Фантастические рассказы из журнала «Вокруг света»
Шрифт:
— Господи, дружище, вас точно разорвали пополам и потом кое-как склеили, — воскликнул я.
Капрал Куку только засмеялся и поднял фонарик повыше, чтобы я мог получше разглядеть — могучие мышцы его груди и живота были сплошь изрублены и искромсаны. Наконец, фонарик погас и капрал Куку застегнул гимнастерку.
— Недурно? — спросил он.
— Недурно! Бог ты мой, я ничего не смыслю в медицине, но по-моему, от любой из этих ран человек должен отдать богу душу. Как вы ухитрились остаться в живых, капрал? Возможно ли это?
— Думаете, вы что-нибудь видели? Ничего вы еще не видели, вот поглядели бы на мою спину… Но это после.
— Послушайте, да откуда же они у вас? Шрамы-то все старые. Не в этой же войне вы их заполучили!
Капрал
— Ясно, — преспокойно заявил он. — Вот гляньте, на этой войне меня ранили только сюда.
И небрежно ткнул пальцем в плечо у самой шеи. Здесь тесно лепились пять ямок — следы пуль.
— Легкий пулемет, — пояснил Куку.
— Не может быть! — воскликнул я, пока он приводил в порядок свой галстук. — Эти пули должны были перерезать сонную артерию и разбить позвонки!
— Ну да, так и случилось, — ответил капрал Куку.
— И сколько же вам тогда было лет?
— Да вроде бы четыреста тридцать восемь.
— Тридцать восемь?
— Я сказал — четыреста тридцать восемь.
Конечно, сумасшедший.
— Родились в тысяча девятьсот седьмом году? — спросил я.
— В тысяча пятьсот седьмом, — поправил капрал Куку, поглаживая шрам на голове. И продолжал почти мечтательно (речь его выдавала беспросветную тупость, низменную хитрость, тревогу, подозрительность и гнусный расчет. В полутьме капрал Куку поглядывал на меня алчным, оценивающим взглядом и ощупывал пуговицы на гимнастерке, словно проверяя, надежно ли укрыты от нескромных взоров его драгоценные шрамы): — Вот послушайте, — неторопливо говорил он, — я вам только чуть намекну. Ведь одни намеки вам не продать, верно? Вы же газетчик. Вы, конечно, мигом смекнете, что к чему и что вам от этого очистится, да ведь я все сразу и не выложу, так что надеяться вам не на что. А мне хоть гром греми, надо снова приняться за работу, ясно? И мне нужна монета.
— На розы, кур, пчел и скипидар? — спросил я.
Он на секунду замялся, погладил голову и сказал:
— Ну… В общем да.
— Вас беспокоит этот шрам?
— Только ежели выпью.
— А как вы его заполучили?
— В битве при Турине.
— Не знаю такой битвы. Когда она была?
— Как это когда? Та самая битва при Турине.
— Значит, вас ранили в той самой битве при Турине, да? А когда она была?
— В тысяча пятьсот тридцать шестом или тридцать седьмом. Король Франсуа послал нас против маркиза де Гас. Враг стоял насмерть, но мы прорвались. Вот тут-то я в первый раз понюхал пороху.
— Так вы там были, капрал?
— Ясно, был. Только тогда я не был капралом и звали меня не Куку, а Лекокю. А настоящее мое имя — Лекок. Я родом из Ивето. Там я работал у одного, его звали Николя, он торговал полотном… Такой был… — И минуты две или три капрал в самых крепких выражениях излагал мне все, что думал о Николя. Потом, поостыв немного, продолжал: — Короче говоря, Дениза сбежала, и все ребятишки в городе стали распевать: "Лекок, Лекок, Лекокю, Лекокю…" Ну, я убрался оттуда ко всем чертям и пошел в армию… Видите, ничего я вам толком покуда не сказал, на этом вам не заработать, ясно? Это пока что одни намеки, ясно? Ну вот: мне тогда было под тридцать, здоров как бык. И вот король Франсуа послал нас в Турин, а господин де Монтаган в то время командовал пехотой. А мой командир капитан ле Ра привел нас на одну горку и поставил там. Стычка была короткая, а уж досталось нам… Каждый дрался, как мог, а потом к нам прорвались остальные, мы пошли в наступление и тут-то я его и заполучил.
И Куку погладил свой шрам.
— Как же это вышло? — спросил я.
— Алебардой треснули. Знаете, что это за штука? Такой тяжеленный топор на длиннющей рукояти. Если с алебардой умеешь обращаться, можно разрубить человека до пояса, ясно? И ударил бы он попрямее… ну тогда я бы, верно, с вами сейчас не разговаривал.
— Знаю, знаю, — подтвердил я примирительно. — Так вы говорите, было это в тысяча пятьсот тридцать седьмом году?
— Может, и в тридцать шестом, точно не припомню. Ну вот, очнулся я, увидал доктора, а он в это время разговаривает с каким-то другим доктором, того-то мне не видно, а вокруг раненые орут, все просят, чтобы их поскорее прикончили и избавили от мучений… зовут священника… Сущий ад! Голова у меня разрублена, мозги вроде ветерок обдувает, в ушах гудит, трещит что-то… Ни шевельнуться, ни заговорить не могу, а все вижу и слышу, что кругом творится… Доктор посмотрел на меня и говорит…
Капрал Куку умолк.
— Что же он сказал? — осторожно напомнил я.
— Вот вы читаете вашу книжонку, а сами ничего-то в ней не понимаете, — буркнул капрал Куку, — "Pipeur ou hasardeur de dez" и прочее, хотя все это и напечатано черным по белому. Сейчас я вам все растолкую. Доктор сказал вроде так: "Подите сюда, сэр, и взгляните. У этого малого мозги вылезли наружу. Примени я эликсир Тэриака, его бы уж давно похоронили и забыли. А эликсира Тэриака у меня не оказалось, делать было нечего, я и влил ему свой. И вот, смотрите: он открыл глаза! И, обратите внимание, кости черепа сближаются и что-то вроде новой кожи затягивает рану! Значит, мое лечение правильное, и бог исцелит его". А тот, другой, которого мне не видно, отвечает: "Не делайте глупостей, Амбруаз, вы только зря тратите время и лекарства на этого покойника". Мой доктор поглядел на меня и тронул пальцами мои глаза. Я моргнул. А тот, другой, и говорит: "Ну зачем вам тратить время и лекарства на мертвецов?"
А я как моргнул, так уж больше не могу открыть глаза. И не вижу ничего, а слышу все очень хорошо. Услыхал эти его слова и перетрусил ужасно: зароют, думаю, живьем. А шевельнуться никак не могу. Но мой доктор говорит: "Прошло уже пять дней, а тело у этого бедняги все еще живое, и хоть я и очень устал, я пока в здравом уме и могу поклясться, что он сейчас открывал глаза". И крикнул кому-то: "Жан, давай сюда мой эликсир!" И говорит тому, другому: "С вашего позволения, сэр, я буду лечить этого солдата, пока он окончательно не оживет или окончательно не умрет. А сейчас я волью ему в рану еще моего снадобья".
И тут я почувствовал: что-то льется мне прямо в голову. Ну и боль же была! Точно прямо в мозг ледяную воду льют… "Крышка мне", — подумал я, и опять весь застыл и ничего не помнил, а потом очнулся совсем в другом месте. Молодой доктор тоже был там, только без кирасы и в каком-то мягком колпаке. Теперь уж я мог двигаться и говорить и попросил попить. Как доктор услыхал, что я говорю, он даже рот раскрыл, точно закричать хотел, но не закричал и дал мне какого-то вина в чашке. Только руки у него тряслись, так что на бороду мне попало больше вина, чем в рот. В ту пору и у меня была борода вроде вашей, только побольше и погуще. Вдруг слышу — кто-то бежит ко мне по комнате, вижу — мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати. Он было тоже рот раскрыл, хотел что-то сказать, а доктор как схватит его за горло и говорит: "Молчи, Жан, если хочешь в живых остаться, молчи!" А парень говорит: "Учитель, ты воскресил его из мертвых!" А доктор отвечает: "Коли хочешь быть жив, молчи, а то не миновать тебе костра". Тут я опять заснул, а как проснулся, вижу: маленькая комнатка, окна все закрыты, и в очаге огонь пылает, жара, точно в пекле. И доктор тут, и зовут его Амбруаз Паре. Вы часом не читали чего-нибудь про Амбруаза Паре?