Фалес Аргивинянин
Шрифт:
Недолго оным быть в забвенье,
Глупцам недолго прозябать.
Укажет миру агнец тленья,
Души грехов и боли рать.
Текло неспешными часами,
Своеобразными плодами
Недельных дней – вселенной пыль,
Продолжу далее свою быль…
Бродя однажды по Афинам,
Увековеченным стремнинам,
К нам шел навстречу иудей,
Был знатен, в окружении
Но наш вопрос своеобразный
Он начинал такую речь:
«Я, Никодим, весьма небедный, —
И понеслась такая течь, –
О, мудрецы, великих слава,
Триумф мощнейшего конклава,
Скажу, философы, куда
Светит вам путеводная звезда».
Покуда волю дал словам,
Его я душу по глазам
Читал бессмертную искру,
Непревзойдённую игру.
«Вам нужен старец, понял я, –
Сказал он, голову склоня,
Но не в поклоне, только нет
И дух запел его сонет, —
Он телом гол, а нрав – гора.
Немедля двигаться пора,
Покуда отдан был приказ,
Но не окончил я свой сказ;
За непристойностью деяний,
За неуплату подаяний,
На самодержца клевету
В годах накликал он беду.
Быть может, он подскажет вам,
Но путь к нему я верный дам.
Зовётся Иоанном он».
И дале только был поклон.
А под конец добавил так:
«На небе видел свыше знак:
В нашей стране живёт пророк!»
Последним словом он изрёк.
3
Вот по указке Иордан
Зрачку философов был дан,
Уж солнце падало в зенит,
И на лучах его гранит
Спадала грязная копна –
Волос немытых седина.
Худое тело и нагое
Истошно щерила мой взгляд.
И, вспоминая всё былое
Ему в душе я всё ж был рад.
Вся грудь и плечи в изнемоге
Держать не смели этот вес.
Колени голые и ноги,
Но был искателей там лес.
Богопреклонно и послушно
Народ на голову хулу
Вкушал, ропща неравнодушно,
Зовя как будто бы к столу.
Жестикуляцией не мерно
Хрипучим голосом внушал,
И волосом мотая гневно,
Взывая к каре, он кричал.
О боже, сколь людей – пророков
Гниют в обличии таком,
Вкушая
Людьми молились об одном.
Я ощущал родную душу,
Сердечный, пламенный подъём,
Флюид сточающихся гущу,
Размеры духа и объем.
Но в тот же миг спросился Клодий:
«О, сколько ты души угодий
Стране оставил просто так.
О чём же вторит тот чудак, —
Рукою тощей указуя,
Пустые речи лепетал
И, к Господу взывая всуе
Синицей ровно он роптал, –
Он, может, тот, кого мы ищем?! –
Мне Клодий в ухо повторил. –
И пал в такое жизни днище? –
Бесстыдно глас его шептал.
То не конец, то есть начало.
Учитель – это человек,
Он жизни сын! – и замолчало
Лицо моё, застыв навек.
Во время толка, распинаний
Народ обруганный вошёл,
Втоптав крупицу мощных знаний,
В широку реку их повёл.
Разноплановые люди
Единым стадом в Иордан,
И погружаясь в этот студень,
Великий свет был выше дан.
Довольно быстро, скороспело
Побрёл по улочкам народ,
Забыв про проповедь несмело,
Оставив средь рябящих вод.
На мелководье, в жиже ила
Стоял измученный старик,
И синевою глаза Нила,
Потупя взором, он поник.
Моё терпенье позволяло
Приблизиться тот час к нему,
И ощущенье, чем являло
Всё естество моё ему.
Как скоро руку на затылок,
А после на спину повёл,
Приветствуя потоком; пылок,
То жар, то холодом повёл.
На тайном языке, как ране
Я мудрых формулу назвал,
То радость показалась в стане,
Он божьей радостью сиял.
И обернувшись, даже дива
Я на челе сем не читал,
И грозный лик уже гулливо
Сердечной тягой к нам питал.
«Вопрос известен наперёд, —
Ответил нам он в свой черёд, —
Но всё ж спрошу я вас: куда
Ведёт вас путеводная звезда?
Великой скромностью исполнись
Пред мудрой старческой главой,
И токами любви наполняясь,
Я баял так: «Людской молвой