Фантастический триллер
Шрифт:
Неожиданно чей-то голос сказал:
— Большинство из вас знакомы со мной хотя бы мельком, как с редактором газеты «Ивнинг Телеграм».
Боже мой! Это был мой голос! Я слушал себя с громадным интересом.
— Я сегодня весь день работал над ужасной историей. Все документы, относящиеся к ней, здесь, у меня в руках. — Я взмахнул стопкой бумаг. — Они предсказывают Лондону страшную катастрофу и ужасающее число жертв, если мы все сразу же не примем меры.
Я прервался, чтобы передать документы Маргарет.
— Раздай их им для ознакомления, — попросил я ее. Шаг за шагом я пересказал всю эту историю, сжимая и сокращая ее, упоминая ключевые моменты, вскользь упоминая
Но это было лишь первое и простейшее испытание. Я убеждал людей, привыкших к обработке новостей, проверке данных, принятию быстрых решений и действию в соответствии с ними. Теперь же я должен был обратиться по телевидению непосредственно к потенциальным жертвам. Я должен был сказать им, что самое сердце великого города обречено, и они должны бежать из него, спасая свои жизни. Что еще можно сказать, кроме как «Бросайте все и удирайте отсюда»? А это будет толчком к паническому бегству.
Ребята с телевидения меня подбодрили, что было очень кстати, и я вышел в эфир. Из сказанного мною я помню очень мало, но очевидно — хотя и неясно, как, — что я взял правильный тон. Мое вспотевшее лицо, изможденные черты и выдававший крайнее отчаяние голос убедили зрителей в срочности дела, пока мои слова описывали худшие стороны ожидаемого несчастья. Я не стал объявлять точного часа землетрясения и грубо, как политикан, солгал, заверив их, что власти приводят в действие экстренные планы эвакуации. Я описал с возможно большей точностью границы области, которую охватит землетрясение. И в этот момент, когда я уже подходил к концу, Рэйнхэм попробовал испортить все дело. Из-за угла вынырнула машина. Поняв, в чем дело, я тихо выругался: как министр внутренних дел, Рэйнхэм приказал арестовать меня за нарушение Закона о государственной тайне на основании того, что в мои руки попала секретная информация.
Я ускорил ход своих рассуждений, подхлестываемый временем. Зрители не должны стать свидетелями моего ареста. Это вызвало бы невероятное замешательство и зачеркнуло бы все то, что я смог сделать.
— Те из вас, кто живет или работает в опасном районе, пожалуйста, немедленно покиньте его. Если вы на работе, оставьте ее и уходите. Если вы дома, закройте двери и отправляйтесь в безопасное место. Возьмите минимум одежды и принадлежностей — принимаются меры к тому, чтобы вы были размешены соответствующим образом, где бы ни оказались. — «Ты проклятый лгун, Кэртис», — подумал я. — Владельцы машин, пожалуйста, возьмите с собой пешеходов. Семьи, разделенные обстоятельствами, работой или покупками, пожалуйста, не пытайтесь найти друг друга. Вы только парализуете линии связи и помешаете принятию необходимых мер соответствующими службами. Можете быть уверены, что через несколько часов вы сможете воссоединиться.
Боковым зрением я видел, что время кончалось. Ко мне бежали полицейские.
— Уходите мирно, — сказал я. — Уходите спокойно, в полном порядке. — А затем, почувствовав вдохновение, добавил: — Более того! Уходите как Лондонцы! Идите с песней!
Я подал рукой команду «конец» и вышел из поля зрения операторов. Я только-только уложился. Через десять секунд меня арестовали.
Я не оказал сопротивление. Маргарет хотела поехать со мной, но я понимал, что это бесполезно. И хуже, это вовлекло бы и ее. Я поцеловал ее и попросил позаботиться о том, чтобы самой выбраться вовремя из опасной зоны. Потом меня повели через шумевшую удивленную толпу. Меня привезли в полицейский участок, зарегистрировали и предъявили официальное обвинение, а затем заперли в камере. Во время этих процедур единственными моими словами, кроме сообщавших мое имя и адрес сидевшему за столом сержанту, была повторная просьба о получении разрешения на разговор со старшим инспектором Специальной Службы Морганом.
Когда за мной захлопнулись двери камеры, я разволновался. Смог ли я что-нибудь сделать? Или только ухудшил ситуацию? Где Маргарет? Ее не арестовали; хватило ли у нее здравого смысла последовать моему совету и покинуть центр Лондона? Стала ли полиция разговаривать с Морганом? А если даже и стала, то что он мог сделать? Как дела у Холта? Даже если он и убедил Моргана действовать, то смог ли Морган убедить комиссара полиции? Мог ли Холт побудить действовать остальных министров? Ведь принятие положительного решения политиками — это медленный, болезненный процесс.
Эти и многие другие бесполезные размышления были неизбежной реакцией человека, у которого, с одной стороны, нервы на пределе, а с другой, нет возможности что-либо предпринять. У меня хватило ума понять это и перестать беспокоиться о вещах, для меня не достижимых. Я даже начал смотреть на вещи беспристрастным, чтобы не сказать циничным, взглядом. Это отучит тебя высовываться, Кэртис, говорил я себе. Ты и Колстон, вы оба ждете похорон, каждый в своей могиле, один в грязи какого-то морга, куда его доставили, а другой в тюремной камере. Живой и мертвый, оба готовы к погребению. А может быть, участок и морг переживут даже землетрясение?
«Зек», вот кто я такой», — подумал я, давая другой ход своим мыслям. Заключенный. Помещенный в тюрьму за пропаганду своих убеждений. О, я оказался в хорошей компании. Половина премьер-министров в Британском Содружестве Наций побывали в тюрьмах Еe Величества до того, как их посвятили в рыцари…
Часы у меня отняли вместе с другими валами, и я не мог определить время. Было уже далеко за шесть — возможно, около семи. Я попробовал прикинуть, сколько времени ушло на то, чтобы арестовать меня, привезти сюда, зарегистрировать, и сколько времени я пробыл в камере. Получалось примерно три четверти часа на формальности. Но определить, сколько времени я думал, мне совершенно не удалось.
Как выяснилось впоследствии, смятение началось в десять минут восьмого. Я услышал крики, звуки бегущих ног, лязг и звон металла. Открывались двери камер, раздавались приказания. Стражник открыл и мою дверь.
— Выходите, эй, там! — крикнул он. — И пошевеливайтесь!
— Что происходит?
— Приказано перевести вас куда-то. Выходите! Становитесь в строй!
Воспрянув духом, я присоединился к другим заключенным. Это было организовано. Мы потащились обратно в ту же комнату. Нам вернули вещи. Потом вывели на улицу. У поребрика стоял «черный ворон». Точнее, он полузаехал на тротуар, чтобы освободить место на дороге. Движение машин показалось мне странным, но у меня не было времени понять, чем оно меня удивило. В тот момент, когда из участка вышел сержант, из-за утла выехала Маргарет.
— Мистер Кэртис, — обратился ко мне сержант. — Вы свободны. Как сообщили из Скотланд-Ярда, с вас сняты обвинения. — Он добавил: — Но я вам советую поехать с нами, сэр. Так будет безопаснее.
— Он со мной, сержант, — вмешалась Маргарет. — Пошли, Иэн. Нам придется бежать.
Я удивился, но последовал за ней.
— Куда мы идем?
— В редакцию.
— Как в редакцию? Зачем?! Она же в самом центре опасной зоны.
— Джон вызвал редакционный вертолет.