"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
По широченной просеке из утоптанной травы, которую зверь проторил в своей бешеной охоте, в обратную сторону, по следам, мерно шли двух упряжные колесницы. За каждой колесницей тянулась на верёвках волокуша, сшитая из нескольких туровых шкур, легко скользящих по сырой, не высохшей ещё после дождя траве. На шкурах лежали связанные женщины и дети. Связанные не только сами по себе, но и между собой. К ним в придачу, наваленный единой кучей всякий скарб. Там и еда, и одежда, посуда, утварь какая-то, да, в общем, сразу не поймёшь, чего там только не было. Отряд из тридцати трёх парных колесниц устало брёл в обновлённой степи. Главарь банды был доволен. Уловка удалась на славу и дня, затраченного на набег не жалко. Добрая добыча, окупит сторицей всё. Это был очередной маскарадный поход и как все предыдущие, удачный. Довольны были все. Меж собой шайка вполне серьёзно считала, что их атаман иль весь облизан с головы до ног богами, иль запугал этих божков на столько, что те из кожи лезут вон, лишь бы угодить, да не прогневать его. У ног лихого атамана валялась пленённая им девушка, бледная лицом, без единого признака сознания. Толи действительно ещё не пришла в себя, толи притворялась. Она была непросто одна из многих, что были в окружении, она была особенная для него. Запала эта мелкая дрянь ему в душу. С самого детства запала. Ардни, а именно так звали атамана, стоял в колеснице и навалившись на борт всем телом, смотрел куда-то вдаль. Не то улыбка, не то ухмылка на его лице застыла в неизменном виде, как вылепленная. Он куда-то смотрел вдаль и при этом любому было понятно, что он там ничего не видел, потому что он просто никуда не смотрел, вернее он смотрел не вдаль, в вглубь, внутрь самого себя. Он вспоминал…
Впервые с этой девчонкой он встретился давно. Вдруг он осёкся в своих воспоминаниях… «А как давно это было? Сколько осеней [17] прошло с того?» он попытался посчитать, но сделав несколько мучительно напряжённых усилий в этом направлении, бросил это дело, посчитав его неважным. Тогда ему было тринадцать…, нет четырнадцать осеней, кажется. В своей пацанской ватаге он был тогда ещё никто. Он даже вспомнил тогдашнюю свою обидную кличку, которую ему «приклеили» взрослые пацаны — «Пися». Почему «Пися»? Это тянулось с ещё очень раннего детства, с того времени, которое он уже не помнил. Ардни попросту этого даже и не знал. Да, и никогда не интересовался. Но он помнил, что поначалу пацаны его сильно били, что называется, от всей души. Нет, не то, чтобы он был последний из последних, которых пинали все, кому не лень просто так, лишь потому, что тот оказался рядом. Его не призирали, его не считали «говном вонючим», как того же Вонючку, был в их ватаге такой пацан. От него действительно вечно чем-то воняло, да и сам он, как пацан, вёл себя так, что к нему, как просто к куче говна, по-другому никто и не относился. Ну, бывают такие люди. И если Вонючку пинали все, кому не лень, а он лишь при этом пресмыкался и канючил, то Ардни били только большие пацаны: сам атаман, да его ближний круг, а значит сильные и притом обязательно всей кучей, потому что поодиночке с ним не всегда можно было справиться, ибо он был «псих с муравьями в башке». Так, по жизни в ватаге, с ним старались особо не цепляться, зная, что он «придурок от рождения», а вот о самом Ардни этого сказать было нельзя. Причиной того,
17
Осени — арии считали прожитые года не летами, а осенями.
18
Сома — ритуальный наркотический напиток, основными инградиентами которого были мухоморы и женское грудное молоко.
19
Ары. Арийское общество изначально формировалось по принципам вертикали власти цивилизации Иннов и представляло из себя объединение трёх функциональный каст, каждая из которых имела внутреннюю структуру пирамиды. Верхняя порождала законы и правила и управляла всеми. Состояла она из служителей культа. Вторая — каста воинов, силовая структура, которая обеспечивала жреческому корпусу инструмент принуждения к подчинению себе всех остальных. Кроме того, культ, проповедуемый жречеством, держал всех в постоянном напряжении и страхе, военная каста, это состояние постоянно усиливала и искусственно поддерживала. Третья пирамида избранных — ремесленники, умельцы в строго определённых областях, в сферах, которые являлись «монополиями власти». Каждая пирамида имела свои внутренние «секретные» технологии, которые передавались по наследству от поколения к поколению и являлись секретом для всех остальных. Жрец знал жреческое дело и не мог стать ни воином, ни мастеровым. Военный, зная «военное дело», никогда не становился жрецом или ремесленником, а ремесленник никогда не мог стать жрецом или военным. Все решено рождением, которое и определяло предназначение. Следующей составляющей арийского общества был народ, который трудясь в полях, лесах и водоёмах кое-как кормил себя и очень прилично кормил власть. Народ в основной своей массе не был самостоятельной структурой, ибо весь принадлежал тем, кто составлял эти пирамиды. И наконец, пятый слой арийского общества, вернее, слой, порождённый арийским обществом, но не принадлежащий ему. Это — гои, выгнанные из общества. По арийским законам того времени казнить человека было нельзя, так как человек убивший другого человека, покрывал себя не смываемой нечистотой, а чистота, как внешняя, так и внутренняя, была пиком их мировоззрения и миропонимания. Аризм, как основа их общественной жизни и основной закон, можно выразить словами нашего классика «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…». Но если Чехов выдвинул эту идею, как призыв к людям, постоянно совершенствовать самого себя, то для арии это было непререкаемой должностью. Эта идея у них формировалась проще: «Человек должен быть чист, т. е. прекрасен, снаружи и изнутри». Любой физический изъян, неопрятность в одежде, «неправильные, грязные» мысли, высказанные вслух, влекли необратимое наказание. Грубая, неоднократная или не исправимая нечистота влекла к изгнанию из общества и, как правило, навсегда. О чистоте и нечистоте приговор выносили только жрецы. Используя этот гибкий инструмент запугивания и избавления себя любимых от вредных для них элементов, они крепко держали общество под контролем и повиновением. Изгои начинали формировать новые родовые объединения, впоследствии переросшие в народы. Изначально их общество имело арийские корни: жизненный уклад, мировоззрение, но впоследствии, потеряв связь с основным ядром, после ухода арийцев из степей, эти народы стали развиваться и модифицироваться каждый своим неповторимым путём, создав большое разнообразие культур и народов современной России.
Ардни, как и все пацаны его ватаги, родился в стане арийских коров [20] , чей родовой клан хранил секреты этой обоготворяемой, желанной и вместе с тем так ненавистной Сомы. Родился он очень крупным мальчиком и притом, почти, на целые четыре седмицы [21] переношенным. Как смогла пережить эти роды его мать, наверно знала только она, да боги, помогавшие ей в этом. Он был её третьим ребёнком, наверное, это и стало основным аргументом для их дальнейшей жизни. Будь он вторым, вряд ли все закончилось для них столь радужно, а будь он первенцем — шансов выжить у них обоих не было бы вообще. Своих старших сестёр Ардни не знал. Может и видел их, когда был младенцем, но абсолютно об этом ничего не помнил. Что с ними произошло и куда они делись он не знал, да, и не очень-то этим интересовался. Мать после него перестала беременеть и к тому времени когда он вырос и получил свою первую уничижительную кличку, была задвинута в самые низы коровника [22] . Его отец, а знал он его абсолютно точно, ибо он был единственным хозяином всех коров, являл собой редкостную сволочь. Только он имел право «покрывать» коров и плодить себе подобных. Он — глава арийского рода, к тому же глава клана, в который входили несколько ближних родов, один из высокопоставленных жрецов [23] , стоящий на самом верху власти, бок о бок с верховным [24] . Ардни никогда не знал, что из себя представлял его папаша как жрец, но по сути своей человеческой, он был низок и маниакален. Его извращения, которыми он глумился над абсолютно подвластными ему женщинами, у здравого человека, даже того, далеко нелиберального общества, порой не укладывались в головах, а удивить их какими-либо зверствами было крайне сложно, ибо сами от зверей ушли не слишком далеко. Ардни никогда не интересовался подробностями происходящего с другими бедолагами, жившими по соседству, это было не принято, но об издевательствах над собой и своей матерью помнил очень хорошо. Впервые Сому, это грёбаное молоко, отец подсунул ему прямо с материнской титькой. По крайней мере об этом ему поведала сама мать, тем самым посадив его на этот наркотик с самого рождения. А потом все детство издевался над ним при помощи его привязанности к этому пойлу. Отец забавлялся с ним, как с какой-то неведомой зверушкой. То дразня малыша в период ломки, держа перед ним желанный напиток, то, не давая вожделенное вовсе. При этом безмерно веселясь над калейдоскопом эмоциональных вспышек малыша. Там были и неподдельное унижение, высокохудожественное попрошайничество, и ярость бессильных атак, в попытках отобрать желаемое. Мальчик старался ударить, поцарапать, укусить, не смотря на пинки и звонкие оплеухи отца, от которых он летал в разные стороны и бился всеми частями тела обо что не попадя. Синяки, ссадины и постоянная кровь, саднящая из мелких ранок, казались для мальчика обычным делом, обыденностью и повседневностью. Для отца он был лишь «маленьким зверёнышем», которого он как собаку планомерно дрессировал. Вот только для чего? Наверное, он сам не знал, а если и знал, то Ардни этого было знать не суждено. Он помнил, что, когда он стал постарше, где-то перед самым переходом в пацанскую ватагу, отец свои издевательства — дрессировки проводил, уже одевая ему ошейник, в виде верёвочной, не затяжной петли и привязывал поводок к дереву, кажется это была старая берёза. Мальчик рос и становился не только агрессивней, но и значительно быстрее и сильнее, в своих яростных атаках. Он по несколько дней сидел так на привязи, и отец запрещал матери снимать его с поводка.
20
Арийские коровы. Каждый член пирамиды власти — хозяин определённого и, как правило, большого рода. Он имел официальную жену, рожавшую официальных наследников, которые впоследствии вливались в ту пирамиду, представителем которой был их отец, формируя родовой клан. Кроме того, он имел несколько не официальных жён, с одной стороны для подстраховки официальной, с другой — эти жены рожали детей, которые в последствии становились хозяйственной опорой рода (управляющими хозяйством). На их плечи ложилась основная обязанность поддержания систем жизнеобеспечения рода, попросту говоря их прокорм. Они формировали кормовую базу, развивали, руководили. Наконец, самым низшим женским слоем, принадлежащих хозяину, были коровы. По сегодняшним понятиям, просто наложницы. Эти женщины покупались у речников, и у них было два основных предназначения. Первое, они сами и их потомство были основной рабочей силой. Второе, их постоянно доили, притом в прямом смысле этого слова. Они были источником женского молока, которое являлось одним из основных ингредиентов в приготовлении священного напитка под названием Сома. Количество коров у хозяина определял его экономический статус, попросту говоря его богатство. Чем больше коров — тем больше людей работают на землях, тем больше достаток. Но не только избыток в продуктах питания давал возможность влияния на политический статус хозяина и на его место в элитном обществе, но и сами по себе коровы были ценностным объектом. Они были своеобразной валютой. На них можно было купить повышение, подкупить нужных, откупиться от нежелательных, ими платили своеобразный налог жрецам, т. е. «высшей власти», в виде обязательного подношения при культовых церемониях и т. д. Жрецы их пускали опять в оборот уже на «общегосударственные», т. е. общегородские цели, тем самым обеспечивая «валютное регулирование» или круговорот коров в арийском мире
21
Седмица — неделя
22
Коровник — как правило, загородное укреплённое поселение для содержания коров (наложниц). Социально они были устроены как бабняки речников, но большухой там выступала одна из жён хозяина
23
Высокопоставленные жрецы — представители самой верхушки пирамиды власти. Жрецы делились на профессиональные касты каждая из которых занималась определённой функцией. Существовало строгое разделение труда. Одна каста занималась священным огнём, другая песнопением, третья Сомой и т. д. Каждый жрец был узко специализирован и во главе этой специализированной касты стоял один — высокопоставленный.
24
Верховный жрец — главный среди высокопоставленных жрецов. У каждого народа арии был свой верховный жрец. Каждый верховный жрец имел свой «огород», т. е. огороженную территорию или попросту город. Это закрытая забором территория, изначально деревянным, впоследствии глиняно-земляной на деревянном каркасе высокой стеной, на которой в три кольца жили хозяева жизни со своими официальными семьями. Не официальные семьи жили в загородных домах, т. е. за пределами этого города. Каждому городу прилегала земля радиусом в один дневной пеший переход. Примерно от 30 до 40 километров. Таких огородов-городов было несколько и устроены они были так, что граница одного была и границей другого. Если их наложить на карту, то земли городов формировались подобно пчелиным сотам, центральной точкой каждой соты был город, полноправным хозяином которого был верховный жрец.
Со временем, отец стал заходить в их землянку все реже. Все реже приносил Сому, а значит и реже издевался над мальчишкой и его матерью. И наконец, в один прекрасный день, все кончилось. Отец вообще перестал к ним приходить, оставив их в покое. Толи ему все это просто надоело, толи нашёл себе новую игрушку, но на всякий случай мама каждый раз забивалась в дальний угол своей землянки, когда отец объявлялся в коровнике. Она пряталась сама и прятала Ардни, а тот действительно потерял к ним всякий интерес и кажется даже забыл о их существовании. Ардни даже не спрашивал её о том, почему перестал приходить отец, а она так же молчала, пологая, наверное, что тут объяснять то и нечего. Ардни знал, что у отца от других коров тоже родились детки и он начал «заниматься их воспитанием». Мальчик был абсолютно уверен, что так ведут себя все отцы на свете со всеми детьми и что его детство самое обыкновенное, как у всех. Только несколько позже, уже будучи в ватаге, он с удивлением узнал, а самое главное понял, что у более старших пацанов детство было другое и то, что отец, а отцом он был и для них, никогда не садил их на поводок и не привязывал. Но самое для него удивительное стало открытие того, что они не любили Сому! Нет, конечно, они знали, что это такое, и даже кое-кто пробовал разок, другой, но ни один из них не жил с ней так, как жил он. Вспышки ярости у Ардни со временем становились реже, так же реже стали бить его большие пацаны и несмотря на то, что он не входил в ближний круг ватажного атамана, но и к «мясу» его уже не относили. Он, как бы оказался сам по себе. И самое главное, не смотря на свой маленький возраст, вся ватага его уважала, даже атаман персонально к нему не придирался и лишний раз не трогал, но вместе с тем и не отталкивал, давая понять, что он «свой». Со временем тяга к Соме никуда не делась. По началу он сел на чистые мухоморы, собирая и засушивая их в специальных схронах, а когда подрос и обнаглел, то стал таскать готовую Сому из хранилищ отца, т. е. из городских запасников, над которыми тот командовал. Но это была целая эпопея, более поздняя и о ней надо рассказывать отдельно, а тогда Ардни изредка «подкармливал» себя грибом. Вот именно, примерно, в то время и произошла эта памятная встреча с его сегодняшней пленницей, которая, в прочем, как и он, тогда была ещё маленькой девчонкой.
У каждого баймака была своя ватага, и хоть арийский коровник и не был бабняком, в прямом смысле слова, но какое-то подобие все же из себя представлял. По крайней мере бабняк он и не только у реки бабняк. А вот ватага коровьих пацанов практически не отличалась от ватаг жителей рек. Только вместо мужицкой артели ими командовал единый хозяин — глава рода и как привило единокровный отец, хотя по правде сказать и рядом с ним стоящие родственнички так же прикладывали к коровьему потомству свою «руку», если эту часть мужского тела можно назвать рукой. И жила ватага примерно по тем же неписанным правилам, что и ватага речников. Шастали по округе, ища на задницы приключений. Лазили по чужим коровникам «по девкам», как они сами эти деяния меж себя называли, либо охраняли свой коровник от таких же ватаг, им подобным. Как в первом, так и во втором случае, как правило, это заканчивалось лёгким мордобоем, без которого свою бурную молодую жизнь они даже не представляли. Вообще то, хождение в чужой аровый коровник или речной бабняк редко заканчивалось удачей, даже если удавалось обойти ватажных сторожей и их ловушки, то после небольшого переполоха с демонстрацией напускной бравады, выражающейся в том, что гоняли визжащих, и при этом вполне довольных девок по стойбищу, непременно «получали по шее» от местной ватаги, усиленной взрослыми бабами, которые, в общем-то, создавая массовость, в основном гоняли пришлых тряпками, кто мокрыми, кто пыльными, но в любом случае нанести, которыми, серьёзных увечий и травм не представлялось возможным. Как бы не были пришлые сильны, относительно местной ватаги, они всегда изгонялись с шумом. Тем не менее вылазка, чем бы она не закончилась, способствовала поддержанию «боевого духа» и самоутверждению подростков, а в случае успеха, становилась буквально предметом гордости и хвастовства. Кроме, безусловно «боевых» взаимоотношений между ватагами бывали и дипломатические перемирия и даже клятвенные союзы мира и дружбы, что не позволяло хождения «по девкам» в эти «за дружившие» коровники и тогда объявлялся дальний поход. Это тоже хождение, только, как правило в речные бабняки, с которыми общей
Усиленный отряд, состоящий из четырёх атаманов и их ближних кругов, малышню не стали брать изначально, шли по степи на прямую, налево, в сторону восхода солнца. Где располагались баймаки речников, никто не знал и шагали, в общем-то, наугад. Сам факт этого похода, тогда, представлял из себя чистую авантюру. Ещё из далека заметив большое стадо туров, явно пасущихся в заторе [25] , поняли, что идут правильно и уже подходят к цели. Обогнув по большому кругу пастбище, чтоб не нарваться на артельных мужиков, стерегущих стадо, через некоторое время вышли к большой реке. Понимая, что цель — баймак, где-то не далеко, но не понимая в какой стороне конкретно, на некоторое время остановились и после ожесточённых споров, двинулись искать поселение в верх по течению. Главным аргументом стал ветер, который дул, как раз с той стороны. Хоть носы и не чуяли явных признаков человеческого жилья, но и с подветренной стороны их тоже сразу не учуют. Унюхав первые запахи дымов прибавили шагу и пошли почти перебежками, а когда показался Чуров Столб [26] баймака, то пацаны, не встречая никакого сопротивления, ловушек и заслонов, ворвались в селение с наскока, без какой-либо разведки. Завизжали девки с мелкотой голопузой, заметались по огородам и общей площади, повыскакивали из землянок перепуганные бабы, но сообразив, что это всего на всего ватажный набег, похватали, кому что под руку попало и начали отбиваться, грозно ругаясь, шугая чужаков от огородов и землянок. Ардни в порыве азарта, держа в руке три или четыре толстых стебля крапивы, замотанных у корневища заранее прихваченной тряпицей, буквально летел по площади, оря во всю глотку и размахивая крапивой направо и налево, больше пугая, чем стараясь кого-нибудь ошпарить своим оружием, пока не упёрся в огненно-рыжую девчонку, которая молча стояла, как вкопанная на краю площади у огорода и бежать от него никуда не собиралась. Ардни чуть не налетел на неё со всего маха, но тот факт, что рыжая даже не пошевелилась, его обескуражил, и он резко осадил себя, затормозив и даже где-то растерялся, не придумав ничего другого, как сунуть ей под нос крапиву. Почему она не бегала и не визжала, как все остальные, было для него не понятно. Рыжая бестия, до этого стоявшая столбиком, от такого крапивного приветствия, отпрянула. Нет, не отпрянула, а отпрыгнула назад. Губы её были плотно сжаты в узенькую полоску. Глаза прямо искрились яростью и злобой, но мальчик, упёршись взглядом в эти испепеляющие глазки, был ими заворожён и вместе с тем обескуражен. Эйфория, бушевавшая в нем во время безудержного набега, просто взорвалась, где-то в голове, лишив его возможности соображать. Он замер в нерешительности и стоял как парализованный, держа крапиву прямо перед собой. Мальчишка ничего не слышал и не видел вокруг себя, только эти колдовские глаза, брызжущие искрами. Эти тонкие и удивительно соразмерные черты прелестного личика, залитого румянцем. Копну огненно-рыжих волос, почему-то не заплетённых в косу [27] , как это было сделано у других. Со стороны он выглядел как полный идиот. Глаза вытаращены, рот распахнут, застывший в какой-то несуразной позе и кажется вообще не дышал. Сколько он так стоял, не помнил. Очнулся Ардни от удара по плечу, пробегающего мимо кого-то из своих ватажных пацанов. Тот, что-то ему ещё прокричал, широко улыбаясь, но Ардни толи оглох, толи ещё что, но слов абсолютно не разобрал, как будто тот орал на тарабарском. Он оглянулся на пробегающего, после чего замотал головой по сторонам, приходя в себя и наконец вновь уставился на стоящую перед ним девчонку. Та тоже, по непонятным причинам, стояла все в той же скрюченной позе, прогнув спину назад и никуда бежать не собиралась, хотя имела такую возможность. Так неловко Ардни себя ещё никогда не чувствовал. Они стояли так друг против друга в очень странных, неестественных позах, стояли и молчали, разглядывая друг друга, ничего не предпринимая. С одной стороны, придя в себя, он с отчаянной остротой понял, что надо было что-то делать и делать надо было что-то обязательно, но с другой стороны он абсолютно не понимал, что. И вдруг, не с того ни с чего, не найдя ничего лучше, он громко заорал, при том обращаясь не к ней, а как бы ко всем окружающим, даже поглядывая искоса по сторонам, как бы оценивая произведённое им впечатление на окружающих: «Ну, что красавица пойдёшь со мной гулять?». Пигалица, стоявшая напротив него, оказалась тоже, как и он в не адекватном состоянии. Она как-то усилено заморгала глазёнками, при этом приоткрывая, до этого плотно сомкнутые губы, которые к тому времени, аж побелели от натуги. Явно какое-то время пыталась собраться с мыслями, которые буквально разлетелись и попрятались где-то в голове и наконец, глубоко и часто задышав, не найдя ничего умного и хамского для ответа в своей голове, резко и почти на визге выкрикнула шаблонный среди их девчонок штамп: «В носу поковыряй, урод! Может отпустит!». Получился странный и не вполне уместный диалог. При этом из дурацкой, несуразной позы она резко перешла в нагло-агрессивную стойку: руки в боки, кнопку носа задрав к верху. Судорожно сжатые до этого губки, растеклись в наглой ухмылке. Пара пацанский голосов, стоящих где-то за спиной Ардни, заржали. Обескураженный мальчик ответил не задумываясь, на автомате. «В твоём обрубке, что ли?». И с этими словами он тоже подбоченился, забыв даже о крапиве в руке, скривился в презренной ухмылке и выпятив грудь колесом, медленно, нарочито в вразвалочку, сделал несколько коротких шагов в её направлении, прижимая девчонку к невысокому плетёному тыну, огораживающему грядки. Она ростом не доходила ему даже до плеча и такой прямолинейный и грубый наезд значительно большей, чем она, массы, заставил её попятиться назад, но наткнувшись на загородку и чуть не опрокинувшись назад, резко замахала руками, восстанавливая равновесие. Эти махания и для мальчишки оказались полной неожиданностью и он, сдув грудь-колесо, чуть отшатнулся назад. Девчонка, сообразив, что прижата к тыну и отступать некуда, с неподдельной яростью, со всей дури, на что только была способно её хрупкое тельце, толкнула его в живот, даже на толкнула, а ударила его под дых обеими руками, прокричав: «Культяпки сначала заточи под мой нос. Урод!». От неожиданности Ардни не устояв на ногах, плюхнулся задницей на землю. Тут уже взорвался целый хор смеха. Оказывается, к этому моменту эта парочка собрала вокруг себя достаточное число зрителей. Продолжая сидеть на траве и смотря вслед убегающей, наконец, рыжей бестии, он тихо, как ему показалось, произнёс восторженно: «Вот так пигалица. Огонь — девка». Тут же чья-то сильная рука ухватила его за ухо, да так, что чуть не оторвала. Ардни соскочил на ноги и давя крик от боли, покосился на обидчика. За ухо его держала взрослая баба, при том в другой её руке была большая, мокрая тряпка.
25
Затор для пасущегося стада. Культура «речников» вышла из археологической культуры «охотников за мамонтами», не последовавших за таянием ледника на северо-восток, а осевших на реках средней полосы России. Причиной отказа от прежних устоев жизни являлось рождение технологии загонного скотоводства. Питаться мамонтом можно было только в зимнюю половину года, когда он находился в спячке, а всё остальное время приходилось охотиться на других животных и в первую очередь на копытных. Секрет технологии загона был прост. Используя естественные ландшафтные преграды к ним в добавок создавались искусственные, охотники резко сокращали ареал своей охоты. Во главе человеческого прогресса всегда стояла лень. Охотникам лень было бегать по просторам и они стали собирать промыслового зверя на строго определённых территориях, с каждым разом, благодаря всё той же лени, уменьшая их и приближая к своим жилищам
26
Чуров Столб. Чур (Домовой Змей, сегодня известен, как просто Домовой) — домашняя полужить. К человеку, проживающему с ним в одном доме, положителен. Рацион питания — положительные эмоции конкретного социума. Назначение — развитие и эволюция шестой системы жизнеобеспечения (работа новых и сверхновых участков мозга), отвечающих за оперантное поведение «Счастья». Жил вблизи очага в своей «бане», которая представляла собой осиновое полено. «Чурова баня», а попросту чурбан, менялся ежегодно. В новый дом, если такой создавался, либо несли старого, либо выращивали нового. Кроме домашних Чуров, в баймаке заводили общих, которые базировались на всём бабском сообществе. Чурбана ему не ставили, вместо этого ставили чуровы столбы, определяющие границы баймака. По началу ставилось только два столба по течению реки: в начале баймака и в его конце, определяя участок берега реки, принадлежащий данному роду. В дальнейшем столбы стали ставить и со стороны степи, определяя общую территорию, что в последствии перешло в понятие «пограничные столбы»
27
Коса — ритуальная причёска, характерная принадлежность к возрастной и социальной группе. Девичью косу затягивали тонким плетёным шнурком. С появлением месячных девке вплетали в косу яркую красную ленту. Волосы зачёсывали гладко. Сначала гребнем, затем смачивали водой, квасом, пивом с солью. Заплетали в одну косу и выпускали на спину. При исполнении всех ритуальных действий косу расплетали. Для связи собственного разума с разумом природы требовалось естество не только умственное, но и телесное. Девки заплетали одну косу, бабы две. Девка плела косу в три пряди одна прядь над другой, бабы плели прядь под прядь. На праздники и на показуху косы плели многопрядные, притом было отличие: иногда плели косы с чётным количеством прядей, иногда не чётным. Для украшения в косы вплетали всё, что угодно, вплоть до золотых нитей. Волосы были показателем жизненной силы и здоровья. Коса — это символ продуцирующей силы, поэтому волосы часто использовались в магических актах. Считалось, что даже потерянный волос не теряет связи с хозяином, поэтому через него можно было влиять на человека. Волосы, выпавшие при расчёсывании, собирали и прятали. Длинная девичья коса олицетворяла зрелость. При переходе девки в бабы косу отрезали (потеря девичьей красы).
— Даж не заглядывайся мене тут, — рявкнула она в удерживаемое ухо и отпустив его наконец, сильно хлестнула тряпкой по спине. Было не больно, но импульс движению придала внушительный. Тут кто-то из атаманов истошно заорал «Тикай!». Ардни и так уже бежавший вперёд спотыкаясь, рванул из баймака петляя по огородам как заяц, топча посадки и увёртываясь от каких-то предметов, летящих ему в след. Вот такая вот была их первая встреча. Одно слово — любовь с первого взгляда, притом не взгляда вообще, а как ни на есть настоящего…
Колесница дёрнулась, выводя Ардни из состояния воспоминаний. Он резко обернулся и не увидев у своих ног пленницы, встрепенулся. Пленница тащилась по траве на верёвке, привязанной за ногу, и была почти полностью голой, так как какое-то подобие одеяния, задралось аж на голову. Она беспомощно, но молча, брыкалась, сверкая белоснежной задницей на фоне зелёной травы, но сделать ничего не могла, так, как и руки и ноги её были связаны.
— Стой, — тихо велел атаман возничему и спрыгнул с колесницы. Подойдя к пленнице, которая отчаянно извивалась, закутанная с головой в собственные рубахи и из-за этого ничего не видящая, постоял разглядывая девичьи прелести с «особенностями», ухватил её за скомканное платье, вместе с волосами и поставил на ноги. Купол тряпок скользнул в низ, расправляясь и принимая первоначальную форму и открывая красное от натуги и искажённое ужасом лицо девушки, с бешено бегающими в разные стороны, ничего не соображающими глазами и рыжим взрывом волос на голове, которые, кажется, стояли дыбом. Он ухватил её поперёк одной рукой, и дотащив до колесницы, закинул её туда, как мешок с рыбой. Она червяком забилась к борту, покрытому мягкой шкурой и прижав колени к груди, чумазая и изодранная от таскания по не совсем мягкой траве, лихорадочно осматривалась по сторонам. Наконец, подняв ошарашенный взгляд на стоящего перед ней человека, впала в ступор, вытаращив глаза и всем своим видом, показывая, нет просто беззвучно вопя: «Что происходит?». Ардни перевязал ей верёвку, освобождая локти и связывая кисти рук перед собой и демонстративно отвернулся от неё в сторону, буркнул возничему «Поехали» и прижавшись к противоположному борту колесницы, снова устремил взгляд куда-то в даль своих воспоминаний…
Ардни был сыном коровы и этим все было сказано. Участь его, казалось, была предрешена. Как только вырастет, то станет либо пастухом, вечно воюющим за стадо, либо охотником, бесконечно где-то бродящим в поисках добычи либо ещё какой-нибудь, но непременно грубой рабочей силой. Коровы в отношении детей придерживались своих вековых традиций. Малышня были под постоянным присмотром мам, а как достигали подросткового возраста, из-под этого контроля начинали уходить. Чем старше, тем дальше. Как таковой единой мужской артели со своим атаманом, которая, по сути, и обеспечивала воспитание и контроль ватаги, не было, а хозяину и «завхозам» до их воспитания дела не было. Только когда мальчик достигал пятнадцати летнего возраста, его определяли к той или иной мужской группе для обучения и работы. А иногда не расторопные хозяева и это не делали, особенно если не контролируемое рождение, просто «заваливало» никому не нужным потомством. Ватаги при коровниках создавались сами по себе и сами себе были предоставлены. Ватага Ардни не была исключением. Хозяин лишь в определённый сезон года использовал их для сбора мухоморов в лесах, ну и так изредка по мелочёвке, притом он не опускался до личного присутствия, а кого-нибудь посылал с поручением. К тому времени, когда Ардни достиг возраста перехода в работники, его ватага, да и весь его родной бабняк, оказался попросту забыт и брошен на произвол, на само выживание. Их никто не кормил, их никто не снабжал. Почему так произошло никто не знал. Всё говорило о том, что их списали в гои, изгнав из арийского общества. Как, за что, почему, Ардни не знал. Им никто ничего не объявлял, никто ничего не объяснял.
Коровник Ардни оказался в бедственном положении. Сам Ардни, к тому времени став атаманом ватаги, вынужден был взять процесс выживания коровника в свои руки. Будучи уже переростком, как и весь ближний круг, пользуясь полной бесконтрольностью со стороны хозяйских людей, он развил бурную деятельность. Он не только был физически силен не погодам, но и по-своему умён, правда, с паталогическим уклоном. Ум и хитрость, не затуманенная морально-этическим мусором, была сконцентрирована на силе и её применении. Его пацаны, прорыв подкоп в городское хранилище Сомы, регулярно её оттуда потихоньку таскали и как результат, все подсели на это агрессивно действующее пойло. В один прекрасный момент его ватага превратилась в хорошо организованную, мощную банду, с которой, как ни странно, никто не боролся. Он с лёгкостью подмял под себя все соседние ватаги, кого-то «прибрав» к своей банде, остальных заставил работать на себя и коровник, находящийся на его иждивении. Власть молодого Ардни, в определённом округе поселений, была безоговорочной и это ему нравилось. Огромная территория вокруг их захолустного селения, как минное поле, была усеяна силками, хитроумными ловушками, непролазными завалами, ловчими ямами и рвами. Женщины увеличили огороды, превратив их в целые плантации, на которых трудились от мала до велика, целое подразделение его ватаги специализировалось на охоте. И это были единственные добропорядочные деяния, которые они совершали. Банда Ардни вышла на кровавую охоту. Но новоиспечённому главарю хватило ума не «пакостить» возле дома, а направить всю свою преступную деятельность подальше, на стада речников. Пусть они были значительно дальше, но так было гораздо спокойней за своё поселение, за мамок-коров и малых ребятишек. Добыв волчьи и медвежьи шкуры, они проводили целые хитроумные операции по уменьшению поголовья «речного» скота, устраивая все, как деяния лесных хищников. При этом не попались ни разу. И, наконец, в один прекрасный день, атаман с ближним кругом, опоенные Сомой, во время очередного рейда за мясом, нечаянно наткнулись на обоз с продовольствием, который взрослые мужики из Страны Рек везли в город на обмен и продажу всякую всячину. Притом они не просто ограбили обоз, а поубивали всех сопровождающих, спрятав все следы их существования. Дело было не мыслимое, но пораздумавши, что все они и так уже гои де-факто и терять им уже просто нечего, Ардни решил действовать именно так — по-звериному жестоко. Первая пролитая кровь, прошла абсолютно безнаказанно. Обоза даже не хватились. Может речники со временем и хватились, даже хватились наверняка, но Ардни об этом ничего не знал. Безнаказанность родила вседозволенность и охота на обозы и речников, приняла постоянный характер.