"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Нил подловил внезапно, как дурная болезнь.
— Тебе жить надоело, Крокодилище?! — рявкнул цыган, когда Нил сгреб его за рукав и утянул за палатку.
Нил же, не дрогнув лицом, поднял ладони, призывая к сдержанности. Вот этого дерьма за Дятлом от роду не водилось. Но прежде чем успел отрихтовать Нилу погрешность, Крокодил заговорил:
— Выслушай меня, лобо. Это твоего капитана касается.
Дятел прищурил темные глаза. К пронырливому ловкачу он испытывал не самые добрые чувства. Справедливости ради, добрые чувства у Дятла вызывал только зеленоглазый и ребятки Еремии.
— Ну?
— Он в сердце пойдет. Флаг-адмиралом, верно же, морено?
— А тебе что с того? На его место жопу мостишь?
— Не дай Лут, — искренне отшатнулся Нил, — впрочем, это я и пытаюсь донести до тебя…
— Да не юли, говори толком!
— Лут делает его своим проводником, — выдохнул Нил и поскучнел лицом.
Дятел подобрался. Знал он эту байку, про Лутовых кукол-гонцов. Особо любезных себе прибирал. А Волоха всегда в любимчиках ходил.
— С чего взял, а?!
Нил вместо ответа вдруг подался к цыгану, почти на грудь лег, моргнул — глаза из серых обернулись черными, будто глазницы всклень залили чернилами. Чернилами со вспышками огней далеких Хомов.
— Знаю, амиго, — сказал, отстранившись. — Ло сьенто.
Глаза его были уже прежней изменчивой, сапфировой дымчатости. Продолжал легким голосом, одергивая манжеты, будто не случилось ничего из ряда:
— Когда твой гато завяжет на себе корабеллы, в оба гляди, чтобы не сорвался. Лут его затянет, заест, ахнуть не успеешь. А ты, гитано, ему самый близкий. Ты и вывести сможешь. Понял?
Ткнул металлическим когтем в грудь, и Дятел стерпел — в задумчивости был. Волоха, пожалуй, мог и увлечься — Лут его всяко манил, а после балерины своей он никак не мог закрепиться, Дмитрий эти качели хорош видел… Мотало парня. Другое дело, что сам цыган русого бы ни в жисть никому не отдал. Даже такому распрекрасному и грозному тварине.
Нет, никому — лучше сам прирежет.
— Понял, — ответил медленно.
Дятел умел включать дурака и отыгрывать дикое мясо, цепного пса при зеленоглазом воеводе — но дураком за всю свою взрослую жизнь ни разу не был.
Теперь вот и молчал, теперь и глядел, как Нил наказал — в оба.
А глядеть было на что.
Недолго небо вхолостую держали — навстречу уже перла вражья сила, чтоб ей не просраться. Волоха зацепил пальцами огоньки элементов квадрата, меняя их положение в сетке — Дятел прикрылся локтем, когда близко, обдав жаром-воздухом, загудела, перестраиваясь, трафарет в обливной черной броне.
Сам встал так, чтобы и обзоры-виды не заслонять, и самого русого под крылом держать.
Он торчал в ближнем круге. Прочие разместились дальше, опричь — Еремию не грузили, она и без того тащила на своей горбушке все сплетение. Руслан ведал скорпионами и маркерами, Иночевский с кольцами дежурил по правую руку, на легком быстром веллере, Мусин же с Медяной шли по левую, на пузатой тэшке.
Так и получалось, что кроме Дятла и защиты, влитой в сетку-леер, обороны Волохе не было. Дмитрий подумал: атаман вполне мог раскидать прочих по шлюпкам на тот случай, если по нему бахнут прямой наводкой. Команда такому раскладу не обрадовалась, но повиновалась.
Дятел же гораном был накрепко повязан; подохнуть, так вместе.
Вдруг дыхание сперло, точно корабелла умерла, и шли они на деревяшке. Дятел потер влажную шею, скосил глаза… Полыхнуло.
Жар широко лизнул трафаретку, ту самую, черноногую, что успела выдвинуться вперед и поймать на себя сухую волну огня. Еремию качнуло, какой-то мелкий веллер прокрутило, легко стукнуло о борт другой корабеллы — но на этом все.
Дмитрий облизал губы, машинально вытер ладони о штаны.
Верю, гаджо, ты знаешь что делаешь.
Увидел, близится: кряжистое сильное тело трафарета, сплошь укрытое наростами и шипами, делающими некогда безобидную метафору грозным тараном. Присвистнул. Пусть судно и было не-живым, но все равно — уродство.
Так творили на Хоме Кеи, Хоме розовых сапфиров и белых носорогов: помещали корабеллу или веллер в поганое бездонное озеро, кишащее особыми паразитами. Ждали. И доставали обратно уже исковерканное, заросшее коростой.
Говорили, местные черные ведуны такое и с людьми проворачивали, но видоков тому не сыскать…
Близко к пораженным остерегались подходить, а брало напролом не всякое оружие дальнего боя.
Волоха повел руками, щепотью сгребая веллеры.
Не все, заметил Дятел, а только те, что раньше оборужил особым манером: насадил железные носы с пилами-зубами, с крюками, а на палубу ведучки поставил деву Габа-Трещотку.
Если с зернью она управится, то и прочую налетную хворь отринет, сказал старпому.
Веллеры взмыли дружно, разом, будто осы на защиту гнезда. Упали на уродину, облепили тяжелую тушу — и разом подались назад, растаскивая тело на части. Все не разъяли, но открылось сырое, тронутое порчей тело, и туда немедленно плюнули скорпионьим огнем корабеллы квадрата.
Уродина покачнулась, загорелась; тяжко отвалила в сторону.
Веллеры, сделав дело, нырнули, спрятались под брюхами мощных трафаретов.
Сошлись.
Соль и Косатка, обе в тяжелой броне, сблизились, зажали боками чужую длинную посудину — посыпались вспышки, крики, звуки выстрелов… Оглушающий хруст и треск. Корабеллы прайда Башни растерли между собой соперницу, смолов кости в труху.
Дятел невольно вздрогнул, выматерился, когда сверху навернулось тело, смачно приложилось о фальшборт и, мелькнув сапогами, заторопилось дальше, на посадку. Кто-то уже сцепился в абордажных ласках. Значит, тело не первое и не последнее.