Почему же не стал переходить? В обморок, что ли, упал или внезапно сонливость напала?
Но сейчас было не до гаданий-воспоминаний – чтобы окончательно не замерзнуть, он развязал узелок и быстро оделся. Пока не наступила ночь, надо бы немножко рыбки подловить. Он решил направиться вверх по течению, чтобы рано или поздно встретиться с Тубузом и узнать, как у него дела.
Железяка шел, пребывая в какой-то прострации, словно еще окончательно не проснулся. И вдруг сонливость как рукой сняло – у самого берега в воде лежала… Алеф поддел этот предмет кончиком спиннинга, достал из воды, взял в руки и с ужасом понял, что не ошибся: он держал подколенную косичку своего друга Тубуза. Железяка узнал ее благодаря искусно вплетенной в волосы серебряной цепочке, которую сам подарил другу на день рождения… За последние шесть лет Алеф сделал Тубузу на день рождения шесть одинаковых подарков. Это были искусно выполненные серебряные цепочки, отличие их только в выбитых на застежках цифрах: на первой, подаренной на тринадцатилетие Тубуза, была цифра 13, на последней – 18. Еще две таких же цепочки с цифрами 19 и 20 хранились у Железяки дома и ждали очередных дней рождения. По одной из многочисленных лекпинских традиций Тубуз, не снимая, носил цепочки заплетенными в косички на ногах, по исполнении же двадцати лет он должен был соединить все восемь цепочек воедино и носить как поясок. Но почему же косичка – вот она, а Тубуза рядом нет?! Алеф со всех ног бросился на поиски друга, с которым наверняка случилось что-то не очень хорошее. Он перепрыгивал с камня на камень, одновременно крутил головой по сторонам и всматривался в воду. Увидеть друга в воде Железяка хотел меньше всего – это означало бы самое худшее.
Чем дальше, тем река шумела все сильнее. Берег начал подъем, стал обрывистым, вскоре Алеф увидел водопад и изумительный по красоте и по привлекательности для рыбалки омут с двумя поднимающимися из воды валунами. Не успел он подумать, что Тубуз непременно остановился бы на этом замечательном месте, как взгляд его наткнулся на что-то темное, нарушающее идиллию песчаного пляжа. Железяка выронил спиннинг, отбросил подсачек и побежал вниз, к своему несчастному другу…
Тубуз лежал лицом вверх, раскинув в стороны руки и ноги. Из одежды на лекпине была только его курточка. Алеф поймал себя на мысли, что совсем недавно сам вот так же, в беспамятстве, лежал не берегу. Он осторожно похлопал друга по щекам и увидел, что у того задрожали веки. Тогда Железяка метнулся к реке, набрал пригоршню воды и плеснул ее Туб узу в лицо.
– Это было восхитительно… – сказал вдруг Тубуз, не открывая глаз.
– Что? – спросил Алеф, чувствуя огромное облегчение, что друг живехонек.
– Восхитительно! – повторил он и на ощупь схватил Железяку за рукав. – Зачем меня разбудили? Я никогда таких снов не видел! Так хорошо, так…
– Так! – Алеф высвободил руку и сильно встряхнул Тубуза за грудки. Тот наконец открыл замутненные глаза. – Так! Что хорошо? Ты почему голый?
Он сфокусировал взгляд на друге и встряхнул головой:
– Алеф, ты не поверишь, но мне такой сон приснился…
– Стоп! – прервал его Железяка. – Сны потом рассказывать будешь. Давай-ка сначала оденься, а то еще простудишься. Куда штаны-то свои подевал? Спиннинг где?
Одежду они обнаружили неподалеку, в маленькой лужице, образованной впадающим в речку ручьем. Естественно, все насквозь промокло. Спиннинга с катушкой, а также коробочки с блеснами нигде не было. Тубуз с каждой минутой все сильней стучал зубами, а вокруг уже начали сгущаться сумерки. Лекпины торопливо отжали найденную одежду, и, когда приятель в нее облачился, Алеф нашел свой спиннинг с подсачеком, и они быстрым шагом, иногда переходящим в бег, направились к сооруженному ими ориентиру – палке с котелком.