"Фантастика 2023-111", Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
…Нет, не удержать Логана. Ни за что не удержать. Кто-то наносит по спине удар за ударом. Силы тают на глазах. Сил почти нет. Но если Логан встанет и вновь вступит в бой, погибнут и другие архангелы. "Боже, я не знаю, что здесь происходит, но происходит что-то чудовищно страшное! Я не смогу удержать Логана… Если только… не убью его!"
Логан продолжал рычать и извиваться, пока стражник кромсал тело архангела. Отчасти разрубить тело надвое мешали то возникающие, то исчезающие в воздухе крылья, они принимали на себя часть ударов, постепенно превращаясь в жалкие лохмотья. Логан чувствовал, как сомкнулись на его шее пальцы архангела, как он инстинктивно принялся душить его. Бред, ведь ни за что он не сможет задушить того, кто и в дыхании-то не нуждается! Но архангел упорствовал, упорствовал относительно долго, если можно так сказать, ведь время здесь не имеет значения. Его нет вовсе. Должно быть, архангел понял, что все попытки задушить Логана тщетны, ибо разжал пальцы, судорожно вцепился в золотую кирасу генерала и…
Вгрызся зубами ему в горло…
Портал. Вечно бушующее море огня, воды и ветра. Место, где Познавший мог чувствовать себя более или менее хорошо. Хорошо, хм… Нет, это слово совершенно не подходит. Скорее — одиноко. Одиночество помогает думать, помогает находить решения, помогает выживать. Кто-то скажет, что одиночество не способно помочь ничем кроме как вызвать грусть или тоску. На самом деле одиночество — вещь необходимая каждому. Ибо, лишь находясь наедине с самим собою, ты становишься именно тем, кто ты есть. Ни больше, ни меньше. Себе невозможно солгать, себя невозможно обмануть, себя невозможно не понять. Одиночество, так близкое к вечности…
А вокруг бушевала гроза, самая неистовая гроза из всех, которые доводилось видеть. По выжженному полю, простирающемуся во все стороны на десятки километров, носились угольно-черные пылевые вихри, словно высасывая из почвы языки пламени. Было непонятно, как огонь может подниматься до таких высот, почти касаясь мрачных темно-фиолетовых туч, ведь сверху беспрестанно лились потоки воды. Дождевая вода боролась с огнем, и кое-где испещренная трещинами поверхность поля уже превратилась в непроходимые болота. Над болотами поднимался зеленоватый дым, поднимался ровно, точно вокруг не свирепствовал ветер и многочисленные торнадо. Одинокие обугленные деревья, жалкие и уродливые, нагнувшиеся почти до земли, стонали под напором ветра; стволы некоторых из них ломались у самого корня, и деревья улетали прочь, подхваченные силой урагана.
Он давно забыл свои имена. Он не помнил, как его звали при жизни в Срединном мире, не помнил, как его звали при жизни в Актарсисе. Он заставил себя забыть те имена, ибо необходимость в них давно отсутствовала. Но он хорошо помнил, что явилось причиной его нынешнего положения — положения изгнанника, предателя, опасного элемента… Странно даже, как он получил нынешнее могущество. Ведь едва ли сделал что-то для его получения.
— Когда-нибудь мы будем на одной стороне, — произнес Логан.
Люцифер — его звали так там, в Царствии — стоял рядом, чуть в стороне, и хмуро наблюдал за борьбой стихий. Он мог бы противиться их воздействию, но отчего-то не делал этого, и ледяные струи хлестали, стекали по почерневшим от копоти Яугона доспехам, по черным волосам на обнаженной голове, по гранитному лицу бывалого, беспощадного, непобедимого воина. Люцифер теперь носил иное имя. Его звали Сатаной. Или дьяволом, что суть одно и то же. И теперь он не владел Икстриллиумом, не владел крепостью Света. Теперь он был владыкой царства Тьмы, Яугона.
Смешно, конечно, но над Преисподней встал не местный демон, а пришелец Царствия Небесного. Сильнейший архангел, обращенный роком в сильнейшего демона. Пути рока неисповедимы воистину.
— Возможно, ты прав, Сатана, — тихо ответил Познавший. — Я не буду спорить с тобой, ведь во мне есть часть тебя. Твоя кровь. Однако я никогда по доброй воле не встану на твою сторону. Пока я жив, колени мои не преклонятся перед тобой.
Сказанное постороннему могло бы показаться абсурдом, но ни Сатана, ни Познавший так не считали. Они прекрасно понимали друг друга, ведь были одновременно и злейшими врагами, и демонами, творящими одинаковое ЗЛО.
— Все встанет на круги своя, и все, кому суждено встать передо мной на колени, сделают это, — произнес Логан. — Я все больше убеждаюсь в правоте своих домыслов. Нет ни Света, ни Тьмы, нет этого. Это подтверждается и твоим существованием, и твоей грядущей смертью. Смерть ведь твоя будет подобна тому, как умирает птица Феникс; ты возродишься с тем, чтобы отомстить.
— Отомстить Свету? Или тебе, Сатана?
— И Свету, и мне. Ты уже воплощаешь Серое войско, ибо не на моей стороне. Потом будут и другие. Я знаю.
— И ты ничего не предпримешь для того, чтобы Серое войско все же не набралось сил, — вздохнул Познавший Кровь.
— А зачем? Я мог бы убить тебя прямо сейчас, затем мои солдаты перегрызли бы всех твоих кровавых детей, но нужно ли это мне? Нет, не нужно, — ответил Логан сам себе. — Я не хочу продолжение войны, мне не нужна сия бесконечная война. Мне нужен конец. Конец войны, конец миру, конец всему, понимаешь?
— Кажется, да, — кивнул Познавший. — Даже удивительно, как тебе надоело существовать, надоело жить.
— А что есть жизнь? Люди говорят, что это краткий миг от рождения до смерти, и они отчасти правы. Ведь они, веря в бессмертие души, не перестают верить и в смерть. Смерть для них — это переход в небытие. И всю свою жизнь они покорно ждут, даже жаждут перехода. Он ассоциируется у них с вечным покоем. Не с горем или с утратой чего-то, не с тьмой и страхом. С покоем и вечностью. Ни Актарсис, ни Яугон не могут дать душе покой и вечность. Лишь новое ожидание очередного перехода. Которого все нет и нет.
— Покоя нет для тебя, Сатана, ибо ты неуязвим для противников. Но покой наступает для всех, кто сражается за Яугон или Актарсис и погибает. Сколько уже развеяно сущностей, сколько погибло солдат в боях…
— Ерунда! Так может продолжаться хоть миллион лет — это не выход. Для меня — не выход. Душа должна быть смертной, и смерть должна приходить только один раз. Лишь в первый раз, в первый и единственный раз можно ощутить то блаженство и покой, ту вечность и безграничность хаоса, о которой рано или поздно начинает мечтать человек. Дай вторую жизнь — и душа хиреет, она уже не та вовсе. Она бессмысленна и неинтересна.