Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый
Шрифт:
И вот в одном из материнских гнезд заголосил младенец, его сразу поддержали еще несколько крепких маленьких глоток, и это уже был всеобщий сигнал подъема, пора было покидать нагретые подстилки и приниматься за дело. Добывать пищу для себя и тех, кто по разным причинам не способен прокормиться сам.
Вдруг Борис Арнольдович почуял блоху между лопаток. Откуда ее нельзя было достать ни рукой, ни зубами. И она словно бы понимала это. Откусывала понемногу, не таясь и не замирая. Как в ресторане. Борис Арнольдович потерся спиной о сучок. Не помогло.
— Нинель! — крикнул он нетерпеливо. — Нинель!
Гнездо
— Иду! Сейчас!
Нинель была все еще легка и грациозна, как молоденькая, и уже через минуту она качалась прямо перед Борисом Арнольдовичем, накрутив на истекающий каучуком сук свой мускулистый хвост. Выражение ее перевернутого лица было внимательно-вопросительным. Муж молча подставил спину, с красноречиво дергая плечами.
Нинель привычно сунула маленький чуткий нос в рыжую густую шерсть, шумно втягивая воздух и фыркая, обследовала обычные места скопления паразитов, несколько раз щелкнула зубами. И вновь заглянула в глаза Бориса Арнольдовича. Ну как, мол?
Кусать между лопаток перестало.
— Дихлофосу бы достать, — буркнул Борис Арнольдович, — или хотя бы мыла, разве их выловишь всех. Против них только химическое оружие эффективно. Сейчас бы побрызгал в гнезде да закрыл чем-нибудь вход, к вечеру бы, глядишь, передохли. И себя бы продезинфицировал, и тебя…
— Да где ж его достанешь, дихлофос-то? О чем вспомнил! Дихлофоса, наверное, даже у Генерального нет. Привыкай, пора уж. Подумаешь, блохи! Блохи не тигры. Посмотри-ка теперь у меня…
Так они взаимно поискались, что было традиционным утренним занятием типа зарядки, с соседних деревьев тоже доносилось усердное клацанье челюстей, как будто ружейных затворов. Поискались, да и помчались, прыгая с ветки на ветку, часа за полтора достигнув пастбища, где сразу принялись за дело.
Солнце поднималось все выше, выше, но они не смотрели по сторонам, знай насыщались, набивали утробу малокалорийной, но зато обильной растительной пищей. Сперва Борис Арнольдович поглощал попадавшиеся плоды методично, все подряд, не выбирая повкуснее, но, по мере насыщения, начинал баловаться, дурачиться, кидаясь незрелыми плодами. Нинель только качала головой да усмехалась. Ей было и досадно за мужа, и приятно, что он, находясь в солидном возрасте, все еще молод душой.
Наконец животы у обоих едоков надулись, взгляды затуманились. Борис Арнольдович и Нинель поднялись на самый верхний ярус фикусовых джунглей, где сладкий дух орхидей пьянил, кружил голову и навевал приятные думы, где было царство райских птиц и огромных диковинных бабочек. Люди поднялись и расположились среди сплетений лиан, словно в гамаках. Солнце стояло прямехонько в зените, но жары почти не чувствовалось, легкий северо-восточный бриз доносил прохладу океана.
Из широкой кожистой складки на животе Нинель достала книгу, заботливо оправленную в крепкий прозрачный пластик. Зашуршала страницами. Борис Арнольдович немножко повозился, устраиваясь поудобней, затих.
— Ну… — Ему уже не терпелось.
— Тьфу! — Нинель выплюнула зеленую жвачку и принялась за чтение. — «…Так ехали они больше недели по малонаселенной местности, пробираясь уединенными тропинками и кружными дорогами и обходя
Борис Арнольдович сомкнул веки и по другую сторону красной бездны явственно углядел те уединенные тропинки и кружные дороги, о которых было написано в книге. Ему захотелось незамедлительно спрыгнуть с дерева и двинуть пешком вслед за прочими путниками…
Примерно через полчаса Нинель утомилась, передала книгу Борису Арнольдовичу. Техникой чтения он владел лучше, видел сразу целый абзац, а потому читал, заботясь не столько о том, чтобы не перевирать слова, сколько о том, чтобы получилось, как говорится, с выражением. В результате ежедневных упражнений он изрядно в этом деле поднаторел, даже сам порой, прислушавшись, удивлялся.
Так супруги и читали по очереди часа два, пока у обоих не заболели глаза и щеки. После этого они обыкновенно делились впечатлениями о прочитанном, перекинулись и тут несколькими фразами, а потом Нинель вдруг и говорит:
— Знаешь, Боря, я уже почти забыла, как это бывает, но, кажется, у нас будет маленький.
Борис Арнольдович от этих слов чуть с дерева не упал. Хорошо, что заранее хвостом подстраховался.
— Ты шутишь!
— Разве так шутят? Я же сказала: «Кажется». Но если в самом деле, как ты на это смотришь?
— Даже не знаю… — Борис Арнольдович в замешательстве почесал затылок ногой. — Я, честно сказать, уже давным-давно ни о чем таком не помышляю. Я полагал, что у нас с тобой несовместимость. Сколько лет живем, а ничего. Я полагал, что мы с тобой как заяц с крольчихой, раз я не на Острове родился…
— И я так полагала. Но за долгие годы ты переменился. Этого надо было ожидать, Боря.
— Ммда. Черт возьми. Действительно. Так, говоришь, еще не уверена?
— Почти уверена.
— А когда будешь без «почти»?
— Ну-у, через неделю…
— Тогда у меня еще есть время захотеть стать отцом, хотя, сама понимаешь, перспектива ошеломляющая. Тем более мы же не знаем в точности, ЧТО у нас может родиться…
И они закончили этот, если можно так выразиться, предварительный разговор. Тем более что пришло время обеда и заготовки корма в общественный фонд. Здесь, на свежем ветерке, плоды, конечно, росли тоже, но уж очень тонкими были ветви, чтобы по ним скакать. Пришлось опуститься пониже, где ни цветов, ни ярких птиц, ни бабочек, ни освежающего ветерка. Работа есть работа, а разве насыщение — это что-то другое?
Борис Арнольдович и Нинель насытились, потом набили плодами пластиковые рюкзаки, захваченные с собой из дома, и двинули в обратный путь. К Городу приблизились, когда уже солнце висело над горизонтом низко.
— Стой, кто идет! — окликнул их некто с угрюмым лицом и голубой пластиковой повязкой чуть выше колена, которая означала, что ее обладатель имеет чин младшего председателя. Супруги остановились.
— Ко мне! — приказал младший председатель.
Он ни на минуту не мог оторваться от несения службы, которая в том и заключалась, чтобы никто не прошел в Город незамеченным, не уклонился от сдачи своей доли корма в общественный фонд.