Фантастические сказки

Энсти Ф.

Сильвия встала и пошла в следующую комнату. Обняв мать, она сказала ей полушепотом:

–  Мама, милая, это положительно ваша вина, потому что вы пишете такие длинные письма. Но… но… мы в самом деле не знаем, как это случилось… Только Гораций и я… мы как-то сосватались. Вы не очень сердитесь, не правда ли?

–  Я думаю, что вы оба крайне глупы, - сказала г-жа Фютвой, освобождаясь из объятий Сильвии, и, обернувшись к Горацию, сказала: - Судя по тому, что я слышала, г. Вентимор, ваше положение не таково, чтобы жениться в данное время.

–  К несчастью, нет, - сказал Гораций.
– Пока у меня нет ничего в виду. Но удача может прийти когда-нибудь. Я не прошу у вас руки Сильвии до тех пор.

–  А вы знаете, мама, вам ведь нравится Гораций!
– уверяла Сильвия.
– Я готова ждать его сколько угодно. Ничто не заставит меня отказаться от него, и я никогда не буду любить другого. Значит, видите, вы можете совершенно спокойно дать свое согласие.

–  Боюсь, что я сама виновата, - сказала г-жа Фютвой.
– Я должна была предвидеть это еще в Сен-Люке. Сильвия - наше единственное дитя, г. Вентимор, и я бы гораздо больше хотела видеть ее счастливой замужем, чем сделавшей так называемую «блестящую партию». Но тут как-то мало надежды… Я совершенно уверена, что ее отец не одобрит этого. Не нужно даже говорить ему… Он только рассердится.

–  Раз вы не против, - сказал Гораций, - то вы и не запретите мне ее видеть?

–  Мне кажется, я должна бы… - сказала г-жа Фютвой.
– Но я ничего не имею против того, чтобы вы иногда приходили к нам, как обыкновенный гость. Только помните: пока вы не представите моему мужу документов, что вы способны содержать Сильвию, как она привыкла, формальной помолвки быть не может. Думаю, что я имею право просить вас об этом.

Было так ясно, что она права и гораздо более снисходительна, чем ожидал Гораций, - ибо он всегда смотрел на г-жу Фютвой, как на не особенно нежную и скорее светскую женщину, - что он принял ее условия почти с благодарностью. В конце концов, для него уже было достаточно того, что Сильвия отвечала на его любовь, и что ему было разрешено видаться с ней время от времени.

–  Немного досадно, - сказала Сильвия задумчиво, после того, как ее мать вернулась к своему письму, а она и Гораций принялись говорить о будущем, - немного досадно, что вам не удалось приобрести хоть что-нибудь на этой распродаже. Это могло бы вам помочь относительно папы.

–  Да «что-нибудь»-то я купил, только на собственный счет, - сказал он, - и не знаю, может ли это принести мне пользу в глазах вашего отца.
– И он рассказал ей, как приобрел медный кувшин.

–  И вы в самом деле дали за него много?
– спросила Сильвия.
– По всей вероятности, вы могли бы приобрести точно такой же, только лучше, у Либерти приблизительно за семь с половиной шиллингов! Вещи в таком роде не представляют для папы ничего интересного, если только они не грязны, не в ржавчине и не допотопно стары.

–  А эта вещь как раз такая. Я только потому и купил ее, хотя она и не значилась в каталоге, что, мне показалось, будто она могла бы заинтересовать профессора.

–  О!
– воскликнула Сильвия, сжав свои хорошенькие ручки.
– Если бы это было так, Гораций! Если бы ваш кувшин оказался поразительно редким и драгоценным! Я думаю, что папочка был бы так восхищен, что согласился бы на все. Ах, вот его шаги… Он отпирает дверь. Теперь смотрите, не забудьте рассказать ему про этот кувшин.

По- видимому, профессор был не очень в духе, когда входил в гостиную.

–  Мне очень досадно, что пришлось уйти и некому было занять вас, кроме жены и дочери. Но я рад, что вы остались. Да, я, конечно, рад, что вы остались.

–  Точно так, как и я, - сказал Гораций и стал давать отчет о распродаже, чем не мог улучшить настроение профессора. Тот выпячивал нижнюю губу при некоторых отметках в каталоге.

–  Жаль, что я не пошел сам, - сказал он.
– Этот кубок, истинно прекрасный образец персидской работы шестнадцатого века, пошел всего за пять гиней! Я бы охотно дал бы десять. Вот, вот! Я думал, что на ваше суждение можно больше полагаться!

–  Если припомните, вы поставили мне строгие пределы относительно цен, которые назначили сами.

–  Ничего подобного!
– сказал профессор с неудовольствием.
– На полях я сделал только указания, не больше. Вы могли быть уверены, что приобрети вы хоть одну из этих вещей за какую угодно цену, я был бы доволен.

Гораций имел мало оснований для подобного мнения, а очень много для уверенности в обратном, но он понял бесполезность возражений и поэтому просто сказал, что огорчен таким недоразумением.

–  Без сомнения, вина тут моя, - сказал профессор тоном, подразумевавшим противоположное.
– И все-таки, даже оказывая снисхождения к неопытности в подобных вещах, я счел бы невозможным, чтобы кто-либо провел целый день, торгуясь у Гаммонда, и не оставил за собой ни одной вещи!

–  Но, папа, - вставила Сильвия, - г. Вентимор купил-таки вещь, только на свой счет. Это - медный кувшин, не обозначенный в каталоге, однако, по его мнению, имеющий некоторую ценность. И он очень хотел бы слышать твое суждение.

–  Хм!
– фыркнул профессор.
– Какая-нибудь медная базарная штука, по всей вероятности. Лучше бы он сберег свои деньги. Каков на вид этот ваш кувшин? А?

Гораций описал его.

–  Гм. Похож на арабский «кум-кум» и, верно, употреблялся вместо лейки или для хранения розовой воды. Таких сотни, - заметил профессор ворчливо.

–  На нем есть крышка заклепанная или припаянная, - сказал Гораций.
– Общая форма приблизительно такова…

И он сделал быстрый набросок на память. Профессор неохотно взял его, а потом поправил очки, несколько заинтересовавшись.

–  Да. Форма, конечно, античная. И герметически закрытая крышка, так? Вероятно, внутри есть что-нибудь.

–  Не думаешь ли ты, что там внутри сидит какой-нибудь гений, как в запечатанном кувшине, который нашел рыбак в «Арабских сказках»?
– воскликнула Сильвия.
– Вот была бы потеха!

–  Под словом «гений» ты, полагаю, разумеешь джинна. Это более правильный научный термин, - сказал профессор.
– Женский род - джиннья, а множественное число - джинны. Нет, я не считаю такое предположение вероятным. Но мне представляется возможным, что в сосуде, закрытом крышкой, как описывает г. Вентимор, хранились папирусы или другие памятники, интересные в археологическом отношении и могущие оказаться в целости. Я советовал бы вам, сударь, открывать крышку с величайшей осторожностью, не давайте воздуху внезапного доступа к документам, если таковые имеются, и лучше не трогайте их руками. Мне все-таки было бы любопытно узнать, действительно ли там есть что-нибудь, и если есть, то что именно.