Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника
Шрифт:
– Все дело в ребенке, – кивнул Маркиш. – Охотились за ребенком. Выяснили, кто его отец?
– Мать-одиночка, – вздохнул Григорович. – Дитя одноразовой любви. В свидетельстве о рождении записан мужчина. Но ее мужем он никогда не являлся. Видимо, его записали со слов. Судя по всему, отец был случайным. Она не планировала ребенка.
– И все-таки все заключается именно в ребенке, – сказал Маркиш. – Вспомни, эти двое, они ведь сразу потребовали от медсестры показать им родившегося ребенка. А потом один из них удивился, сказав, что добраться до ребенка оказалось легче, чем снять проститутку в Хайфе. А потом…
– А потом они начали усердно резать друг друга. Кстати, Давид, а что, проститутку в Хайфе снять легко?
– Сейчас нравы
– И что мы имеем?.. – уныло вздохнул Григорович.
– Мы имеем три трупа, сгоревшую машину и женщину, за которой охотятся по неизвестной причине. И женщина эта из бывшего СССР. Вот это мне совсем не нравится. С этими русскими всегда случаются разные непонятки.
– Давид, ты говоришь, словно сам не жил в Баку до тридцати пяти лет, – Григорович закурил. – Кстати, что с этим типом, который сгорел в машине? Что-нибудь прояснилось?
– Обгорел он хорошо, – Маркиш недовольно мотнул головой. – А так – ничего особенного. Машину он взял в Иерусалиме позавчера. В пункте проката. Машина оформлена на имя Герхарда Вахта, туриста из Германии.
– И что же?
– А то, – с неожиданной злостью выпалил Маркиш. – Этот самый Герхард Вахт оказался одним из молодых людей, посетивших прошлой ночью родильное отделение. Сейчас он лежит в морге с перерезанным горлом и не может ответить, кому он отдал ключи от машины. Кстати, он тоже выходец из России!
– Я думаю, что к больнице они приехали втроем. Двое пошли изымать ребенка, а третий остался в машине. Потом он увидел, что женщина уходит из больницы, решил исправить ошибку товарищей, но не справился с управлением машиной.
– Ты хочешь сказать, что он ждал у больницы три дня? – с сомнением сказал Маркиш. – Глупая версия. Самая глупая версия из тех, которые когда-то высказывались при мне. Впрочем, чего еще ждать от почти коренного еврея? Бог слишком ласково гладил вас по голове. Это с его-то ручкой! Но то, что они были вместе, не вызывает сомнения. Все трое из одной группы. Хотел бы я знать, зачем им нужен новорожденный еврейчик, который никогда не видел папы и еще не привык к материнскому молоку!
– Я все-таки думаю, что все дело в неизвестном нам отце. Быть может, заказ на ребенка поступил именно от него. Мы пока не знаем, с кем эта девица спала. Быть может, папа его из этих крутых новых русских и хотел вернуть ребенка в Россию. А может, он хотел избавиться от него, чтобы не иметь никаких имущественных проблем.
– Выглядит красиво, – снова засомневался Маркиш и принялся смотреть, как уплывают кольца сигаретного дыма в сторону окна, за которым плавило асфальт солнце. – Только вот писано это вилами по воде.
– Как-как? – заинтересовался Григорович.
– Вилами по воде, – повторил Маркиш. – Значит, безосновательно.
– Красивая идиома, – сказал Григорович. – Я запишу. Давай по слогам, Давид.
– Лучше отправляйся и собери всю информацию по этим двум туристам, – Маркиш щелкнул пальцами. – На этого Герхарда Вахта и второго… Его установили?
– Еще вчера, – сказал Григорович. – Зря ты говорил, что мы работаем медленно. Что можно, было сделано в первый же день. Это русский. Точнее – грузин. Мачарашвили Мелитон Гочиевич. Представлял в Германии московскую фирму «Элегант». Ничего особенного – торговля ширпотребом, залежавшимся в магазинах мюнхенских колбасников. Двадцать семь лет, бывший борец. Между прочим, мастер спорта международного класса по вольной борьбе. В 2006 году, после того как получил серьезную травму на ковре, ушел из спорта. Некоторое время подвизался в комитете по физической культуре, потом ушел на вольные хлеба в этот самый «Элегант». К нам прилетел рейсом «Ганза» в качестве туриста. Захотел поскорбеть у Стены плача. Между прочим, прилетел он одним рейсом с Вахтом, но места у них в разных салонах.
– Это ни о чем не говорит, – вздохнул Марки. – Кто еще летел этим рейсом? Подходящие кандидатуры есть?
– Подходящие в смысле чего? – поднял брови Григорович.
– В смысле третьего трупа… Того, кто сгорел в машине.
– Я попросил полицию принять меры к местонахождению каждого из пассажиров, прибывшим этим рейсом, в возрасте от двадцати одного года до тридцати пяти лет, среднего роста, среднего телосложения и к тому же блондина. Таких набралось семь человек. Двоих можно отбросить сразу, они приехали в Израиль в деловую командировку в Министерство сельского хозяйства. Остается пятеро. Их данные я списал из заполненных при въезде деклараций. Результаты проверки обещали сообщить к вечеру.
– Работайте, работайте, – покивал Маркиш. – И запросите у русских информацию об этом борце. Что у них есть на него. Сейчас бывшие спортсмены часто начинают криминальную жизнь. Заодно узнайте, имел ли гешефт в России Герман Вахт и не пересекались ли там его пути с некой Эллен Гриц?
Глава третья
Террористы опять обстреляли Хайфу.
Шесть ракет легли почти в центре города, наполовину разрушив жилой дом, и сожгли два автомобиля на платной стоянке. Маркиш пил кофе и думал, что все это будет продолжаться долго. Ненависть между арабами и евреями слишком долго зрела, чтобы закончиться вдруг и без неприятных последствий. И дело было даже не в образовании Израиля, не в захваченных в ходе Шестидневной войны территориях, все упиралось в менталитеты и уклад жизни, который у обеих сторон был слишком разным, чтобы эти стороны поняли друг друга.
Ведь было же – ходили дочери сионские, искали по всему городу и не находили ничего, чем голод утолить. Обессиленные они падали и умирали на всех углах улиц, а дети пробирались к ним и, припадая к груди, брали пустые сосцы в рот, но молоко не шло из остывших грудей – и исходили голодом дети, и падали мертвыми на грудь матерей своих.
Араб относится к женщине как к добыче, а для израильтянина она – все, не зря же происхождение евреи ведут по женской линии. И это препятствие, которое не дает еврею и арабу понять друг друга, а все усугубляется взаимными несправедливостями и делением храмов, у каждого свой бог, и каждый требует своей жертвы.
По телевизору, подвешенному к потолку кафе, показывали, как выносят на носилках и грузят в санитарные машины пострадавших при взрывах и освобожденных из завалов людей. Обстрел произвели днем, поэтому пострадали в основном старики и дети, и от этого зрелища комок подкатывал к горлу, и еще – рождалась ненависть, которую Маркиш тщетно пытался подавить.
Сам он был родом из Баку, там прошло его детство и половина жизни, к тому времени, когда Союз распался, Маркиш работал в азербайджанской милиции, поэтому ему воочию пришлось столкнуться с армянскими погромами в городе. Мусульманская ненависть обжигала. И пусть потом кричали, что это были не мусульмане. Это были экстремисты, которым едины все боги, потому что они поклоняются зеленому знамени джихада и Азраилу, но Маркишу самому довелось увидеть двенадцатилетнюю окровавленную девочку, которая бежала на цыпочках из-за того, что у нее срезали пятки. И как людей выбрасывали с девятого этажа только за то, что они принадлежали к армянам, тоже видел, сожженных на кострах людей сам в грузовики грузил. И на бездействие азербайджанской милиции насмотрелся. И как погромщиков задержанных выпускали, потому что они были азербайджанцами. В то время Маркиша потрясла готовность новой общности людей, воспитанных развитым социалистическим обществом, резать друг друга. Это потрясение и подвигло его к отъезду. А здесь он столкнулся все с тем же противостоянием двух миров, поэтому его возмущали европейские резолюции по израильско-арабским конфликтам. А позже он не скрывал злорадства, когда полыхнуло во Франции и Англии, когда сытые немцы столкнулись с проблемой мультикультур.