Фантастика 1990
Шрифт:
А теперь Лена чаще видела во сне Землю, Венеру, Космический Магнит с его лучами, чем какого-нибудь вредного соседа или милую приятельницу. Наверно, этому способствовала атмосфера в университете, более близкая к звездам, чем к земному быту.
… Второй зал камеры хранения уже функционировал.
– Что ж, пойду упаковывать свою компьютерную технику.
– А я?
– растерянно спросил Юра.
– Не понимаю. Ты ради кого остался - ради Хишама или ради меня?
– Хочешь правду? Или рассчитываешь на светскую сдержанность?
Она рассмеялась:
– Нет, Юр, на светскую сдержанность не рассчитываю. Потому как не знаю, что это такое. Да и правды не хочу,- закончила серьезно.- Я устала, как крестьянка за сохой. “Мой мозг высох”.
– Все бы тебе разбегаться! Друг, называется. Я надеялся, что мы с тобой поедем в Курган вместе. Хишам был только предлогом. Вот тебе правда, хоть ты ее и не хотела.
– Опять не понимаю. Ты рассказывал, что у тебя в Кургане невеста. Зачем тебе я?
– Что ж, если есть невеста, так и дружить ни с кем нельзя?
– Да можно, Юрка. Только я не хочу так сразу - с экзамена и домой. Хочу побродить тут по лесу: когда мы его видим, летний? Позагорать на озере, собраться с силами. И хочется мне пока только одиночества - не сердись.
– Ладно, назойливым не был и не буду. Пойду, пожалуй, к Маргарите.
– Ну-ну… Денег дать?
– Ты что, обалдела?
– Но Маргарита ведь не принимает гостей с пустыми руками.
– Какое тебе дело?! А еще говоришь о моей невоспитанности! Уж воспитаннее тебя!… Мои отношения с Маргаритой - это мое личное, мужское дело.
– Добавь: и не лезь со свиным рылом в калашный ряд. Столь привычное для тебя изречение очень украсит речь лорда.
“Грешу против логики”,- подумала она, уходя от него. Но оказалось, что еще не исчерпала запас ответной язвительности, и она бросила на ходу:
– Кланяйся Маргарите. А я между тем подумаю, не сообщить ли об этой нежной дружбе твоим родителям.
– Убью!
– парировал Юра, но почему-то без свирепости в голосе.
Знает, что не расскажу, вот и не может разозлиться… И зачем мне эта пытка - общение с ним? Что я ему - мать, сестра, племянница? Или телефонная служба утешения?… Еще никто не умирал от общения с Маргаритами, так что пусть действительно сам разбирается”.
Вернувшись в их со Светой опустевшую студенческую квартирку, она присела к приемнику: ну-ка, что скажет своим радиослушателям приморская сплетница - частная радиостанция “Кипарис”? Как раз должна начаться очередная серия ее передач.
“Кипарис” вещал с искусственного острова, сооруженного японцами,- они открыли здесь базу международного туризма.
Приехать сюда мог любой житель планеты без всяких виз - была бы валюта.
Начались песни “лучших эстрадных ансамблей мира”, получившие пять первых призов за неделю,- они теперь будут передаваться каждый день как заставка; затем - конкурс новых песен; затем - политические новости вперемешку с рекламой и, наконец, новости самого острова развлечений.
Дальше Лена слушать не стала: явно начались мелкие новости самого острова.
Пора собираться к Хишаму. Она предлагала прогулку в лес, он - ресторан. Еще, не дай бог, потащит ее на остров развлечений, сославшись на то, что все согласны: “Не разрушай компанию”. Вокруг него вечно ведь приятели, в том числе весьма безалаберные. Надо еще раз позвонить.
Она подошла к телефону - и вдруг услышала режущий слух визг множества голосов. Выглянула в окно - что там? С ее этажа был хорошо виден просторный университетский двор, окруженный громадами зданий. Из всех дверей бежали люди. Бежали к каменному парапету корпуса физиков, где было распростерто только что ласточкой промелькнувшее в воздухе юное, стройное тело, уже изломанное мгновенным ударом… В ушах у нее стоял звон - внутренний, хорошо ей известный, хотя и звучащий очень редко. Она закрыла глаза, тряхнула головой, постояла - звон исчез. И крики исчезли. Осталась гулкая тишина полупустого здания. Еще раз выглянула: двор пуст и безмятежно спокоен; всего две фигурки бредут куда-то по своим делам.
Ясно: галлюцинация, сон наяву. Галлюцинации появлялись у нее после очень сильного и долгого нервного напряжения.
Дальнейших последствий не было, и она не боялась последствий: всеведущая бабушка давно объяснила, как не усугублять эту временную сверхчувствительность - надо уметь расслабляться, скидывать напряжение. И не считать себя больной. И никаких врачей и лекарств. Воздух. Движение. И так далее.
Кого же она сейчас видела? Кому сужден такой жестокий расчет с жизнью? Предупредить о возможной трагедии некого: она хорошо видела фигуру, но не видела лица. Точный ответ придет, видимо, потом - косвенно подсказанный кем-нибудь из окружающих или событием, деталью. Но ведь тогда может оказаться поздно! Надо идти к ребятам - предупредить их. Может, вместе вычислим, кому же угрожает опасность.
“Ребятами”, или “мальчиками”, она называла обитателей комнаты № Ю5-”Охрана, порядка”. Такая комната имелась в каждом корпусе. Занимали ее два, как правило, молодых сотрудника. Сотрудники ее, гуманитарного, корпуса Лене очень нравились. Они ей напоминали доберман-пинчеров, но не реальных, а из детского восприятия “Золотого ключика”. Там у Карабаса-Барабаса были гончие доберман-пинчеры: поджарые, длинноногие, самоуверенные и ужасно романтичные! Вот и эти.
Они ни в коей мере не были чиновниками. Они испытывали такое отвращение к возне с бумагами, что даже за письменные столы свои не садились - устраивались в креслах возле столов, закинув длинные ноги в огромных башмаках на стулья напротив (“Нет-нет, на эти стулья не садитесь!”- предупреждали потом посетителей). И писать предпочитали в этой же позе, кладя бумаги на папку. То есть готовы были терпеть любые неудобства, лишь бы не сидеть за “чиновническим” столом.
Лена познакомилась с ними после второй кражи: они со Светой испугались, что эдак могут унести и компьютерную технику - тогда им не рассчитаться. Уже позднее ей удалось сосредоточиться на этих кражах самой - и она отлично все поняла без “мальчиков”. Рядом с их блоком был блок Маргариты и Раисы - девчушек, попавших в университет благодаря каким-то льготам родителей (у одной родители работали на Севере, у другой постоянно находились в плавании). Девчушки оказались шальные. Восток и его мудрость не трогали их ни с какой стороны, но жить здесь им нравилось. Слабую их успеваемость преподаватели считали своей виной, а слабую нравственность - влиянием неблагоприятной среды в детстве. На осознании вины общества перед ними девчушки собирались перекантоваться еще года два, а там - либо их общими усилиями “вытянут в люди” (кого ж это отчисляли с пятого курса!), либо родители придумают еще что-нибудь, может быть, даже более интересное, чем изучение литературы, истории и философии. Теперь уже Лена знала, что по крайней мере Маргарите “перекантоваться” не удастся: в начале следующего учебного года, имея все материалы следствия из 105-й комнаты, их студенческая группа скорее всего вынесет решение об ее отчислении, вернее - о ходатайстве об этом перед деканом. Подвела Маргариту жадность: украла видеомагнитофон с набором кассет у студента из Сирии Джафара, который считался ее ближайшим другом. Если бы не это, девчушки еще долго, наверно, вели бы развеселую жизнь, пользуясь культивируемой в университете восточной терпимостью. Свои студенческие комнаты они быстро и умело превратили в интимные будуарчики - для этого оказалось достаточным прикрыть яркие настольные светильники шелковыми цветными платками и навсегда разложить тахту (обычно студенты по утрам превращали спальное ложе в диван со спинкой, внутрь которого мгновенно закидывалась постель).
… У двери в 105-ю Лена нажала кнопку видеосигнала и представила, как мальчики смотрят на вспыхнувший экран, решая, какого ритуала встречи достоин их посетитель. Она заслужила сегодня ритуал из самых небрежных: створки дверей автоматически раздвинулись, мальчики продолжали сидеть в своих излюбленных позах.
Посреди их кабинета - журнальный столик. На нем - серебряный мини-самовар, банка кофе с экзотической наклейкой, две пачки сигарет, зажигалка. Пижоны! Как 15-летние мальчишки, хотя обоим ближе к тридцати, чем к двадцати.