Фантасмагория смерти
Шрифт:
Интересно, что современники никак не могли определить его политическое кредо, называя Петра Аркадиевича то консервативным либералом, то либеральным консерватором. Сам Столыпин себя такими поисками своего политического Я не затруднял.
Попытки конструктивного общения между монархически настроенным правительством Столыпина и либерально-нигилистической – в любом созыве – Думой потерпели полное фиаско, что и стало основной причиной того, что большую часть своих проектов Столыпин вынужден был проводить в периоды между роспуском одной и созывом другой Думы. Впрочем, о работе Государственной думы, органа законосовещательного, о принимаемых ею решениях Столыпин отзывался весьма снисходительно: «...У вас нет ни сил, ни средств, ни власти провести его (решение) дальше этих стен, провести его в жизнь, зная, что это блестящая, но показная демонстрация», или еще: «...это ровная дорога, и шествие по ней почти торжественное под всеобщее одобрение и аплодисменты, но дорога, к сожалению, в данном случае приводящая никуда».
Стремясь ликвидировать источник социального недовольства путем проведения аграрной реформы, Пётр Аркадиевич не забывал и о другом факторе неустойчивости государства Российского (его поражающей воображение многонациональности. Считая предоставление национальных автономий гибельным для государства – и совершенно правильно, как показал опыт СССР). Столыпин пытался централизовать страну за счет ее «хребта», национальной образующей – русских.
Столыпин показал негибкость и отсутствие деликатности в разработке национальной политики, руководствуясь принципом «не утеснения, не угнетения нерусских народностей, а охранения прав коренного русского населения», хотя на деле этот принцип зачастую оказывался одним из главных для русских, независимо от того, где они проживали. Столыпиным был разработан проект закона о введении земств в шести западных губерниях (Минской, Витебской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской). Согласно ему, выборы в земства должны были пройти по национальным куриям, следовательно, главенствующую роль в них играли бы русские.
Нужно особо отметить, что Столыпин никогда не позволял себе высказываний, унижавших или оскорблявших национальные чувства других народов, кроме русского, населявших Российскую империю. Петр Аркадиевич был русским патриотом, понимавшим, насколько важно развитие национального самосознания, достоинства, сплочения всех народов, проживающих на территории государства. Об этом свидетельствует такое рассуждение Петра Аркадиевича: «Народы забывают иногда о своих национальных задачах; но такие народы гибнут, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы». Однако проводимая им политика отнюдь не способствовала разрешению национального вопроса.
И все же Столыпину недоставало гибкости. Не сумев привлечь в правительство ни одного из лидеров оппозиции, да и по большому счету не особо желая с ней, оппозицией, договариваться, он постепенно терял популярность у широких слоев населения и лишился последних, хотя изначально и достаточно призрачных, шансов на сотрудничество с Думой. Аграрная и политическая реформы Столыпина восстановили против него как дворян, видевших в них посягательство на свои привилегии, так и левых, боявшихся потерять избирателей и влияние на общество (лозунг «Чем хуже – тем лучше!» еще не был озвучен, но уже витал в воздухе), умудрился попасть в немилость к Ее Императорскому Величеству, которая считала, что Столыпин затеняет ее обожаемого Никки, наконец, он потерял и поддержку монарха, открыто выступая против влияния на царскую семью Григория Распутина и прочих кликуш-богомольцев. Восстановив против себя все общественные силы, он был вынужден опираться только на полицейский аппарат, отчаянно борясь с наступающей революцией и анархией. В своих «Воспоминаниях» Сергей Юльевич Витте пишет: «Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор, но самое главное – внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение».
Долго так продолжаться не могло, было совершенно понятно, что срок столыпинского кабинета министров истекает. Столыпин подал прошение об отставке в марте 1911 года, мотивируя свое решение тем, что Государственный совет окончательно отклонил законопроекты о западных земствах. Николай II после недолгого раздумья отставку не принял и поддержал Петра Аркадиевича, однако всем окончательно стало понятно, что на политической карьере Столыпина поставлен жирный крест. Впрочем, до отставки он не дожил.
1 (14) сентября 1911 года, во время посещения Николаем II празднеств в Киеве, Столыпин был смертельно ранен в Киевской опере. Покушение совершил Дмитрий Богров, сын местного владельца многоэтажного дома и двойной агент, работавший и на охранку, и на эсеров.
В досье жандармского управления о нем была агентурная справка следующего содержания: «Богров Дмитрий Григорьевич родился 29 января 1887 года, сын присяжного поверенного Григория Григорьевича Богрова, богатого киевского домовладельца, известного в городе благотворительной деятельностью. Отец Богрова занимает видное положение в городе и имеет обширные знакомства в разных сферах». Мотивы его поступка по сей день не ясны. Одни исследователи считают, что его руку направляла охранка, возможно, и не без ведома царя; другие – что Богров, действуя по заданию партии эсеров, сумел обмануть руководство охранки и получил пригласительные билеты почти во все места, где бывали царская чета и Столыпин, от начальника охранного отделения Кулябки; третьи же полагают, что у Богрова были некие личные причины. Партия эсеров, к которой принадлежал Богров, заявила о своей непричастности к этой акции. В любом случае, Богров был личностью неуравновешенной психически, с явными суицидальными признаками. Вот выдержки из некоторых его писем: «Нет никакого интереса в жизни. Ничего, кроме бесконечного ряда котлет, которые мне предстоит скушать в жизни. И то если моя практика это позволит. Тоскливо, скучно, а главное – одиноко» и еще: «Вообще же все мне порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное, хотя и не цыганское это дело».
Возможно, это самое «надоело» и толкнуло его на «подвиг Герострата» – застрелить грозного министра и тем прославиться. Так или иначе, но 1 сентября 1911 года он произвел роковые выстрелы.
5 (18) сентября 1911 года Пётр Аркадиевич Столыпин скончался.
Николай Александрович Романов. Крах российского самодержавия
Празднование 300-летия дома Романовых началось со службы в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Блестящий кортеж из карет царя и его свиты неторопливо продвигался по Невскому проспекту, несмотря на ранний час, заполненному толпами народа, пылко проявляющего верноподданнические чувства. Толпа, неистово и громогласно провозглашая здравицы, прорвала солдатские кордоны и окружила экипажи императора и императрицы.
Собор был набит до отказа. Впереди, согласно регламенту, расположились члены августейшей фамилии, послы иностранных держав, министры и депутаты Думы. Следующие после службы в соборе дни были посвящены официальным церемониям, балам и приемам депутаций, которые прибывали со всех концов необъятной империи одетыми в национальные костюмы и преподносили царствующей чете дары. В честь императора Николая Александровича, его супруги Александры Фёдоровны и всех великих князей Романовых знать Санкт-Петербурга устроила грандиозный бал, на котором присутствовали тысячи гостей из самых знатных и родовитых семейств. Чуть позже Их Величества изволили посетить представление оперы Глинки «Жизнь за царя». Когда венценосные супруги прошли в свою ложу, весь зал стоя приветствовал их аплодисментами.
Торжества продолжались. В мае 1913 года император с семьей отправились по следам Михаила Романова, чтобы проделать тот же путь, что прошел и первый царь династии, с рождения и до восшествия на престол. По Волге на пароходе они поплыли в родовую вотчину Романовых – Кострому, где юный Михаил был призван на царство.
Великая княгиня Ольга Александровна позже писала об этой поездке так: «Где бы мы ни проезжали, везде встречали такие верноподданнические манифестации, которые, казалось, граничат с неистовством. Когда наш пароход проплывал по Волге, мы видели толпы крестьян, стоящих по грудь в воде, чтобы поймать хотя бы взгляд царя. В некоторых городах я видела ремесленников и рабочих, падающих ниц, чтобы поцеловать его тень, когда он пройдет. Приветственные крики были оглушительны!».
Путешествие, а с ним и празднование 300-летия царствования дома Романовых закончились, как тому и положено было быть, в Москве. На 20 метров оторвавшись от казаков Его Императорского Величества Конвоя, солнечным июньским днем Николай II верхом въехал в Первопрестольную. Спешившись на Красной площади, государь-император проследовал с семьей и свитой через ворота Кремля в Успенский собор, где была проведена торжественная служба.
Торжества и восторг подданных заставили государя позабыть о волнениях 1905 года и воскресили его веру в неразрывную связь царя и народа, любовь простого люда к своему императору. Казалось бы, столь бурное обожание Николая II, проявленное в юбилейные дни, должно было способствовать укреплению и процветанию монархии, однако уже тогда и Россия, и Европа стояли на краю больших перемен.