Фантастические рассказы и повести

Герасимов Сергей Владимирович

– Я взял!
– соврал Прын.

– Давай его разрежем!
– предложил Яша.

– Нет, я хочу его застрелить! Сделай круг около него, но только попугай, я хочу, чтобы он испугался!

Черная точка человеческой головы приближалась. Прын стучал большим пальцем ноги о острое ребро в переборке и радовался каждому толчку боли. Из под ногтя выступила кровь и он прекратил. Главное - это суметь направить мысль в нужное русло; главное - это найти точку и давить на нее, не сдаваясь, и ты победитель. Самые страшные собаки - те, которые не расцепляют зубов.

Он оглянулся на город; город, погружаясь

в тень, менял цвет, становился фиолетовым. Может быть, его уже сьедали скорпионы, почему бы и нет? Голым людям все равно не спастись, как бы они ни одевались. Как бы они ни одевались, все равно они голые внутри, все равно можно найти голое место и ударить в него - он поднял ствол и направил Яше в затылок.
– Останови! Что?
– Останови! Яша обернулся и засмеялся, оценив шутку. Прын выстрелил чуть в сторону и пробил лобовое стекло: хрустальный цветочек.

– Не понял, - не понял Яша.

– Теперь слушай меня, - сказал Прын.
– Город умер, и все те люди, которые в нем остались. Не выпускают никого, взяли в кольцо.

– Ну, - не понял Яша.

– Поэтому мне нужна была лодка и человек, который умеет управлять лодкой, то есть ты. Мы спасемся вместе, по воде можно уйти. Правь в открытое море.

– Нет, я хочу убить голого, - не согласился Яша.

– А я хочу иначе.

Прын приподнялся, сделал шаг вперед и лениво ударил Яшу прикладом в лицо. Яша оценил аргумент.

Прын улыбнулся. На этот раз его улыбка была довольной - как хорошо он все расчитал: вызвать милицию, подстрекнуть девочек, потом деда и, наконец Яшу. Беспроигрышная цепочка. Этот дурень привезет его в любое нужное место. А город пусть гибнет. Голые люди сами виноваты в том, что у них нет брони и стальной хватки зубов.

На фоне солнечной дорожки темнела и удалялась голова голого человека. На город опустилась тень и он стал совсем фиолетовым.

ЭПОХА ИГРЫ (повесть)

1

Наверное, немного тишины все-таки нужно. Тишина нужна мне как вода, как соль, как солнечный свет. Тишина и несколько минут одиночества. Я люблю стоять у большого окна своей пустой, ещё наполовину спящей в шесть утра мансарды и смотреть сквозь расцветающие с каждой минутой утра краски влажного леса. Смотреть, и видеть все, и ничего не видеть, откликаться сердцем на все, - но спокойно, безразлично, возвышенно.

Я специально встаю ради этих нескольких минут. Они действуют на меня, как переливание крови на тяжелобольного: из комка слизи я становлюсь клубком воли и уверенности. Удивительно, что для этого достаточно всего нескольких минут тишины. Глядя вниз, на зеленые всплески и провалы пышных тропических крон, я чувствую в себе зверя стомиллионнолетней давности, зверя величиной с кошку, жившего на деревьях, просыпавшегося с первыми лучами туманного рассвета, обозревавшего из своей невидимой высоты ветвей свой страшный и прекрасный первозданный мир. Рано утром просыпались лишь его большие и внимательные темные глаза с вытянутыми в ниточку зрачками; тело все ещё спало, спокойное и уверенно расслабленное, потому что глаза два верных блестящих стража - уже делали свое дело, следили за любой сдвинувшейся тенью там, далеко-далеко внизу. Сердце работало медленно и ровно; оно ещё спало, забыв о вечных муках, простых муках голода, бегства, продолжения рода, не зная о других муках, которые вспорют его тысячи поколений спустя - те муки будут более тонки и более жестоки.

Тот древний зверь величиной с кошку до сих пор живет во мне (Боже мой, действительно никто никогда не умирает); сейчас его тело проснется, играющие волны мускулов пробегут под гладкой короткой шерстью, сердце застучит в другом ритме. Он готов к жизни и готов к смерти - не все ли равно, если никто не умирает?

Пять минут прошли. Все в порядке. Я спускаюсь; Александр убирает в комнатах нижнего этажа. Он встает ещё раньше и успевает сделать в саду перед домом сложную гимнастику из довольно примитивных и бессмысленных, на мой взгляд, упражнений. Иногда я наблюдаю за этими упражнениями из своего окна. У каждого человека, если узнать его поближе, оказывается уйма странностей. Александр повторяет свою пародию на одну из восточных гимнастик каждое утро, много десятилетий подряд. Зачем?

В наше время мы имеем намного больше ненужных увлечений, чем раньше; мы тянемся к бесполезному. Это реакция, самозащита души от безумного всевластия материи денег, вещей, стремления к деньгам, вещам и к власти. Но наша эпоха - эпоха материи; эпоха души уже прошла, почти прошла, эпоха духа ещё не наступила. Поэтому так глупо выглядят наши увлечения. Александр стар, ему далеко за шестьдесят; он жалок, когда кривит свое длинное иссохшее тело - хранилище иссохшей души, забывшей о собственном существовании. Его седая, торчащая во все стороны бородка, вызывает во мне даже некоторое презрение, впрочем, добродушное. Из-за этой бородки Александра все зовут капитаном и, кажется, только я обращаюсь к нему по имени.

– Александр, вы ведь один из немногих людей, которые прожили на Островах всю жизнь.

Александр улыбается. Острова Воскресения - его единственная настоящая любовь. Он ни разу не покидал Острова и был свидетелем всего, что происходило здесь за последние полвека. Я сознательно затронул предмет его гордости - это та струна, на которой можно сыграть любую мелодию. Итак, я начинаю играть.

– Александр, только вы можете мне помочь, потому что вы знаете здесь все. Скажите, почему шестой остров не обозначен ни на одной карте?

Это, конечно, блеф. Раз остров не обозначен на карте, я не могу знать, есть ли он в действительности. Я так уверенно говорю об этом острове, будто видел его своими глазами - мой уверенный тон помешает Александру соврать. А врать, конечно, он будет, ведь никто не станет скрывать остров, издавая неточные карты, если на то нет причин.

– Не понимаю, на какой карте?

Александр прекрасно понял, о чем я говорю, это видно по его лицу. Если бы остров был безобидной легендой, Александр бы не притворялся передо мной - мы с ним в хороших отношениях и хорошо понимаем друг друга.

Я киваю в сторону окна.

– Вон тот остров. Три часа пути на катере. Остров большой, побольше нашего. И не обозначен на картах. Это же неспроста, я прав?

– Вы разве там были?

Александр делает ошибку, он не успевает сообразить, что с северной стороны Острова катера и яхты обычно не появляются - никто и никогда не ходит в этом направлении, а на веслах далеко не уйдешь.

– Слушайте, Александр, вы же правдивый человек, я знаю вашу честность, мы же свои люди. Зачем вы меня обманываете?