Фанера Милосская

Донцова Дарья

– Возникла маленькая нестыковка в планах. Но ее заберут, не переживай.

– А идиот с оружием?

– Фу, Лампудель! – укорил меня Кирик. – Разве так можно! Степаныч – звено в цепи обмена. Его родственники дают кляссер советских лет.

– Что еще такое? – только и сумела спросить я.

– Не знаешь, что такое кляссер? – удивился подросток. – Альбомчик, где хранят марки.

– Не о том речь, – перебила я Кирюшу. – При чем тут марки?

– За Земфиру я получаю ковер семнадцатого века и меняю его на собаку породы горный альтшуллер –

уникальный экземпляр, единственный в России, а в Европе их всего десять штук. Пса отдаю за собрание постеров, которые надо дополнить марками Московской Олимпиады, и тогда…

У меня закружилась голова.

– Раньше у тебя была другая цель, ты что-то говорил про кинжал. Ладно, уточнений не требую, только скажи, зачем мы получили Степаныча?

Кирюша издал тихий стон.

– Ситуация постоянно меняется, но я ее контролирую. С кинжалом вышел облом, зато появился полковник в отставке, который живет вместе с семьей сына, у которого есть кляссер. На «Шило-мыло» выпало объявление: «Кто возьмет папу на неделю, отдам ценные марки».

– Но зачем Степаныча спихивать на семь дней к чужим? – недоумевала я.

– Он достал всех своих, – признался Кирюша, – они отдохнуть от него решили. А Степанычу сказали, что дома трубы прорвало и канализация лопнула. Вот его к хорошим друзьям сына и отправили, на несколько суток, пока аварию не устранят.

– Мило… – пробормотала я. – Похоже, родственники обожают дедулю. Можешь ему сказать, что в меня стрелять нельзя?

– Он на самом деле прикольный, – хихикнул Кирюшка. – Сам предложил с собаками и Земой погулять. Правда, я помог ему вниз стадо спустить. Слушай, ты же около дома?

– Ну да.

– Тогда транспортируй всех наверх. Сейчас позвоню Степанычу и расскажу про тебя.

– Ага, сделай одолжение, – в полном изнеможении ответила я. – А знаешь, я начинаю думать, что мне уже не очень домик хочется…

– Обратной дороги нет, – строго заявил Кирюшка и отсоединился.

Через минуту над двором понеслось зычное:

– Лампадель Андреевна!

– Здесь, – отозвалась я, высовываясь из подъезда.

– Спешу доложить: во вверенном мне коллективе происшествий не случилось, – заявил Степаныч, приближаясь строевым шагом. – Появилась тут одна малосимпатичная личность с намерением произвести вражеские действия в отношении собак, но проявленная мной бдительность и предупреждение о возможном применении оружия обратили неприятеля в бегство. Победа одержана по всему фронту!

– А почему у животных на спинах цифры? – спросила я.

– Коим же образом опознать наличествующий состав? – изумился Степаныч. – Увидишь солдата – и приказываешь ему назвать фамилию, а тут ответа не дождаться, поэтому я применил метод клеймения трупа.

– Что? – одними губами спросила я.

– В армии разное случается, – вздохнул Степаныч, – гражданским лучше не знать. Я принял решение о принудительной нумерации. Эй, номер первый!

Муля тихо гавкнула.

– Удивительного ума

солдат, – отметил Степаныч, – враз понял и отзывается. Не всякий человек такой сообразительностью обладает – на иного хоть оборись, приказ не исполнит. Ну, ать-два домой! Стройся по старшинству! Я первый поднимусь, а вы… э…

– Лампа, – подсказала я, – можно по-простому, без отчества.

– А вы, значит, Лампа, за нами, чеканя шаг, следуйте, – скомандовал Степаныч. – Эх, видали б вы, какая у меня красота на плацу была… Ну, чего молчите?

– Надо что-то говорить?

– Следует сказать: «Разрешите выполнять?» – пояснил Степаныч. – И я отдам приказ. Ну, давайте!

– Разрешите начинать?

– Выполнять, – терпеливо поправил полковник и глянул на Мулю, в нетерпении переминавшуюся у закрытой двери подъезда.

На секунду у меня возникло подозрение, что Степаныч считает Мулю сообразительнее меня, поэтому я бойко спросила:

– Разрешите исполнять?

– Выполнять!

– Да, простите. Так можно идти домой?

Пенсионер махнул рукой:

– М-да… Кажется, правильного обращения мне не дождаться. Номер первый!

Муля опять бойко тявкнула.

– Настоящий сержант, опора командира! – восхитился полковник. – Входим в дом в порядке очередности, без суеты и спешки. Запевай, ребята!

Муля завыла в голос, Феня, поколебавшись секунду, присоединилась к подруге.

– Эх, – топнул Степаныч, – а ну: «Когда бы девчонкам медали давали-и-и, то все бы девчонки героями стали-и-и. Ждут они ребя-а-ат…»

Дверь стукнула о косяк, я посмотрела на Зему и приказала:

– Теперь наша с тобой очередь. Смотри, не споткнись о ступеньку…

Не успели мы с кенгурихой втиснуться в узкий лифт, как в кабину с воплем: «Погодите, я с вами!» – влетел как всегда «тепленький» сосед по лестничной клетке Костя Якобинец.

И тут я выронила ключи. Пришлось присесть и искать связку на полу.

– П-привет, Л-лампа, – стал вдруг заикаться Костя.

– Здорово, – буркнула я, не поднимаясь с корточек.

На секунду воцарилась тишина, потом пьяница спросил:

– А че у тя с мордой?

– Лицо как лицо, – ответила я.

– Больно глазья большие, – не успокаивался Якобинец, – и нос, того самого, шибко коричневый. Много пудры натрусила.

Я подняла голову и поняла: Костя беседует с Земой! Идиот, пропивший последний ум, принял кенгуриху за соседку!

В полном негодовании я собралась выпрямиться и сказать Якобинцу пару ласковых. Значит, у Земы глаза более выразительные, чем у меня? Черт знает что такое! Но я не успела осуществить задуманное, события начали развиваться слишком стремительно.

Костя вытянул руку и схватил Земфиру за лапу.

– Ах ты ягодка, – просюсюкал он, – давай поцелую…

В ту же секунду кабина замерла, дверки разъехались в разные стороны, и с лестничной клетки послышался визгливый голос Верки:

– Приперся, урод? Получку принес, хрен горбатый?