Фантастика 1971
Шрифт:
— Значит, всем этим недоучкам Гунам и Лейбницам не удалось меня обокрасть!
— Их тоже помнят, но ставят ниже вас.
— Ниже меня! Еще бы! Этих мошенников! Сэр, если бы вы знали, сколько крови они мне испортили, эти воры!
— Но, сэр, говорят, что они ничего у вас не украли, просто вы так долго не публиковали свои открытия, что за это время некоторые из них удалось повторить другим.
— Долго? Но я должен был убедиться в своей правоте. Все эти Гуки и Лейбницы могут ошибаться — их ведь забудут, что бы вы там ни говорили
— Знаю, Исаак Исаакович, но вы, ей-богу, многое принимаете слишком близко и сердцу.
— Слишком близко? Я просто не обращаю на это внимания! Теория гравитации останется в веках, лак и мое толкование Апокалипсиса. Чему вы улыбаетесь, молодой человек?
— Вы сравниваете несравнимое. Теория гравитации — да, а вот толкование пророчеств…
— Уж не атеист ли вы, молодой человек? В нашем развращенном выстави свете они сейчас попадаются.
— Да, Исаак Исаакович, я атеист.
— Чудовище! Вон из моего дома.
— Но я же вам снюсь, Исаак Исаакович! А вы мне.
— Ах да. Ну, тогда я примирюсь на время с вашим присутствием. Чем вы занимаетесь, когда бодрствуете, атеист?
— Я сотрудник журнала «Наука и труд». Пишу еще в журнал «Знание — сила».
— Знание — сила? Это сказал сэр Френсис Бэкон. Хороший был ученый. Но плохо кончил. А зачем он полез в политику? И вообще ему слишком нравились деньги. А сила — не богатство, дорогой сэр… Как вас зовут?
— Рюрик Андреевич.
— Значит, дорогой сэр Рюрик.
— Но, сэр, вы ведь сами член парламента. Как же с политикой?…
— Ха! Знаете мое единственное выступление за все годы?
— Знаю, знаю, Исаак Исаакович. Вы просили закрыть форточку. Этот анекдот до нас дошел. Нет ничего долговечнее анекдотов.
— Анекдот-то дошел. А помнят ли, что я был членом того парламента, который скинул короля Якова? Того парламента, который отстранил династию Стюартов от власти? Дорогой сэр, говорил я мало, я делал. А где признание? Меня все обкрадывают…
— Какое же вам еще нужно признание, Исаак Исаакович? Знаете, как вас похоронят?
— Ну-ка, ну-ка!
— Ваш гроб понесут три герцога и два графа.
— А какие герцоги, ну-ка, титулы?…
— …Это ничего… Это даже неплохо. Все-таки в Англии умеют ценить ученых!
— А Бэкон? А Томас Мор? Вспомните, чем они кончили!
— Вольно ж им было дружить с королями и лезть в политику! Я вот краешком коснулся политики — из-за ирландской медной монеты — знали бы вы, что мне устроил декан Дублинского собора!
— Великий Джонатан Свифт?
— Что-то многовато в вашем времени великих. И Петр, и я, и Свифт. Неужели этого брызжущего ядом попа тоже помнят?
— Помнят. Только, поверьте, не за те памфлеты, в которых он поминал вас, Исаак Исаакович.
— И на том спасибо. А то обвинить
— Вот из-за этого-то я к вам и явился, Исаак Исаакович. Не могли бы вы рассказать читателям нашего журнала…
— О своем способе разбогатеть? С вашего разрешения, сэр, я проснусь. Советовал бы вам, любезный сэр, сделать то же.
Парик по-совиному взметнул над головой Ньютона своими крыльями — буклями. Серебряная чашечка опрокинулась, и песок из нее полетел мне прямо в лицо.
Я встряхнул головой, и у меня перед глазами поплыли, растворяясь в воздухе, скульптурная чернильница, тяжелый стол, стройная фигурка в старинном кафтане, громадное кресло и стены, обшитые дубовыми панелями.
И когда через секунду я сидел на своей постели, вертя головой, ошалело оглядывая веселенькие обои и неотделанные книжные полки, только вытряхнувшийся из волос песок напомнил мне о сне. И то память тут же подсказала, что этой ночью я ходил купаться, а пруд был мутноват, и, значит, у этого песка куда менее романтическое происхождение.
ГЛАВА V. ФЕРЗИ И ДАМКИ
Бутылка была уже на исходе.
Нам вполне хватило литра сухого вина, чтобы прийти в философское настроение.
— Пробую я, пробую варианты, и начинает мне казаться, что все это напрасно. Напрасно, но не зря. Зато я как следует познакомился с тобой, — сказал Илья. Знаешь, Рюрик, давай я тебя устрою в один НИИ, там нужен человек для связи с прессой. Сенсаций у них — не оберешься, и ты будешь всю информацию из первых рук получать. Книгу напишешь, да не одну. Диссертацию защитишь. За шагом шаг, всего добьешься. Верное дело! Рюрик, ей-богу, я тебя не осуждаю, но согласись, для тебя вся эта история с золотом — только шанс с ходу попасть в дамки. Славы хочешь?
— Естественно, хочу.
— Да ведь зубы у тебя не те. И душа…
— Спасибо за комплимент. Но при чем здесь зубы?
— Чтобы за один ход попасть в дамки, надо съесть уйму чужих шашек, мой милый журналист. А я предпочитаю шахматы. Пешка идет, идет в ферзи и все прямо, вкось поворачивает, только когда кого-нибудь ест. Но может обойтись и без этого. Я, кстати, уже на шестой горизонтали…
— Откуда цифра, приятель?
— Пятая горизонталь — кандидатская степень, четвертая — аспирантура, третья — университет… А со второй — пешка ход делает!
— Значит, седьмая горизонталь, когда член-корреспондентом станешь, восьмая — академиком?
— Точно! При вперед да работай как черт — доберешься.
— Это в твоем деле, приятель. А в моем… У нас четкой лестницы рангов нет. Пешки прыгают порою через клетки. Но ферзи-то, разумеется, есть. И я хочу в ферзи — только тоже без кривых ходов, по прямой дороге.
— Боюсь, тупик это, а не дорога. Попался я вслед за тобой на безумное совпадение. Ах, гинеи, гинеи… Пойдешь, куда тебя зову? В НИИ?