"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Григорий Ильич нажал кнопку, утопленную изнутри столешницы.
— Чего изволите, ваше высокоблагородие? — заглянул в кабинет младший чин, письмоводитель Старунов, оставшийся в приказе дежурить.
— Сходи, Иван, наверх, присмотри, как вещи покойного Степана Фомича разбирают, ежели что необычное заметишь, в сторону откладывай, после мне сюда принесешь.
— Будет исполнено.
— Кто в присутствии останется?
Парень смутился.
— Так вы только, вашество, прочие в казенку побежали.
Волков выдержал паузу.
— Тогда вот что, снаружи приказ запри, а постовому передай, чтоб посетители у крыльца обождали. Понял?
— Так точно!
— Исполняй.
— Так точно!
Старунов отдал честь и ускакал, грохоча сапогами по коридору. Григорий Ильич неторопливо привел в порядок письменный стол, личное дело вернул в шкапчик, веревку — в ящик, подхватил трость и вышел из кабинета.
Арестантская клеть в главном зале пустовала, задержанных уже успели допросить и рассортировать, кого отпустили с богом, кого перевели в подвал. Именно туда сейчас направлялся новый пристав.
Он спустился по каменным ступеням, отпер решетчатую дверь своим ключом, потолочный светильник среагировал на движение и немедленно зажегся. Камер было несколько, с дубовыми мощными дверями, окованными железом. Григорий Ильич отпер последнюю. За ней на узких нарах ждали своей участи арестованные Антип Рачков и подельник его по кличке Ноздря. Оба были изрядно избиты и смотрели на визитера, злобно скалясь. Волков без страха вошел, дубовая дверь за его спиной захлопнулась. Звуков она почти не пропускала, на совесть столяры с каменщиками устанавливали, ну разве что могло показаться, что там, в камере, кому-то на флейте либо на дудочке в голову пришло играть. Но это же полная нелепица, правда?
Через четверть часа Григорий Ильич вышел в коридор, под подошвой хрустнул какой-то осколок, и пристав дернул ногой, сбрасывая мусор. Лицо его было холодно-неподвижным, но на челе блестели капельки пота, а костяшки пальцев были слегка ободраны. Волков заметил это уже наверху, усмехнулся и слизнул кровавые капельки, став похожим на хищника.
Возвратившийся с задания Старунов застал начальство в его кабинете, погруженным в бумаги.
— Что там, Иван?
— Извольте, вашбродь, — письмоводитель положил на сукно револьвер, — а больше ничего необычного не нашли.
— Так-так… — Волков приподнял собольи брови. — Дамская игрушка?
— Среди кофейных зерен запрятана была. Необычно. Свое-то оружие Степан Фомич в сейфе хранил.
— А в день смерти?
— При нем находился, в кобуре на поясе.
— Кто осмотр тела проводил?
— Когда? — испугался Иван.
— После обнаружения. Да ты садись, в ногах правды нет.
Младший чин опустился в кресло для посетителей, сложил на коленях руки; чисто школьник, даже пальцы чернилами измазаны.
— Давай, Старунов, — кивнул пристав, — по порядку. Кто в тот день дежурил? Кто о трупе сообщил? Кто за ним поехал?
— Дежурил я, посетителей особо не было, я приказ отпер да возился с бумагами, жалобы в приходную книгу оформлял. Евсей Харитонович тоже… То есть пришел чуть погодя…
Трость Волкова, прислоненная к шкапу, мерцала уютным янтарным светом. Так себе чародейство, призванное доброжелательную атмосферу создавать, чувство безопасности, мелочь, одним словом. Но юному письмоводителю и того хватило. Старунов описал свой день в подробностях, как прибежал в приказ мужик в тулупе, сказывал, пристав у проклятой усадьбы повесился, как поехали туда Давилов с ним, Иваном, как рыдать начал еще в санях, увидев болтающееся на суку тело.
Тут младший чин начал размазывать по щекам свежие слезы.
— Дядька Евсей велел мужикам на дерево лезть, веревку резать. Мы покойника в рогожку завернули да в приказ отвезли.
— Дознание проводили?
— Какое еще дознание? Все и так понятно, Степан Фомич, — Старунов сглотнул, — от бесчестья руки на себя наложил. Он ведь не простой мужик был, из благородных, офицер, хоть чипа и невысокого. Давилов так и сказал нам: давайте-де, ребяты, пристава нашего имя трепать не будем.
Волков подумал, что от бесчестья в Берендии пулю себе в лоб пускают, а не на сук лезут, тем более оружие при Блохине было, но озвучивать мыслей не стал, спросил с отеческой лаской:
— В чем же бесчестие, Ванечка?
Старунов поднял на него заплаканные глаза, зрачки были янтарного цвета, протяжно всхлипнул.
— Огромные деньжищи нашему приставу предложили, он не устоял, честью поступился. А исправить уже ничего не смог.
— Деньги нашли?
— Не искали даже, чтоб позор не множить. Записали в рапорт: руки на себя наложил от рассудка помутнения.
Волков пружинно поднялся, приоткрыл оконную створку, чтоб развеять кабинетную духоту, щелкнул по навершию трости.
— На револьвере гравировка «НБ». Как подругу Блохина звали?
— Подругу? — Оживившийся от свежего воздуха младший чин сально улыбнулся. — Да обычно — Зизи, Мими, Жужу, как там еще девиц беспутных прозывают. Ходок наш пристав был именно по этой части. Еженедельно в бордель наведывался.
Уточнив название заведения, Григорий Ильич подчиненного отпустил.
Над головою все еще грохотали, работа в квартире шла полным ходом. Надев пальто, Волков покинул приказ и отправился обедать.
Полученная информация сортировалась автоматически, не требуя сосредоточенного внимания.
«Осторожно, Грегори, эти лизоблюды уже одного пристава уморили, и за тебя могут приняться», — пошутил он про себя, улыбнувшись отражению в витрине ресторации. Дело оказалось не особо сложным, как говаривал один знакомый по туманной столице мистер, на одну трубку. Сражаясь с чудовищно пережаренным бифштексом, Григорий Ильич поглядывал на улицу, задерживая взгляд на раскрасневшихся от мороза личиках местных барышень. А хороши берендийки, особенно молоденькие, после тридцати их обычно разносит во все стороны, ежели замуж пойдут, или, напротив, высушивает до костистости. Любопытно, с Попович что произойдет?