"Фантастика 2023-143". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Что, все начнется так скоро?
– Я не знаю, Зено. Пока ты уезжаешь на пару лун, а там посмотрим. Может, я решу, что в городе уже не пахнет кровью.
В столице пахло пекущимся хлебом и подгнившими фруктами. Несколько ударов сердца Зено молчала.
– Что от меня требуется? – спросила она.
– Следить, как тратят наше золото. Святилища уже строят… вернее, перестраивают, как здешний храм переделали из доходного дома. Утварь, послушники – всем этим займутся, я нашел одного жреца в Табре. Твоя задача – не сводить с него глаз и следить за каждой монетой. Ты знаешь, какие мошенники эти жрецы: была горошина, раз-раз – и под наперстком пусто.
Посол хохотнул, довольный шуткой. Потом допил фруктовую воду и со стуком поставил чашу на столик.
– Ну, что скажешь? – спросил Ксад.
Как будто она могла сказать хоть слово против.
Джамайя, лекарский квартал, 11-е месяца Пауни, вечер
Стражников Джен увидел еще на подходе к дому. В другое время он бы их не заметил, но теперь вздрагивал, завидев серые туники людей хлыста.
Их было двое, они стояли к нему спиной, в дверях лавки старого Адада, а потому не могли видеть парня. Юноша вознес хвалу богам за то, что старик глух и не вылезает из-за прилавка, страже пришлось заглянуть в душную и полутемную клетушку. Не дожидаясь, пока они обернутся, Джен замешкался, точно забыл о чем-то, а потом нахмурился и быстрым шагом пошел обратно.
Он перевел дыхание, лишь когда завернул за угол.
Быстро же они! Джен никогда не думал, что безымянного парня из бедноты так просто отыскать. Впрочем… не каждый день простолюдин поднимает руку на богатея.
Только сейчас он по-настоящему понял ужас своего положения. Он, сын простого лекаря, который отродясь не держал в руках ничего тяжелее мясного ножа… недостаточно богатый для пьяных приключений, и недостаточно бедный, чтобы воровать на базарах, – он стал преступником. Хуже даже. Гораздо хуже. Он ранил достойного.
Звуки и краски города вдруг стали резче и пронзительней. Голос коробейника резал слух, солнце, отражаясь от побеленных стен, слепило глаза. Едва не угодив под копыта лошади, юноша добрел до ближайшего дома и привалился спиной к стене.
Вчера все было как в тумане. Холеное лицо, полные, искривленные в усмешке губы. Что он говорил? Джен не помнил. По правде сказать, будь у него еще одна возможность, прямо сейчас, юноша бы довершил начатое. Только вот дрожь в коленях не унималась. И сердце колотилось часто, точно норовя пробить грудную клетку.
Джен никогда не считал себя смельчаком. А если бы и считал… записной храбрец из тех, что хвалятся подвигами за чашей кислого вина, и тот бы лишний раз подумал, натрави на него всю городскую стражу. Что бы этот храбрец делал на его месте? Скрылся в трущобах? В притонах, где тошно от запаха черного дурмана?
«Записной храбрец слишком умен, чтобы бросаться с ножом на вельможу», – напомнил себе Джен.
Мысли понемногу приходили в порядок. Отлепившись от стены, он побрел вдоль улицы и свернул в просвет меж глиняными заборами. Не обращая внимания на мусор и хрустящие под сандалиями черепки, юноша двинулся в сторону реки.
Джен знал этот лабиринт с мальчишеских лет, когда вместе с ребятней играл в пыли джамайских улиц. Помнится, тогда заборы казались стенами столицы, а каждый из них воображал себя Азасом. Боги-боги, как же давно это было! Оставалось молиться, чтобы за минувшие годы никто не расширил свой дом, чтобы сточные канавы пролегали по-прежнему, а заборы стояли там же, где и десять лет назад.
Не то боги услышали его, не то у живших здесь не хватало денег на перестройку, но проулки и впрямь вывели его к реке, а затем к забору, через который свесились чахлые ветви карагача. Так и есть: трещина пересекала стену сверху донизу. А карагач… кажется, его посадил еще дед Джена.
Юноша опустился на корточки и прислушался. Он слушал долго, пытаясь унять колотящееся сердце, но в доме было тихо. Кабы не лай собак и не далекий, доносившийся с Рыбного базара гомон, он бы сказал наверняка, а так он просто ничего не слышал.
Отдышавшись, парень поднялся и собрался прыгнуть, уцепиться за край забора пальцами, когда услышал голос. Слов он не разобрал, но хватило и интонаций. Джен остановился на полувздохе и попятился.
Значит, нашли.
В доме осталась рыбная похлебка, а желудок напомнил, что в последний раз он ел вчера, еще до полудня. Там лежал отец. Там же, в коричневой шкатулке, хранились два серебряных кедета: их берегли для погребального костра. Юноша коснулся кошелька на шее. Денег оказалось так мало, что он нащупал их через два слоя ткани. Четыре неровные монеты. Все медяки. И серебряк в кармане – все, что осталось от Сахры.
«Упрочившийся в свете, живущий вечно, Первый-в-Круге Аасим ас-Джаркал».
Джен свернул пару раз, пока не остановился. После блужданий по задворкам он покрылся пылью. Когда вытер со лба пот, на ладони остался серый след. Несколько вздохов юноша разглядывал его, не понимая, что видит.
Потом вдруг в голову стала лезть всякая чепуха. Он вспомнил, как отец водил их с Сахрой на базар, но по рассеянности потерял в толпе, и они целый день слонялись по городу и вымазались в пыли похлеще нынешнего. Еще он вспомнил, как перелезал через забор с карагачом года три назад, когда спешил к дочери пекаря из Мучного квартала. Сахра тогда скатала пару циновок и сунула под покрывало, как будто он спокойно спит. А Джен тем временем брел этими же задворками, но в кромешной тьме и ругаясь на каждом шагу.
Куда же ему идти теперь?
Юноша не знал. Другой, быть может, подался бы в трущобы, но Джен понимал, что не выживет там. Да, Глиняный город укрывает своих, бывает даже, что укрывает чужаков, но не за четыре медяка. Куда еще? Гавань? Храмовый круг? Частым гостем в храмах Джен не был, но подозревал, что и жрецы не станут его прятать, несмотря на право священного убежища.
Оставался один выход – уйти из города. Парень даже в мыслях не допускал, что покинет Джамайю надолго. Все, что ему нужно, – пересидеть в лесах, дождаться, пока кутерьма уляжется. Это лучше, чем стоять в проулке и вслушиваться в каждый шорох!
Он не торопился. Джен выбрал самые глухие подворотни и полпути прошел, не встретив ни одной живой души. Перед тем как выйти на улицу, он наскоро отряхнулся и, как в реку, с головой нырнул в людской поток.
Песьи ворота забыли дни, когда через них тысяча за тысячей уходили на восток царские воины. Отец рассказывал, что здесь возвышался храм Шеххана, Шакала Пустыни и Желтого бога и в годы войн его ступени были красны от крови жертвенных быков. Верилось с трудом. В последний раз войска проходили Джамайю лет двадцать назад, да и то спешили дальше, не задерживались. Квадратные башни обветшали, а от Дома Шакала не осталось даже фундамента. Только песьи головы над воротами так же безразлично взирали на снующих людей.