Фантастические тетради
Шрифт:
— Не переживай о бесполезной работе, — успокоил он своего подопечного, — увеличим влажность — вода сама наберется. А когда перемонтируем купол, осадки будут точь-в-точь, как на твоей Земле.
Флора и климат этого рукотворного оазиса были целиком заслугой Ксареса. Он сам выбирал и приживлял травы, кусты, деревья, которые больше смахивали на мохнатые кактусы, и зачастую мало походили на земные, но были абсолютно натуральны и чудесно озонировали воздух. Если смотреть на всю эту растительность с балкона второго этажа, не слишком вглядываясь в детали, вполне можно было вообразить себя в каком-нибудь райском уголке тропического пейзажа. Для полного ощущения курорта не хватало разве что моря — ни на одной из ЦИФовских планет не нашлось естественного водного пространства с подходящим химическим составом, поэтому не было допущено к павильону и циркуляция воды в нем строилась автономно. Предрассветная тишина здесь была абсолютной, без пения птиц и стрекотания насекомых, зато это была естественная предрассветная
Одним таким загадочным утром Матлин, по своему обыкновению, вышел на балкон вдохнуть свежего воздуха. Он прошелся туда-сюда, сделал несколько приседаний-отжиманий, поднял с пола гантель и зевнул… Но когда закрыл рот, чуть не уронил гантель себе на ногу: прямо перед ним завис сероватый полупрозрачный шарик, размером с баскетбольный мяч. Такие штуки никогда прежде его не посещали. Что это и как с этим обращаться, он понятия не имел. Именно сегодня он был намерен хорошо отдохнуть и предпочел бы абстрагироваться от появления в павильоне неопознанных летающих объектов; разве что врезать по нему хорошенько со всего размаха.
Но шарик сам собой развернулся в конусообразную панораму, на которой обозначились внутренние помещения технопаркового ангара с плазматическими очертаниями средней паршивости летательного аппарата, и две абсолютно одинаковые коричневые, безносые морды с ярко-фиолетовыми глазами. «Морды» были одеты в упругие сплошные комбинезоны, пригодные лишь для ремонта парковых конструкций, и Матлин грешным делом подумал, уж не приключилось ли чего с Суфом…
— Он и Он, — представились «морды». Они стояли, тесно прилипнув друг к другу, будто сиамские близнецы. — Ты прилетел сюда на этом аппарате. — Обращение «на вы» к незнакомому существу в нынешнем языке Матлина имело массу условностей. Соблюдать их или не соблюдать, и если соблюдать, то, каким образом — была отдельная наука. «Может, именно на этот случай их двое?» — подумал он.
— Прилетел. Было такое дело.
— Мы его забираем, потому что он нам нужен. Так что, если понадобится, — не ищи.
«Хорошенькое дело, «не ищи», — рассудил Матлин. — Нужен — это еще не причина, чтоб брать без спросу чужую вещь. Да мне-то, собственно, не жалко, но какова наглость!» Он уже собрался сформулировать эту мысль в открытый эфир, как вдруг его посетила ужасная догадка — Оны его не слышали. Весь смысл этого летучего шарика заключался в том, чтобы сообщить информацию, не подразумевающую ответа. Теперь можно было спокойно топать ногами, лупить гантелей по перилам балкона. Можно, наконец, растереть этот шарик как мыльный пузырь или грязно выругать его отправителя: никакой обнадеживающей информации эти «посылки», как видно, не несут.
Оны вежливо помолчали, очевидно, давая Матлину время усвоить информацию, а затем сообщили, что уже готовят его корабль к экспедиции, но взамен высылают другой летательный аппарат. То есть давно выслали, но так как скорость аппарата очень мала, а летит он из парка в павильон сам, через открытый космос (что, в общем-то, для него не характерно), то достигнет цели он только к ночи, если, конечно, с ним ничего не случится по дороге.
Только Матлин, позабыв все правила этикета, собрался расправиться если не с самими ворюгами, то хотя бы с их подлой уловкой, как Оны исчезли, пожелав ему бережно обращаться с оставленным залогом. Эта дрянь сейчас, надо полагать, как раз заходит на орбиту какого-нибудь перевалочного пункта, чтоб смазать свои скрипучие болты, залиться бензином и продолжить греметь своими гадкими шестеренками в направлении ЦИФа. От предвкушения этой встречи у Матлина похолодело в суставах.
— Сперли!!! — закричал он в утреннюю тишину павильона. — Корабль сперли! Сволочи!!! — Но никто не разделил его отчаяния, даже эхо.
Очень скоро Матлин отвлекся от этой маленькой неожиданности, занялся активным отдыхом, навел порядок в доме и так утомился, что уснул сразу, как только световращение павильона отключилось. Но вдруг среди ночи в спальню проник нежно-зеленый неоновый свет. Источник света — толстая двухметровая полоса — зависла прямо напротив окна. Матлин перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Но въедливый свет от этого нисколько не потускнел. Матлин встал вместе с одеялом и подушками, вышел в гостиную и устроился на диване. Через секунду полоса света зависла за окном гостиной. Матлин так рассердился, что потерял сон. Он подошел к окну, раздвинул шторы, но, не разглядев ничего, кроме светящейся полосы, вынужден был спуститься на первый этаж в компьютерную комнату. Полоса света, обогнув особняк, зависла у окна компьютерной.
— Что за дерьмо в павильоне, — спросил он машину. — Кто это сюда впустил?
— «Это» никто не пускал, — ответила машина, — и это вовсе не «дерьмо», как может показаться на первый взгляд, а летательный аппарат. Очень маленький, очень низкого класса, очень подозрительный, потому что нет возможности проникнуть в его систему для подробного выяснения обстоятельств.
— Только этого мне не хватало, — проворчал Матлин. — Ладно, пусть даст мне возможность спать, утром разберемся.
По утрам особняк Матлина посещал Ксарес, чтобы принять участие в ритуальном распитии кофе. Матлин каждый раз извинялся за качество этого напитка, которое никак не дотягивало до нужного уровня, и Ксарес каждый раз вежливо принимал его извинения. Он с удовольствием проводил время в особняке, топил камин деревянными брусочками или выструганными из них статуэтками, которые производил его пациент во времена мучительной бессонницы. Каждый раз он приносил с собой перечень вопросов, аккуратно записанных по-русски чернилами на настоящей бумаге. Например: что такое «сперли», «башка», «ухайдокали», «хряснули», «угваздали» и т. д. Суф такие вещи обычно понимал без перевода, зато Ксарес идеально воспринимал на слух и писал без единой ошибки, запоминая все слова и правила с первого раза и навсегда. Матлин напрягался изо всех сил, чтобы найти аналоги непонятным словам в языке Ареала. При этом Ксареса капитально сбивали с толку синонимы и омонимы, особенно, если они пересекались. Но это было еще полбеды. Настоящий тормоз наступил после знакомства с поэзией: атмосферные завихрения — это понятно, отсутствие естественного света — более-менее; 180-градусная верхняя панорама от произвольной точки на поверхности грунта — элементарно, накрывать постель чехлом (потому что мы, по аналогии с Землей, развели здесь страшную пылищу) — еще как-нибудь… Но как только «Буря мглою небо кроет…» — готово дело, приехали. Да еще если «…Вихри снежные крутя» — на полчаса работы. «То как зверь она завоет, то заплачет как дитя. Выпьем…» — «чудовищная метаморфоза человеческого организма» — объяснил Матлин и для более глубокого проникновения в ее суть изготовил по фамильным рецептам старую добрую вишневую наливку. А Ксарес, чтобы она действительно была старой, выдержал ее в особой лабораторной камере, и они выпили. Как положено, из хрустальных бокалов. Так как за отсутствием вишни была использована «синяя съедобная ягода», из которой они гнали чернила, Матлин на утро посинел как покойник и не смог оторвать голову от подушки. Ксаресу же не помутнело ни в одном глазу, и он с интересом подверг химическому анализу сперва посиневшего Матлина, затем остатки настойки.
Постепенно Ксарес привык к языку, и поэзия перестала вызывать в нем комплекс неполноценности. Напротив, он очень полюбил Пушкина и научился отличать хорошую поэзию от плохой. По крайней мере, поэтические опыты Матлина распознавал сразу.
Ксарес считался серьезным фактурологом, знал несколько сот языков и в его лабораториях в разное время перебывали фактуриалы всех сортов и мастей. Куда они девались потом — Матлин не спрашивал, но языки Ксарес помнил все и русский не стал в их ряду чем-то особенным, из ряда вон выходящим. Напротив, изучение языка его еще больше убедило в том, что Матлин не фантазер и описанная им фактура действительно существует, Но все опыты, исследования и запросы подтверждали один и тот же огорчительный факт: этой цивилизации в ареале не существует. Она отсутствует даже в самых полных и универсальных каталогах, которые обновляются по несколько раз в сутки, но чем ближе Ксарес узнавал Матлина, тем меньше в это верил. Ему проще было найти тех, кто вытащил в Ареал его подопечного, но эта кажущаяся простота требовала от ЦИФа особой осторожности: просто так память не чистят, для этого должны быть очень серьезные причины, более чем серьезные.
Утром Ксарес, как обычно, навестил Матлина со стопкой исписанных листов бумаги. Сложив их на журнальный столик, он попросил Матлина спуститься вниз. Возле парадного подъезда стояло нечто, по форме напоминающее продолговатый пряник метра три на четыре с куполом, заполненным изнутри серо-зеленым туманом под цвет окружающей растительности.
— Или это очень глупая машина, или она себе на уме! — возмутился Ксарес. — Развалилась на самом проходе. Придумай, где устроить ангар, иначе, я ее заберу.
Но «пряник» не забрал никто, ни Матлин, ни Ксар. «Пряник» остался зеленеть на своем прежнем месте, уткнувшись «мордой» в ступени подъезда, и ни на какие команды маневра с внешних компьютеров не реагировал. Он даже не изволил переместиться в ангар, устроенный для него в пристройке к дому и не позволил сдвинуть себя с места, потому что дрался плазматической дугой. Матлину все это не понравилось сразу. К каждой необычной машине должен быть свой необычный подход, но искать этот подход голыми руками было опасно. Еще опаснее было обращаться за помощью к Суфу. Вероятнее всего, он умер бы со смеху, узнав, как провели недоумка Матлина. Но уничтожить машину рука не поднималась: дерется все-таки, значит живая… К тому же, это шанс получить назад украденный корабль. Так и простоял «пряник» в павильоне без малого месяц. Весь этот месяц они с Суфом вплотную знакомились с древней навигацией, и в ЦИФе Матлин появлялся разве что ненадолго остудить мозги. Однако по мере приближения к теоретическим основам КМ-транзитных перемещений, его перерывы становились более частыми, продолжительными, с явными признаками безнадежности. Но Суф настаивал на продолжении занятий: «Если этот любопытный «головастик» понял, — говорил он Ксаресу, — что с макролоргическими скоростями ему лучше дел не иметь, — это уже прогресс!»