Фанфики
Шрифт:
В эту эпоху на «Святой Руси» работают прялки с ножным приводом, токарные станки, точила. У них в основе — кривошип.
А гончары, одна из самых массовых профессий, сотни тысяч людей, несколько столетий, упорно не соединяют ножной привод с гончарным кругом. «Видят, но не разумеют». Они проявляют массу выдумки в подготовке глины — вымачивают, выветривают, вымораживают, вытаптывают, отмучивают… В обработке готового изделия: лощение, каление, вываривание, чернение, глазурование, орнамент, роспись…
Но упорно воспроизводят «ручной гончарный круг» и, соответственно, «ленточно-жгутовую» технологию.
Могу,
Очень многие явления в неживой природе носят характер вращения. Планеты крутятся вокруг своей оси и звёзд, закручиваются циклоны и водовороты, камень — катится с горы. Наоборот, в живой природе вращения почти нет. У нас рычаги, тяги, связки, суставы и сочленения.
Когда Уэллсу нужно было в «Войне миров» показать чуждость марсиан — он придумал марсианский треножник, машину без колёс, но с суставами.
У человечества «душа не принимает» вращения. Колесо было изобретено один раз в одном месте — на Дунае. И стремительно, по темпам неолита, распространилось по Евразии. Шумеры начали использовать колесо через триста лет после его первого образца. Это, кажется, единственная фундаментальная вещь, которою они заимствовали.
И все остальные народы — заимствовали. А те, кто вывалился из круга Евразии до этого момента — народы к югу от Сахары, американцы, австралийцы… повторить не смогли.
Но и восприняв колесо, человечество упорно не принимает разнообразных следствий. Я уже говорил про кривошип — преобразование поступательного движения во вращательное. Первая картинка в книжке в Европе — 9 век. Промышленное использование в Чехии — 13 век, а очевидное применение аналогичного принципа — коловорота — фрески 15 века во Фландрии. Коленвал… вообще… Да что мне тут, в 12 веке, говорить — маховик только лет сто как изобрели!
Ладно — Европа. Но допускать это ленточно-жгутовое безобразие у себя в вотчине — не позволю! Европа пусть как хочет, а у меня в Пердуновке должно быть… оптимально.
— Горшеня, хочешь быть мастером — будь им. Но лепить горшки будешь на моём кругу.
— Чегой-то? Чего я, круга не знаю? Чегой-то ты нацарапал? Не паря, так не делается. Ты уж поверь старому гончару…
— И ты поверь. Поверь «Зверю Лютому». Будет или так, как я нарисовал, или… или также, но без тебя.
Горшеня дулся всю дорогу, тяжело вздыхал, косился исподлобья. Но когда Звяга по моему рисунку сделал через день первый (Блин! Я вам не скажу «за всю Одессу», но на «Святой Руси» — точно первый!) ножной гончарный круг с кривошипом, пришёл посмотреть. Походил кругом, поковырял пальцем, высказал пару толковых замечаний… сел и заплакал.
— Ты… ты ж гад… ты ж… я всю жизнь мудохался… я ж малых лет по шею в сыром сидел… у меня ж… от этого и жена с другим блудила… Ванька… с- сука… выходит зазря… бился-ломался… в грязи барахтался… а теперя я куды? Ноги не ходят, руки не держат… ой прошло-проехало всё житьё моё горемычное… все труды мои горести по пустому-то прахом высыпались…
Нам пришлось утешать мужика, слёзы вытирать, бражки наливать. Уже за столом, Горшеня вдруг поднял залитое слезами лицо и как-то озорно улыбнулся:
— А и разъедрить твою матушку, Иван, свет, Акимович! А и здорово ж ты удумал! А и славно ж ты всем нам, горшечникам, на Руси нос утёр! Вот те и боярский сын, годами мал, головёнкой лыс. Хоть и без кудрей, а мастеров умней! На всю «Святую Русь» иного такого нет! Ежели обидел в чём — прости. Противу тебя — глуп. Ныне — сам вижу. Что велишь — сделаю. Не за страх — за совесть. Мне перед предками моими… ну… отработать надо. Что они, дескать, не зря мучились. Что вот, стал быть, ну, додумались до трудов облегчения. Хочу! Хочу сесть высоко, глянуть далёко! Приказывай, «Зверь Лютый» — весь я тута.
— Приказываю. Надо сделать десять тысяч горшков.
— Итить… С-скока-скока?!
Факеншит! Арифметики не знаете?! На каждое подворье нужно не меньше 30 только горшков и кувшинов. Одних братин от полувёдерной до двухведёрной — 6–8 штук. А ещё я насаждаю личную гигиену. Значит — нужны рукомойники. На Руси бывают с одним и с двумя носиками, очень забавные и функциональные. Нужны кружки-миски-тарелки каждому отдельная. Нефиг в общую миску со своей ложкой лазить да облизывать. Разложила хозяйка по тарелкам — ешь своё.
— Вотчина развернётся в три-четыре сотни дворов. Вот и считай. То, что есть… крохи. Мелочи мужики по избам кое-где пекут. Но мало и плохо. Сам же ругался. Сделай хорошо и много.
— Дык… уж больно… многовато будет.
— Круг скоростной, подготовки много меньше, будешь поторапливаться. Кстати, ты как посуду делаешь? Снизу тянешь?
Мужички за столом дружно загалдели:
— Дык… само собой… а как же иначе?… с дедов-прадедов… ты чё, боярич — не видал, что ли?… само собой — снизу вверх…
Не «мужи добрые», а дети малые: решили, что я лопухнулся и наперегонки торопятся указать на мой прокол. Торопились. Пока Ивашко не поморщился презрительно и не произнёс:
— Ну что вы галдите, как вороны на мусорке! Клювы-то позакрывали быстренько. Уж коли господь дал в господинах умного человека — вкушайте мудрости.
— Спасибо, Ивашка. Глину на кругу можно тянуть снизу вверх. Вы так привыкли, потому что из жгутиков горшки собирали. А можно — сверху вниз, по форме. Кидаешь горсть жидкой глины на форму, глина стекает, ты подправляешь. Снизу тянуть — глина должна быть крутая. Чтобы не сильно оплывала под своим весом. В руках нужно усилие немалое. Сверху — можно жидкую, сама течёт. Получается быстрее и легче. Понятно, что узкогорлый кувшин так не сделать — с формы не снимешь. Но нам нужно много простых мисок-чашек. Осознал?
Горшеня осознал и приступил. К созданию новой технологии массового гончарного производства в отдельно взятой вотчине.
И, естественно, доведению меня до белого каления.
Я очень мало знаю о глинах.
— Боярич, чёрную или коричневую — не бери. Не продышишься.
Какая связь? Я думал — шутка. Оказалось… органики в таких глинах много. Запах… выкинул нафиг. Не помогло — пришлось закапывать.
Горшеня, будучи почти инвалидом, взвалил на меня поиск глин в вотчине. Мне всё равно надо было разобраться с новыми территориями. Брал Могутку или Фанга с их мальчишками, и мы последовательно обошли всю вотчину. На краях поставили «знамёна» — зарубки на деревьях, отмечая границы. Примечали лёжки и тропы лесного зверя.