Фантастика 1987
Шрифт:
Куда там? Пронесся, исчез далеко позади.
Так что я предпочитал ходить пешком, особенно охотно по глухим тропинкам, ведущим неведомо куда, радовался, открыв какойто рудимент дикой природы: укромный овражек, полянку, неожиданно освещенную солнцем, или безымянный заросший ряской прудик, наверняка не учтенный, не видный из космоса. И как же я огорчался, когда за поворотом появлялась надпись: “Завод синтетического мяса. Очень просим вас не заходить на территорию, чтобы не метать работе генетиков”, или же, что еще хуже: “Здесь будет построен завод спортивных крыльев. Очень просим вас не заходить на территорию, чтобы не мешать работе строителей”.
Таяли реликты дикой природы,
В прошлом тысячелетии шел этот процесс, продолжается в нашем.
И не сразу, постепенно, возникла у меня в голове величественная идея. Я - именно я - отстою дикую природу, сохраню ее для потомков. Как сохраню? На бумаге. Рисовать мне нравилось, я часто рисовал, чтобы прочувствовать как следует пейзаж, скалу, дерево, кочки, цветочки. Пешеход скользит глазом почти как пассажир у окна: “Ах, дуб? Ах какой раскидистый дуб!” И пошел дальше. Рисующий же должен разглядеть каждую ветку, каждую морщинку на стволе, вдосталь насладиться могутностью и раскидистостью. Вот я и нарисую и сохраню, обойду все берега, все леса, все горы, все страны, составлю тысячу альбомов “Живописная наша планета”. А потомки, набравшись когда-нибудь мудрости и пожелавши снова превратить территорию в природу, восстановят по моим рисункам все берега, все леса…
Осталось немного: стать взрослым и стать художником.
Но придет время, и я - взрослый художник - выйду из дома для кругосветного обзора. Я даже составил маршрут: из города на север, на Верхнюю Волгу, Селигер, Ильмень, Ладогу, по берегу моря вокруг всей Европы с заходом в большие реки, по рекам поднимусь в горы, потом… Очень приятно было разрисовывать географический атлас.
Впрочем, все это разговор в сторону. Художником я так и не стал. Но собирался. Альбома не выпускал из рук. И это очень мешало мне внимательно слушать объяснение математички. Школато у нас была обычная, без специального уклона, главным предметом, как и полагается в старших классах, было жизневедение - общее знакомство с делами человеческими, чтобы мы могли сознательно выбрать работу. Изучали мы и геотехнологию - проектирование гор и морей, и генотехнологию - проектирование растений и животных, и гомотехнологию - для выращивания утерянных рук, ног и глаз, и астротехнологию - космическое строительство. Но все эти технологии проходились бегло, а наша математичка, глубоко уверенная в превосходстве своей науки, внушала нам, что всякая наука начинается с числа. И исчисление было главным предметом в нашем классе. А вот мне - любителю формы и цвета - числа казались на редкость бессмысленными. Что такое икс и игрек? Все и ничто. Не нарисуешь, не пощупаешь, ни вкуса, ни аромата. Так что не внимал я и не хотел внимать. И на каждом уроке начинались переживания:
– Гурий, к доске. Гурий, я понимаю, что тебе тяжело, это мучччительная задача (так она произносила-через три “ч”).
Но надо напрячь умственные способности.
– Что-то не напрягаются, - легко сдавался я.
– Мучччительная задача.
– Но прояви же характер, Гурий. Ты же мужчина. Есть у тебя мужской характер?
Я кряхтел и краснел. Не мог же я объявить, что у меня нет мужского характера.
И тут выскакивала любимица математички - рыжая Стелла.
– Можно, я попробую, Дель-Финна (Делия Финогеновна на самом деле).
Ох уж эта рыжая Стелла, белокожая и веснушчатая, первая ученица и первый математик класса! Как она у нас верховодила, как распоряжалась! И все слушали ее, и все мальчишки были влюблены, потому что у мальчишек в этом возрасте стадное чувство. Один вздыхает, и все прочие заражаются. А я? Мне Стелла решительно не нравилась, я считал ее нескромной и деспотичной, но почему-то всегда замечал, когда она входила в класс. Спиной стоял, но чувствовал.
Стелла верховодила, а вместе с ней и ее подружки. Наш класс был девчоночий. Это бывает, хотя в школах всегда распределяют поровну: десять мальчиков и десять девочек. Но вот в нашем классе девочки были дружны, едины, а мальчики разрозненны. Кто увлекался спортом, кто техникой, я единственный рисовал и бродил по лесам в одиночку, а со мной никто не хотел бродить, презирали пеший способ передвижения. И все мы разбегались по домам после уроков, а девочки держались вместе - вся десятка.
И вот появилась одиннадцатая, нечетная.
– Познакомьтесь,- сказала математичка, подталкивая новенькую.- Это Маша, ваша новая подруга. Примите ее гостеприимно.
Стелла тут же распорядилась:
– Маша, вот свободное место рядом с тем мальчиком, его зовут Буба. Садись, не бойся, он безобидный.
Стелла знала, конечно, что и румяный толстяк Буба влюблен в нее. Усадила ненужную девочку к ненужному мальчику.
А с кем я сидел тогда? Не помню. Один, вероятно. Так удобнее было рисовать на уроках.
Новенькая так и не вписалась в класс. Вообще вела себя странновато. Обычно сидела сгорбившись, возле своего Бубы, с затравленным видом пойманного зайчонка. Когда вызывали к доске, бледнела, покрывалась красными пятнами и бормотала что-то невнятное, а чаще тупо молчала, кривила рот жалостливо, и такой глупый вид был у нее, такой потерянный. Я даже жестко подумал однажды: “Неужели кто-нибудь влюбится в такую дуреху?” Но на каких-то уроках она вдруг оживала, задавала кучу вопросов из категории детских “почему?”, наивных и мудрых, из тех, на которые нет ответа и потому не принято спрашивать. А однажды на уроке географии Маша поразила всех, нарисовав на память карту Африки со всеми странами. Впрочем, назвать их она не сумела, перепутала Замбию и Зимбабве.
Все это было весной. А потом были каникулы, и мы с родителями летали в Индонезию. Вот где я нарисовался-то. Конечно, привезли мы и киноленты, и стереослайды, но вся эта роскошная техника для меня не заменяет рисования. Рисуя, смакуешь красоту, всматриваешься, вчитываешься в каждый листок-лепесток. Ездок - это грубый едок, пожиратель ландшафтов, а художник - гурман, дегустатор красоты. Он не глотает, а пробует, не насыщается, а наслаждается.
К сожалению, должен признаться, что дегустатором я оказался эгоистичным. Сам наслаждался, другим наслаждения не доставил.
Видеть-то видел, изобразить не сумел. Художники острят: “Живопись - дело простейшее. Нужно только нужную краску положить на нужное место”. Именно это у меня не получалось: не ложились краски куда следует.
Так или иначе каникулы миновали, вернулись мы в класс. Еще в коридоре, услышав звонкий голос Стеллы, я вздрогнул. А незаметную Машу не заметил. Потом уже, когда к доске вызвали, обнаружил: сидит на задней парте рядом с Бубой. Еще в голове мелькнуло: “Порозовела за лето, не такая уж бескровная”. Впрочем, все свежеют за лето.
И все. И Стелла ее заглушила. А кипятилась Стелла по поводу очередного матча математиков, назначенного на 1 октября.
Я на том матче не был, меня эти волнения не касались. Но знал, само собой разумеется, что наша команда заняла четвертое место, уступив только спецшколам. Почетно, но не блестяще. И вся загвоздка была в какой-то одной задаче, которую не смогла решить даже Стелла.
Вот на ближайшем уроке наша Дель Финна объявляет:
– Я понимаю, что это мучччительная задача, но преодолеть ее надо было. Ну, девочки, кто из вас самый храбрый, кто решится помучччиться у доски?