Фальшак
Шрифт:
– У вас еще будет возможность сделать заявления, – оборвал Липатов и отступил куда-то в сторону.
– Поэтому надеюсь на вашу помощь, гражданин следователь, – повысив голос, прокричал Дашкевич. – Прошу огородить меня, прошу…
Майор в бушлате налетел на Дашкевича, как маневровый локомотив, сшиб с ног, навалился сверху. И, высоко занеся руку, несколько раз от души приложил тяжелым волосатым кулаком. Дашкевич, пытаясь защищаться, как мог, втянул голову, подставлял под удары лоб. Но этот прием не помогал. Через несколько секунд рот наполнился кровью, правый глаз заплыл, осколок выбитого зуба, расцарапав
Наконец обезумевшего от ярости майора отволокли в сторону, но тот напоследок сумел как-то изловчиться, и пнул каблуком сапога в лицо Дашкевича, сломав ему основание носа. Издалека доносилась чья-то ругань, незнакомые голоса, шум ветра… Но Дашкевич, почти утонувший в жидкой грязи, провалился в глубокий обморок.
Он пришел в себя минут через десять. Все тело трясло, то ли от холода, то ли от страха. Не рискнув открыть глаза, Дашкевич думал о том, что у него наверняка переломано половина ребер, но и то чудо, что после этих чудовищных побоев он еще жив. Закашлявшись, он языком выдавил изо рта пару выбитых зубов и густую сукровицу. Теперь слух вернулся к Дашкевич. Откуда-то сверху долетали голоса.
– Вы чуть не забили этого деятеля до смерти, – говорил следователь прокуратуры Липатов. – А мне он нужен живым.
– Он насмерть сбил машиной мальчишку сержанта, который в милиции первый год, – отвечал сиплым пропитым голосом майор. – По вашему разумению, этой твари нужно выдать талоны на усиленное питание? Предупреждаю, если вы не заберете своего Дашкевича отсюда в Москву, до завтрашнего утра он не доживет. И мне насрать, что он какой-то там директор какого-то сраного комбината.
– Прекратите.
– Я в худшем случае получу выговор, – гудел краснолицый майор. – За то, что этот говнюк попал в аварию, а я не вызвал врача, чтобы оказать ему первую помощь. И он подох в камере от внутреннего кровотечения.
– Его участи и так не позавидуешь, – ответил Липатов. – Сумка набита фальшивыми баксами. И этот эпизод нам удастся доказать, если вы не будете проявлять лишнее усердие. Дашкевич выйдет из зоны нищим инвалидом. Пятнашка за Полярным кругом или крытая тюрьма – это куда страшнее ваших кулаков.
Дашкевич пошевелился, открыл здоровый правый глаз и попытался сесть. Но опереться было не на что, мешали браслеты на запястьях.
– Эй, что ты там сказал? Деньги… Они фальшивые? – спросил Дашкевич. И снова потерял сознание.
Архипов вышел на балкон, прикурив сигарету, наблюдал, как из-за угла дома появился Бирюков. Помахивая сумкой, он подошел к машине, занял водительское место и уехал. Вернувшись в комнату, Архипов уселся за стол, включил компьютер и, забравшись в телефонную базу данных, выудил из нее несколько номеров, установленных в доме на Мичуринском проспекте, где проживала Ева Фридман. Записал на отрывном листке телефоны, номера квартир и фамилии их хозяев. Пересел на диван, решив, что десять утра подходящее время для деловых звонков. Набрал первый номер, но никто не снял трубку. Со второй попытки повело, ответил приятный женский голос.
– Я представитель торгового дома «Виктория», точнее, старший менеджер, – скороговоркой выпалил Архипов. – И хотел бы сообщить вам приятное известие.
– Что вы говорите? – женщина зевнула в трубку, давая понять, что дальнейший разговор ей неинтересен. Представители торговых домов названивали в ее квартиру в тех случаях, когда хотели сбагрить морально устаревший пылесос или посудомоечную машину с десятипроцентной скидкой. – Что, мне опять повезло, как утопленнику? Даже больше?
Архипов натужно рассмеялся.
– И необходимо подъехать к черту на куличики, чтобы получить скидку и оплатить какую-то никчемную вещь. Угадала?
– Ни в коем случае, – сладким голосом ответил Архипов, он понял, что хозяйка вот-вот бросит трубку. – Если вы подумали, будто я хочу вам что-то продать, то жестоко ошиблись. Пожалуйста, дослушайте до конца. Наш торговый дом проводил рекламную акцию, лотерею «Твой шанс». В базу данных внесли телефонные номера московских абонентов и их адреса. Дальше дело техники. Компьютер методом подбора случайных чисел, выбирал номера, на которые пришлись выигрыши. Вот и все.
– Значит, я выиграла в лотерею, даже не купив билета? И мне ничего не надо доплачивать?
– Вы действительно выиграли кухонный комбайн. И вам не придется доплачивать ни копейки. Мало того, прямо сегодня выигрыш доставит вам на дом представитель фирмы.
– Но у меня уже есть комбайн, – в голосе женщины послышалось разочарование.
– Подарите его бедным родственникам, – в голосе Архипова звучало торжество победы. – Ваш выигрыш – последний писк кулинарной моды. Компактная и совершенная конструкция. Комбайн бесшумен в работе, выполняет около полусотни операций…
– Господи, ну, что вы меня агитируете за советскую власть, если я уже выиграла эту штуку.
– Вас зовут госпожа Линькова Нина Павловна?
– Нона Павловна с вашего позволения.
– Пардон. В какое время курьер сможет застать вас дама?
– В течение всего дня.
– Прекрасно. Нам удобнее в первой половине.
Архипов еще раз поздравил Линькову с выигрышем, пожелал ей успехов и большого личного счастья. Этот кухонный комбайн станет пропуском в подъезд, где живет Ева, позволит пройти охрану, как нож масло. Положив трубку, Архипов пошелестел засаленными страницами телефонной книжки, нашел номер сестры своего бывшего партнера Олега Сергеевича Покровского. К телефону долго не подходили. Наконец ответил надтреснутый женский голос, который Архипов узнал не сразу.
– Меня зовут Игорь Владимирович, но не старайтесь меня вспомнить, – сказал он. – Мы виделись пару раз, да и то мельком. Под Новый год вместе с вашим братом мы привезли вам елку. И тут же уехали в ресторан.
– Как же, я вас хорошо помню, – ответила женщина. – Вы еще приклеили бороду, хотели поздравить моего сына. Но он уже взрослый мальчик и не верит в Дедов Морозов.
– У вас хорошая память, Антонина Сергеевна, а я был немного навеселе, поэтому все забыл, – улыбнулся Архипов. – Но сейчас я звоню по делу. Ваш брат одолжил мне большие деньги. Предвиделись крупные траты, и он помог. Но, на счастье, деньги не понадобились. И теперь я хотел бы их вернуть.