"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Крестовский уже открыл рот, чтоб что-то эдакое сказануть. Секретарь боялся его до обморока, и я, этого самого обморока опасаясь, проговорила первой:
— Извольте, Митрофан Митрофанович, я вся внимание.
Семен рот закрыл. Мамаев мне подмигнул, наши с шефом духоборческие экзерсисы его забавляли.
Секретарь сызнова откашлялся.
— Я, господа, и Евангелина Романовна, некоторым образом из упомянутых мест.
— Можно немного точнее, Митрофан? — не сдержался шеф. — Что еще за некоторый образ? Вы родились здесь, в Мокошь-граде.
— А батюшка мой…
Секретарь начал бормотать себе под нос, я его подбодрила:
— Ваш достойный покойный родитель из Змеевичского уезда?
— Нет, — шепнул Митрофан.
Крестовский гаденько усмехнулся, но секретарь заговорил чуть громче, и улыбка начальства растаяла.
— Тетушка у меня там проживает, в Крыжовене. Захария Митрофановна, благонравная старуха самых передовых взглядов.
— Любопытно, — решил Мамаев, — и что же, эта дщерь Митрофана гостье из Мокошь-града не удивится?
— Сказано было, — шикнула я на коллегу, — передовых взглядов барыня.
— Она некоторым образом, — секретарь покраснел, — гадалка.
Шеф хмыкнул.
— Шарлатанка?
— Что вы, ваше превосходительство, дар провидческий тетушке положен.
— Семен Аристархович просит прощения, — улыбнулась я елейно, — за то, что вашу родственницу невольно нехорошим словом обидел. Гадалка, это пер… это расчудесно. Вы, Митрофан, черкните пару строк любимой тетушке: так, мол, и так, кузина Гелечка письмецо с оказией доставит, про жизнь свою поведайте.
— Кузина?
— Притворимся ненадолго, что у Захарии Митрофановны кроме племянника еще и племянница имеется, седьмая вода на киселе, но все ж родня. Гадалка! Да к ней в дом наверняка половина города за предсказаниями хаживает. Лучшего места, чтоб осмотреться, и не придумать.
— Может, все-таки кузен, а не кузина? — предложил осторожно Зорин.
— Геля права, — вздохнул шеф, — в этой ситуации девушка вызовет меньше подозрений.
— Солома не врет! — поддержала я. — То есть жребий и судьба.
— Понятно, — закончил совещание Крестовский своим паразитским словечком и поглядел на часы. — Иван, немедленно отправляйся в имперскую канцелярию, там какие-то сверхсекретные документы нас дожидаются. Сам хотел забежать, да не успеваю. Эльдар, знаю, что не по чину, но будь любезен, спустись к дежурному, протелефонируй оттуда в вокзальную управу, пусть выпишут для Евангелины Романовны отдельное купе до Змеевичей. Или можно до самого этого Крыжовеня?
— Разберусь, — махнул рукой Мамаев и вышел за дверь.
Зорин запер шкаф с документами и теперь надевал зимнюю чиновничью шинель, стоя у настенного зеркала.
— Меня у извозчика обожди, — попросил Крестовский, — нам почти по дороге.
— Митрофан, — позвала я, — присаживайтесь поближе, нам с вами долгий разговор предстоит.
— Разработайте легенду, — кивнул шеф, — простенькое что-нибудь, без театральных эффектов. Вы, Губешкин, расскажете все, что о тетушке помните, а вы, Попович…
Чинопочитание во мне очень развито, лишь поэтому я не зарычала на непрошеные советы, а вежливо попрощалась с Иваном. Крестовский вибрировал как железный прут на морозе, с ним такое бывало, если дело спорилось.
Мне стало грустно. Дело его я знала, а лучше б не знать. «Почти по дороге». От имперской канцелярии через площадь наискосок в приказ темнейшего Брюта. Сама там утром с визитом была. Что там говорил Юлий Францевич?
— Ровно к пяти после полудня примчится ко мне ваш великий Семушка.
Я посмотрела на часы. Без четверти.
— Евангелина Романовна, — велело весело начальство, — вы уж дождитесь меня нынче.
— Всенепременно. У меня как раз бумажной работы накопилось. Допоздна ждать?
Семен ответил беззвучно, шевеля губами:
— За каждую минутку рассчитаюсь.
Я покраснела томно. Этими губами со мною обычно и рассчитываются.
Шеф убежал, я отдышалась и приступила к опросу. Со мной наедине Митрофан был гораздо бойчее, да и на «ты» мы перешли безнадзорно. Про тетушку он помнил немного, в Крыжовене у нее гостил в столь юном возрасте, что запомнил лишь чучело нетопыря у нее над столом. Виделись в последний раз на похоронах Митрофана Митрофановича Губешкина, секретаря разбойного приказа. Я выразила соболезнования и отложила карандаш.
— Родительскую стезю для себя избрал? Похвально.
— Почерк у меня больно замечательный, — смутился Митрофан.
— Исключительный, все про то говорят.
Дверь кабинета отворилась, впуская Эльдара Давидовича.
— Хорошая новость: прямой поезд существует, тот же, что и до Змеевичей, похуже — ходит он раз в неделю, и совсем плохая — следующего неделю ждать.
— То есть, — заметила я, — сегодняшний уже ушел?
— В семь отходит, — вздохнул Мамаев.
— Так два часа еще!
— Геля, — погрозили мне пальцем. — С бухты-барахты такие дела не делаются.
— На извозчике на квартиру, — вскочила я и принялась суетливо прятать в стол бумаги, — платья в сундук побросать — и сразу на вокзал! Митрофан, не спи, пиши письмо, сургуч вон возьми запечатать.
— У тебя билета даже нет, — напомнил Эльдар.
— В кассе куплю.
Рукава шинели путались, я, чертыхаясь плохими словами, пыталась попасть в них.
— Готово, — сказал секретарь, оставляя на коричневой кляксе оттиск гимназического перстня.