Фалес Аргивинянин
Шрифт:
И хлад великого познанья…
Лишившись сил, прошу ответ!»
«Так почему товарищ твой, –
Ласкал глас уши как благой, –
Всего лишившись, не любви,
Сбери любовь в своей крови?!»
Так шёл великий разговор,
Но продолжался чистый спор.
«Ибо не видел созерцанья
И будущего к нам увещеванья!»
«Неизречённым звал меня,
Веков ты мудрость
Его фигура и сложенье
Зерцало всем своё явленье.
И свет невидимых лучей,
Пронзая плоть аж до костей,
Великой данью одарил,
На Землю благодать пролил.
«Тебя узнать нельзя – Великий,
Ведь жизнь твоя же быть безликим,
Узнать же можно только то,
Что нам явишь в лицо одно.
Я потерял, хочу сказать,
Что боле не хочу иметь
Громадных волей благодать,
Дабы душа умела петь!»
Но тихо так рука святая
Моей коснулась головы
И словно в детстве я, мечтая,
Скрывал свой слух от злой молвы.
Он обернулся к деве ясной,
И снова глас его прекрасный
По саду ветром разнесся,
Любовь, спасение неся.
«Скажи по сердцу же, Мария,
Кто с этих двух мужей
Ко мне любовью, как стихия
Пылает больше и сильней?!»
Она же робко указала
Перстом на Клодия тогда
«Он любит больше, – замолчала, –
А тот же… мне страшно. О, да!»
«Любовь испугана страданьем,
Блажен ты – мужества венец!»
И, преисполнившись молчаньем,
Добавил так: «То был конец!»
«Учитель, этот к Тебе ближе!» —
В порывах страсти прервала.
А Клодий зарывался ниже
(Улыбка тронуть нас смогла).
«Права ты снова – это так,
Ибо познанья он исполнен.
Частичный над Землёю мрак,
Что ране был злодеем узаконен».
«Со мной идёшь ли, Клодий, ты?!», –
Спросил Учитель, и мечты
О наших странствиях иных
Тонули вмиг в судьбах чужих.
И на согласье перст вознёс
Гасить горящий над челом
Тот Вечности Маяк, и произнёс:
«Забудь же, Клодий, о былом!
С главы твоей снимаю крест
И возлагаю на плечах.
Так, странником незваных мест,
Поборешь ты предсмертный страх.
Любовью
Пусть окропится на века,
Распятьем смертным упоя,
Душа, как времени река!»
Вперяя взор вселенских ок,
Вдыхая воздуха глоток,
Спросил Учитель у меня,
Разменной данью пророня:
«Тебя я видел, – говорил, –
О чём ещё могу молить?»
«Идём со мной!», – Он попросил.
«Не можешь ты о том просить.
Ибо всегда я за Тобой
Ту стражу вечную несу
И вглубь веков перенесу!»
«Да будет так!», – сказал Учитель.
Стихий земных он повелитель, –
«Я жизни страх тебе верну,
Неси её ты к бездны дну.
Ты к Гераклиту возвратись,
Скажи, дабы он ждал меня,
Доколе не вернусь я близь,
Заветы вечности храня.
Не должно путь держать туда.
Кому Молчание венец,
Ибо со мной он навсегда,
Святилищ жизненный старец,
Потом, прошу я, возвернись.
На триумфальный мой конец
Дабы страданья пронеслись
На богоборческий венец…»
В поклоне низком я ушёл.
Учеников сонм мимо шёл
И отделился от него
Тот, с кем встречались до сего:
«Мудрец, прости меня, любя…» —
Сказал, пройдя мне, он, скорбя.
В глазах вражда царила, злоба,
Удел ничтожнейшего рода.
«Обиды нет в том, иудей,
Ты погаси в очах вражду,
Ведь меж шипов царя царей
Твой шип предательства в аду».
Шакалом резко отскочив,
Толпу учеников смутив,
Со страхом взоры на меня
Смотрели, мыслею браня.
И лишь Фома с пригоршней чада
Сопроводили до врат сада.
Фома нагнулся и сказал,
Сказать точнее, он шептал:
«Мы братья Фив святилища, о да,
Храни же вечность ей всегда,
Палладе Вечной, неземной,
Кормилице моей одной!»
Я был спокоен, как всегда,
И путеводная звезда
Уже ласкала гладь земли.
Ростки начала проросли.
«Великий Клодий опечален, –
Сказал один мне ученик, –
Прими же дар, что мной представлен, –
Рукой к руке моей приник, –