"Фантастика 2023-115". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Толик кивнул, подтверждая.
— Сначала я не понял, где оказался, — продолжил Федор.
— А как же твоя любовь? Ну та, из-за которой ты был так рассеян, — спросил Толик.
— С полгода я сильно тосковал, — признался Федор, — а потом как-то чувства сгладились понемногу. А когда встретил свою будущую жену, так и вообще отпустило. Сейчас вспоминаю былое с теплом, но без душевной дрожи.
— А что другие?
— С Фогелем все просто. Его уволили с работы. Знал бы ты этих педантичных немцев! Для него это было немалым потрясением. Нам, русским, свойственна определенная безалаберность. Часто она нам мешает, но она же и помогает нам переживать трудности. Я не о работе, я о жизни. Вот скажи, тебя увольняли?
— Нет, но мне приходилось менять работу без предварительного плана.
— И как ты это перенес?
— Сожалел, конечно. Дня два.
Федор рассмеялся:
— Вот и я о том же. Что русскому мелкая неприятность, то немцу смерть. Правда, есть и обратные моменты — эти прагматики спокойно переживают вещи, приводящие нас в смятение чувств. Ты видел немца, который расстраивался бы из-за того, что набежавшие тучи помешали ему полюбоваться закатом?
— Я вообще мало немцев видел, — отозвался Толик.
— Да? Ну ладно, не будем сейчас о них. Вообще-то Фогель — отличный мужик, а особенности менталитета примем как данность. В общем, Курт пребывал в расстроенных чувствах, и как истинный немец решил изгонять депрессию с помощью трудотерапии. Для чего поздно вечером направился в гараж.
— Хочешь сказать, что немцы не пьют?
— Пьют, и еще как. Курт рассказывал. А если дело касается пива, то за ними вообще мало кто угонится. Я думаю, они сочиняют истории про наше русское пьянство, чтобы было не так обидно за своих соотечественников.
— Вроде как покрась другого черным и на его фоне будешь смотреться не таким грязным? — улыбнулся Толик.
— Вроде того. Но это не про Курта. Он трудяга и депрессию пивом не изгоняет.
— Выходит, труд его подвел?
— А это как посмотреть. Никому не дано знать, что к добру, а что к худу. Может, не попади он в переход, на следующий день попал бы под трамвай. Да и с чего ты взял, что он недоволен? Вот чем бы он там занимался? Всю жизнь прикручивал бы гайки к передней ступице «мерседеса»? А здесь он мастер, уважаемый человек. Думаю, обратно его никаким калачом не заманишь.
— А что, есть возможность попасть обратно? — встрепенулся Толик.
— Чего не слышал, о том врать не буду. Это я образно, для сравнения.
— Признание — это хорошо. Ну а бытовые условия? С этим как?
— С этим, конечно, похуже. Но привыкаешь. Когда найдешь свое место, прирастешь к нему, тогда на все остальное начинаешь смотреть немного по-другому. Второстепенным все остальное становится. И некоторая меньшая бытовая устроенность в том числе.
— Ой ли? — Толик покачал головой.
— Когда найдешь свое место, поймешь.
— Не знаю, не знаю… Ладно, посмотрим. А что ты думаешь об увеличении числа перемещений?
— Здесь вопрос в том, увеличилось ли число самих точек перехода или люди стали чаще в них попадать, — неожиданно ответил Федор.
— Как это?
— Очень просто. Возникали эти переходы где-нибудь вдали от людей, а затем переместились поближе, вот и стало попадать в них больше народа.
— Как-то странно они переместились. Слишком избирательно. Ты знаешь о контингенте, который сейчас сюда переносится?
— Наслышан. — Федор нахмурился. — За последние годы лишь несколько человек прошли первоначальные фильтры префекторов.
— Несколько человек? Я ничего не слышал об этом! — встрепенулся Толик. — Старший префектор Олди Энц говорил, что в последнее время не было такого, чтобы мир принял новых людей.
— Он правильно сказал.
— А ты?
— И я правильно сказал. Все эти случаи закончились печально. Несколько человек впали в депрессию, отказались учить язык. Раньше такое тоже случалось.
— И что с ними стало?
Случиться могло все что угодно. Местное общество состояло из странной смеси сочувствия и прагматизма.
— Отправили в монастырь слушающих братьев. Те их подкармливают, печальное зрелище.
— Может, стоит их навестить? — с сомнением спросил Толик.
— Не стоит, поверь мне. Люди не захотели проявить даже самую малость воли к жизни. Твердят, что им кто-то что-то должен. Печальное зрелище.
— Эк их как закрутило-то.
— Ты знаешь, мне кажется, они всегда такими были. Был еще один любопытный случай. Сэнсы не сразу смогли определиться с чувствами одного человека. Мне довелось с ним разговаривать. Душонку-то он имел черную, но мог держать себя в руках, не проявлять сильные эмоции. Все выспрашивал меня, как бы здесь повыгоднее устроиться, да все прикидывал, как он возвысится над другими людьми. Постоянно какие-то комбинации хотел провести. Говорил, что таких дурачков, как местные, обмануть проще простого. Убеждал я его, что все его замыслы для сэнсов как на ладони, да все без толку. Не хотел он мне верить. Люди охотно верят лишь в то, во что хотят.
— И что с ним стало дальше?
— Как и следовало ожидать, он плохо кончил. Попытался организовать акционерное общество. Попытка эта длилась недолго. Один из купцов обратился к отставному сэнсу, чтобы узнать об истинных намерениях этого человека. Намерения оказались прескверными, тот собирался смыться вместе с деньгами. Разумеется, те немногие, кто успел одолжить ему деньги, тут же потребовали их обратно. Он попытался затянуть дело, а потом пустился в бега. Поймали его через два дня. В наказание определили год принудительных работ среди углежогов. Но он и там не успокоился. В общем, я уже несколько лет о нем не слышал. Даже не знаю, жив ли он сейчас. Печально, что по таким людям могут судить обо всех жителях нашего мира.
— Печально. Так что ты думаешь обо всем этом безобразии? Слишком странным выглядит избирательное действие переходов в последнее время.
— Ума не приложу, отчего так. — Федор покачал головой.
— Слушай, — вдруг встрепенулся Толик, — а откуда ты столько знаешь о перемещенцах?
Федор улыбнулся:
— Префектурам тоже нужна упряжь. А упряжь у меня, уж поверь, хорошая. К тому же они знают, что мне интересны подобные истории, вот и рассказывают. Уж не знаю, все ли, но кое-что весьма интересное.