Фан-клуб
Шрифт:
Он двинулся в сторону коридора.
Она лежала на спине, слишком утомленная нападением и последовавшей затем истерикой, чтобы о чем-то думать. Она стремилась только к забытью, а оно не приходило.
Господи, как бы ей хотелось думать, что этого мира не существует, что ей снится кошмар и скоро она проснется в безопасном Бель-Эйре!
С тех пор как ее рыдания прекратились, она не слышала ни звука, не считая неровного стука ее сердца.
Сердце, пожалуйста, остановись, молила она, и освободи меня от этого.
…Сначала она услышала, как дверь спальни закрывается на защелку.
Кто-то снова вошел в комнату.
Она открыла глаза не сразу. Ей было неинтересно, который там из них. Достаточно было знать, что ее все еще не оставляют в покое.
Раньше, когда ее истерика прошла, у нее промелькнула мысль, не будет ли Злодей единственным, кто возьмет ее силой в эту ночь или потом. Скроет ли он свое подлое деяние от других? Ей казалось, что он мог бы так сделать.
Теперь, чтобы узнать, был ли это Злодей или один из остальных, она, наконец, заставила себя открыть глаза.
Рядом с кроватью стоял мясистый плотный здоровяк в мятой полосатой пижаме.
Продавец.
Его глаза с красными прожилками были направлены не в ее глаза, а на ее оставшиеся непокрытыми груди. Взгляд его казался завороженным, рот открылся, дыхание участилось.
О, Господи, простонала она про себя, он знает, они все знают. В нее уже проникли один раз. Поэтому теперь она уже не является неоскверненной, достойной благоговения, свободной от вторжения территорией. Ворота уже открыты. Публику приглашают входить. Сезон начался.
О, Господи, нет. Неужели этот вот, Продавец, и другие не окажутся более чуткими к ее переживаниям? Она стала молиться, затем остановилась.
Ее детские надежды на какие-то цивилизованные приличия и уважение исчезли, не успев сформироваться.
Продавец, все еще не глядя на ее лицо, все еще зачарованный ее грудями, возился с завязками своих пижамных брюк. Он снял их быстро и молча. Он не терял времени.
— Нет, пожалуйста, нет, — слабо запротестовала она.
Он приблизился к кровати, лихорадочно расстегивая куртку, и отбрасывая ее в сторону.
— Не надо, — молила она. — Просто потому что то, другое животное…
Он навис над ней.
— Я не делаю ничего такого, чего бы ты еще не знала.
— Нет, не надо, не надо. У меня болит там, внизу. Мне очень больно. Я была сухой…
— Нет, сейчас ты уже не сухая.
— Я измучена до крайности. Я больна. Поставьте себя на мое место. Пожалуйста, имейте сострадание.
— Я буду осторожен. Ты увидишь.
Что она видела сейчас, чего она не могла не видеть, было отталкивающее, отвратительное, голое существо над ней.
Существовал ли какой-нибудь способ вызвать у него хоть подобие благоразумия?
Все призывы будут сейчас потрачены впустую, она это знала. Слишком поздно.
Кровать осела слева от нее, так что она скатилась в его сторону, когда он стоял на коленях.
— Что вы предпочитаете, мадам? — спрашивал он. — Я стремлюсь услужить.
— Вали отсюда, черт бы тебя побрал, или я убью тебя. Только тронь меня, и я…
— Не трать время зря. Давай начнем представление.
Он тяжело опустился рядом, соприкоснувшись с нею.
Слабея, она постаралась отстраниться, но его рука была на одной из ее грудей, а волосы оказались на лице, когда он начал целовать и сосать ее соски, сначала один, потом другой. Она старалась вывернуться, но рука плотно удерживала ее на спине.
Пока он неумолимо совершал подобные действия с ее мягкими, безответными сосками, во второй раз за эту ночь она ощутила, как на ее бедре поспешно растет некая твердость.
— Кто бы вы ни были, пожалуйста, прекратите, — просила она. — Я уже больше не могу. Мне хочется умереть. Оставьте меня в покое, если вы человеческое… человеческое существо.
Его губы оторвались от ее груди.
— Поэтому я и здесь, мадам, потому что я человеческое существо.
Крякнув, он взгромоздился на нее, пока она, собрав последние силы, крепко сжимала ноги.
Теперь он делал что-то там внизу. Она ощутила, как половинки ее юбки были поочередно откинуты в стороны. На животе и верху бедер она ощутила поток холодного воздуха. На мгновение он замер, заинтригованный видом ее широкого, ярко выраженного, выдающегося вагинального холмика.
Почти непроизвольно у него вырвался возглас предвкушения и удовольствия.
Остальное случилось до странности неожиданно. Он удивил ее, потому что двигался так быстро, что захватил ее врасплох. Его быстрота была неожиданной для такой вялой внешности. Его руки вонзились между ее сжатых бедер, и он развел их широко в стороны, так что она вскрикнула от боли. Ее розовая вульва и широкие внешние губы были открыты для него, и, не успела она защитить их, как его короткий толстый обрубок уже раздвинул их.
— Нет! — взвизгнула она.
И снова в нее полностью проникли, насильно, пронзая как беспомощную олениху.
Она призвала на помощь силы, оставшиеся после встречи со Злодеем. Она попыталась отстраниться, оттеснить его коленом в сторону, но он злобно ударил ее кулаком по коленной чашечке, так что боль разорвалась у нее в голове. Мучение было невыносимым, его размеры и слоновий вес были чрезмерными, и она обмякла.
Глаза его были закрыты, со рта капало, когда он двигался вперед-назад, вперед-назад, без остановки, растягивая и жаля стенки ее вагины.
Он издавал какое-то восклицание, которое она сначала не поняла, но потом разобралась. «Восхитительно, восхитительно, восхитительно», — пел он как испорченная пластинка.