Фальшак
Шрифт:
– А Жбанова, Покровского? Тут ты голосовала «за»?
– Забудь ты о них, – Фридман усмехнулась. – Жбан заработал много денег, но в душе всегда оставался мелким уличным кидалой, валютным ломщиком. Он просто плевок на ровном месте. И Покровский не лучше него. Он вечно ждал, боялся какого-то черного дня, который обязательно наступит. Через прибалтийские банки гнал свои деньги за границу, он давно разбогател, но все никак не мог нажраться досыта. Мелкая душонка, паразит.
– Этот паразит заработал для вашей компании вагон денег, а как
– Господи, забудь об этих людях, их уже нет, чтобы мы не говорили. Главное, что ты жив. Ты не представляешь, как я рада. По существу, ты единственный близкий человек, который остался у меня. Я была уверена, что ты погиб во время той перестрелки в «Камее». А Самойлов, прихватив твои деньги, скрылся неизвестно где. Его машину нашли на платной стоянки в Домодедово. Ты не можешь представить, как я рада… Теперь тебя никто не тронет, никто не заберет твои деньги. Все пойдет по-другому.
– Как это, по-другому?
– Теперь я поняла, что именно ты или твой новый друг Бирюков побывали в нашей типографии, – ответила Фридман. – Там нечего искать. Только пыль, макулатура и сломанный печатный станок. Но, может быть, вам попались на глаза марки с изображением такой забавной зверушки. Это было последнее, что мы сумели изготовить после гибели Герасима. Бракованные марки. Потом посоветовались и решили, что эту лабуду удобно и просто изготовлять пари помощи компьютера и лазерного принтера.
– Зачем вам нужно это дерьмо? Ваши паршивые марки в базарный день за гривенник не продашь.
– Теперь мы не можем печатать фальшивые баксы. Но мы строим новый бизнес. Марки печатают листами, затем листы пропитывают раствором ЛСД. Вспомни, еще недавно ЛСД считался едва ли не лучшим наркотиком в мире, точнее галлюциногеном. Но постепенно с рынка его вытеснил дешевый героин. Но сейчас ЛСД снова входит в моду, особенно в богемной среде, где ты вращаешься. Одна марка – одна доза. Цена марки ниже героинового чека. Кроме того, принимая героин, человек не получает ничего кроме сомнительного кайфа и ломки. ЛСД дает не только кайф, но и совершенно потрясающие галлюцинации. Кладешь марку под язык, ждешь десять минут, а дальше – несколько часов полного улета. Задумайся: одного грамма этого синтетического препарата достаточно для изготовления нескольких тысяч доз. Никаких проблем с доставкой ЛСД в Россию. Крошечный пакетик можно спрятать где угодно. Хоть во влагалище. Вообщем, это не твоя забота.
– Ты предлагаешь мне стать сбытчиком ЛСД?
– Галлюциногенов. Почему бы и нет? Если облажаемся мы, эту нишу займут другие.
– У меня взлет карьеры. Я становлюсь толкачом наркоты. По-твоему, я дозрел до этого?
– Но ты ведь толкал фальшак.
– Не дури, это разные вещи. И хватит заниматься художественным трепом.
– Подожди. Ты знаешь, что я одинока… Мне так нужен близкий человек. Я иногда просыпаюсь посередине ночи, долго не могу заснуть. Ты удивишься, но я думаю о тебе.
– А, значит, и место в твоей постели остается вакантным. Верится с трудом. А как же Панов и тот физкультурник, что сейчас валяется в ванной? Они не очень обидятся, если я займу их место?
– Выбор мужчин – мое дело. Кроме того, когда наладится сбыт, ты снова будешь при делах. Бабки потекут рекой.
Поднявшись со стула, Архипов взял трубку радиотелефона, вложил ее в руку Евы.
– Звони Панову, – приказал он. – Скажи, что все отменяется. Бирюкова и его отца не трогать. Отпустить их на все четыре…
– Что тебя связывает с этим Бирюковым? Что между вами общего? Он жалкий неудачник, мазила мученик. Человеческий отброс. Вахлак с трех вокзалов. А ты человек…
– Не надо восточной лести. Кстати, куда Панов спрятал отца Бирюкова?
– Заткнул старику пасть портянкой и посадил в подвал того старого дома, который на днях пустят под снос. Когда дом разломают бульдозером, от человека не останется даже костей.
– Остроумно. А теперь звони. Иначе…
– Что «иначе»?
– Я сделаю это.
Большим пальцем Архипов взвел курок пистолета.
– Уже поздно, – Фридман натужно рассмеялась, будто сказала что-то смешное. – Тебе следовало начинать разговор именно с этого. У нас было время, чтобы спасти твоего знакомого маляра и его старикана, но все ушло на пустую болтовню.
– Звони, сука.
– Не следует грубить всем попало, мальчик. С загробным царством телефон не соединяет. Бирюков мертв.
– Не гони порожняк. Времени навалом. Они встречаются ровно в час дня. А сейчас без десяти минут.
Он кивнул головой на напольные часы в корпусе красного дерева.
– Часы отстают минут на двадцать, а то и на все сорок. Панову хватит пяти секунд, чтобы положить твоего художника. И не направляй на меня свою пуколку. Я не желаю умирать только потому, что у тебя дрогнет рука.
Только сейчас Архипов догадался посмотреть на свои часы. И сердце замерло, на мгновение перестало биться: час тридцать пять. Фридман опустилась на кушетку, закинула ногу на ногу, потянулась к столику за сигаретами. Она перекладывала трубку из руки в руку, словно не знала, что делать с этой бесполезной штуковиной.
Бирюков лежал на грязном заплеванном полу и боролся с приступом слабости и головокружением. Панов, наклонившись над жертвой, выставил вперед ухо, словно не желал пропустить какие-то очень важные, главные слова. Но Бирюков только хрипло дышал, выплевывая слюну пополам с кровью, пытаясь придти в себя после глубокого нокаута.
– Все нормально, чувак, тебе уже не больно, – сказал Панов. – Ну, не молчи, мы уже можем продолжить разговор.