Фальшивое свидание

Мерфи Моника

– А Митци?

Он кривится:

– Мне все равно, что она думает.

– Правда? – Я поднимаю брови. – Может, стоит уделять ей внимание?

– А зачем? – недоверчиво спрашивает он. – Она вообще не считается.

– Она самый близкий человек для твоего отца. Больше никто не понимает его так, как она, понимаешь? Думаю, она оказывает на него большое влияние.

– Сомневаюсь. – усмехается он. – Отец довольно самостоятельный.

Он совершенно не слушает, что я говорю, и держится за свою ненависть к Митци.

–

Она ведь и правда не такая уж и плохая, – мягко говорю я. – Конечно, мы только познакомились, так что точно знать я не могу, но твой отец ее, очевидно, любит. Она заботится о Кендис. И, похоже, хорошо общается с Кевином. – Мне не нужно продолжать. Думаю, он догадался, что я хочу сказать: похоже, Митци нравится всем, кроме тебя.

– Мы никогда не были близки. – Он пожимает плечами. – После смерти мамы я уехал из дома, а Кевин и Кендис остались. И всего через год у отца появилась «девушка». Митци. Как я должен был принять женщину, которая с такой легкостью заменила мать?

Я понимаю его чувства, но…

– Но она близка с Кевином и Кендис.

– Да, – соглашается он, отталкиваясь от окна, направляется к дивану и плюхается на него, потряхивая в руке полупустой бокал.

– Митци умеет вести себя так, чтобы всем нравиться. Она работает над этим годами.

Большинство людей при первой встрече играют роль. Мы все стараемся вести себя так, чтобы произвести хорошее впечатление. Но в Митци было что-то теплое и искреннее. Казалось, что она хотела узнать меня получше, задавала много вопросов, но не слишком навязчиво. Она держала вежливую дистанцию, и я это оценила.

– Это нормально – признать, что она тебе не нравилась из-за того, что твой отец, как тебе показалось, заменил твою маму на нее, – говорю я, подойдя к дивану и сев на противоположный конец. Все бы отдала, чтобы не вести этот разговор и скорее переодеться в пижаму, но это нужно сделать. Я не могу уйти сейчас. Он игнорирует мои слова, допивает напиток, позвякивая льдом в бокале, и спрашивает:

– Еще по одной?

Я смотрю на свой почти полный бокал и качаю головой:

– Мне пока хватит.

Он встает, подходит к бару и берет еще один напиток. Виски.

– Поддаваться эти чувствам – пустая трата драгоценного времени. – говорю я. Он бросает на меня мрачный взгляд, наливает виски и возвращается на диван.

– О чем ты говоришь?

– Ты злишься за Митци за то, что она якобы заменила мать для отца. Но прошло уже так много времени. Пора это отпустить. Единственный, кому ты причиняешь боль, – ты сам.

– Ты пытаешься убедить меня в том, что она хороший человек? Не получится.

– Она кажется очень милой.

– Тебе кажется.

– Так кажется всем в твоей семье, – расстроенно возражаю я. – Твой отец так счастлив, что не переставал улыбаться весь ужин, и брат тоже, хотя у него есть и другой повод радоваться – помолвка. А Кендис, наверное, одна из самых доброжелательных и уравновешенных людей, что я когда-либо встречала, и знаешь, кому она может быть этим обязана?

– Отцу? – хмурится Джаред.

– Ну, да. И маме, конечно. – Я посылаю ему умоляющий взгляд в надежде, что мне удастся до него достучаться. – Но и Митци тоже. После ухода мамы именно она помогла воспитывать Кендис. Уверена, что она оказала какое-то влияние.

Он так недоверчиво смотрит, будто я говорю на другом языке.

– Кендис такая же, как наша мама. Милая, веселая и готова помочь нуждающимся. Она говорит, как она, выглядит, как она, и даже жестикулирует так же. Не понимаю, при чем тут Митци.

– Она воспитала эти черты в Кендис и была рядом, когда отец не мог, а учитывая то, как он занят на работе, это случалось очень часто. Его постоянно не было в городе, он сам говорил об этом за ужином. Так что Митци пришлось играть роль матери для девочки, которая даже не приходится ей дочерью. Это требует большого мужества.

Взгляд Джареда бесстрастен, щеки покраснели – наверняка от алкоголя. Он либо не понимает меня, либо отгораживается стеной, чтобы мои слова не дошли до него. А мы все знаем, как он любит возводить стены…

– Если бы ты отпустил эту огромную обиду, то увидел бы, что я могу быть права. – Я поднимаюсь на ноги. – А я иду спать.

– Ты не допила, – обвиняет он, когда я подхожу к бару и выливаю остатки в крошечную раковину.

– Не так уж и хотелось пить.

Я выхожу из комнаты и слышу, как он встает с дивана, быстро проходит по комнате и по коридору в сторону моей спальни и догоняет меня. Он кладет мне руку на предплечье, останавливая меня. Я поворачиваюсь к нему в надежде, что он осознал мою правоту. Он говорит первым:

– Ты ведешь себя так, будто много знаешь о моей семье, хотя едва с ними знакома.

– Иногда для того, чтобы увидеть, что происходит на самом деле, нужен сторонний наблюдатель. – Я указываю большим пальцем себе на грудь. – И сейчас это я.

Он смотрит на меня еще мгновение, делает глубокий вдох и громко выдыхает:

– Ты хочешь сказать, что я сам во всем виноват?

– Конечно нет! Ты цепляешься за то, во что веришь, и я это понимаю. – Я понижаю голос. – Лучше, чем кто-либо еще.

Он медленно кивает, подносит руку к челюсти и рассеянно ее потирает.

– Прощать обиды сложно.

– Знаю.

– Ты права. Я знаю, что она не такая уж и плохая, просто… это была моя мама, понимаешь? И мне показалось, что отец нашел ей замену чертовски быстро. Слишком быстро.

Он опускает голову на руки, проводит пальцами по волосам. Поднимает голову, и наши взгляды встречаются.

– Его я простил, потому что он мой отец. А к Митци я отношусь как к незнакомке. А на незнакомцев не обижаются.