Фантастика 1987
Шрифт:
– Почему?
– Потому, что вам нужен процесс добывания знания, нужна жизнь.
– Разве это не одно и то же?
– Да. Если вам дать абсолютное знание, вам нечего будет делать на Земле. Незачем жить.
– Но я хочу!
– вернулся я настойчиво к своему.
– Младенец,- оборвали меня.
– Не будем говорить о человечестве,- сказал я.- Но хотя бы одному вы можете дать абсолютное знание?
– Думаешь, это игрушка?…
– Дайте!
– Что ж, возьми!…
Словно освежающей губкой провели по моему разгоряченному лицу, сняли пелену с глаз.
Обновились чувства,
Я увидел свою формулу о переходе времени в вакуум. Увидел сверхзвуковые аэропланы, звездные корабли. Ответ на любой вопрос приходил сам собой, да и вопросов у меня не было - только ответы. Знал, когда умрет королева Виктория и когда придет к власти президент Франклин Делано Рузвельт, когда он подпишет проект “Манхэттен”. Знал Хиросиму, атолл Эниветок, русское слово “спутник” и американское “Шаттл”. Но главное и, пожалуй, страшное - страх я почувствовал точно,- что ко всему этому я отнесся безразлично, без интереса, будет - и ладно.
– Вот так во всем,- донеслись до меня слова,- мы перебираем знания, как монах четки,- все для нас застыло, замерло, все в одной форме. Но мы ждем новой жизни, чтобы вместе с ней начать все заново. Каждая эпоха оставит в копилке Земли свое: Палеозой - нефть, Мезозой - уголь, Кайнозой - теплую кровь, мы оставим мысль.
Я между тем видел свою дорогу назад и крушение Машины,техника ведь изнашивается. Свою остановку здесь, в олигоцене, и этот шалаш и знал, что буду умирать в шалаше. И вы придете, доктор Дэвис и профессор Прайс, за сорок минут до моей кончины. И вот я умираю, и абсолютное знание не поможет мне, и не нужно мне. И вам тоже не нужно, к примеру, вам, доктор Дэвис, зачем вам знать, что вы умрете… в 2079 году?
Дэвис содрогнулся, глянул на Путешественника - не сходит ли он с ума.
– И человечеству тоже,- продолжал Путешественник.- Зачем ему знать, какие оно пройдет катастрофы Армагеддоны и эпидемии?…
Дэвис поглядел на часы. Было без четверти двенадцать. Его утомил рассказ и испугал, а если говорить чистосердечно, то он думал: к чему эта поездка, зачем Машина?
– Может быть, вам что-нибудь нужно?
– спросил профессор Прайс.
– Нет, ничего,- ответил умирающий.- Все тлен и прах.
От этих слов стало зябко и Прайсу, и Дэвису.
Наступило молчание.
– Как вы сумели просигналить SOS?
– спросил Прайс у Путешественника.
– Абсолютное знание,- ответил Путешественник.- Из останков Машины я взял несколько проводков, сконструировал передатчик. Да вот он.- Он нашарил под изголовьем причудливо переплетенную проволочку, показал исследователям.- Энергией послужило атмосферное электричество.
Говорить было не о чем. Стрелка упрямо двигалась к двенадцати. Путешественник закрыл глаза, дыхание его стало прерывистым.
Каждый вздох мог оказаться последним.
Дэвис, ощущая в себе внутренний холод, спросил: - 2079 год - это шутка?
– А мой год?
– тоже с внутренней дрожью, перебивая Дэвиса, задал вопрос Прайс.
– Вот видите…- не открывая глаз, Путешественник сделал попытку улыбнуться. Пз-за слабости это ему не удавалось.- Не ездите в Архей.
И последними его словами было: - Абсолютное знание вам не нужно…
ГЕОРГИЙ ГУРЕВИЧ ТАЛАНТЫ ПО ТРЕБОВАНИЮ
Шеф сказал:
– Гурий, для тебя особое задание. Итанты нынче в моде, мы на острие эпохи. К нам идут толпы молодых людей, не совсем представляя, на что они идут. Надо рассказать им о нашем деле все, спокойно и объективно, без восклицательных знаков.
Я воспротивился:
– Почему именно я? Есть Линкольн, есть Ли Сын, есть Венера, у нее одной разговорчивости на четверых. Пришлите к ней корреспондентов, она за вечер надиктует им целую книгу.
– Гурий, не пойдет,- сказал шеф твердо.- Я всех вас знаю не первый день. Венера наговорит с три короба, нужного и ненужного, а Линкольн и Ли Сын будут отнекиваться: “Ах, ничего особенного. Ах, работа, везде работа. Ах, каждый на нашем месте”. Мне не нужны каждые, нужны понимающие, что в жизни за все надо платить, час за час, за час блага час труда. Так вот, будь добр, возьми сам диктофон и представь себе, что ты рассказываешь свою биографию, мне… или даже наблюдающему врачу, не скрывая ничего, ни радостного, ни горестного, все с самого начала, точно, объективно, спокойно и откровенно.
Шеф поперхнулся.
– Ладно, и о ней говори,- решился он.- Только переименуй. Назови как-нибудь иначе: Машей, Дашей, Сашей, Пашей, как угодно… Ну что ж, если нужно для дела… Если нужно точно, объективно, спокойно и откровенно… Пиши, диктофон!
Все-таки случай играет большущую роль в нашей жизни. Когда та странная девочка появилась в классе, не знал я, что решилась моя судьба.
Она пришла к нам в середине года, где-то в декабре, а может быть, в январе, не помню точно. Запомнилось бледное лицо на фоне очень яркой суриком окрашенной двери, прямые светлые волосы, короткая стрижка без выдумки, взгляд нерешительный и настороженный. Новенькая замешкалась в двери: математичка ее вдавила в класс своей пышной грудью. Наши девочки вздернули носики: не соперница. Что я подумал? Ничего не подумал тогда. Или подумал, что невыразительная эта новенькая, бескрасочная, никакая.
Портрет ее не стоит писать.
В ту пору я собирался стать художником, даже великим художником. Ручки не оставлял в покое; на всех уроках рисовал карикатуры на товарищей. Это было не первое мое увлечение, до того я мечтал стать путешественником. Со вздохом отказался от этой идеи, когда узнал, что все острова, мысы, бухты, речки и ручьи давным-давно нанесены на карту, еще в XX веке засняты спутниками.
Путешествовать обожают все дети поголовно. Недавно одна юная четырехлетняя красотка сказала мне, что больше всего на свете она любит есть мороженое и смотреть в окно из автомашины. Естественно: она новичок на этой планете, ей нужно оглядеть всю как можно скорее. Я тоже в четыре года любил приплюснуть нос к окошку. К четырнадцати меня начала раздражать скорость. Автобус или поезд мчатся как угорелые, в самом деле, угорелые от горючего, несутся мимо прелестнейшие полянки, косогоры, озерки, болотца, рощицы, так хочется осмотреть каждый уютный уголок.