"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Когда мы выходим на улицу — нас встречает свежий воздух, удивительно теплый для этого времени года. Все вокруг неуловимо преобразилось, словно в сказке — с неба крупными хлопьями валит снег.
— Совсем как в ту ночь — говорит Томоко и снова краснеет. В свете фонарей, с выдыхаемым облачком слов, с легким румянцем на щеках — она выглядит донельзя мило. Я смотрю на нее и думаю о том, что первыми результатами своей жизни в этом мире — я доволен. Если эти результаты такие … милые. Не факт, что она бросилась бы той ночью с моста, но даже если нет — все равно жизни ей бы в школе не дали. И по этому поводу мне еще придется с нашими хищницами разбираться. И с Аки. И с Шизукой. Видел я как-то одну пьесу, с названием «Долги». Там речь шла о человеке, который всем был должен. И ничего он так не хотел, как отдать все долги. Вот только, оказывается эти долги — это было все, что держало его на земле. И с каждым отданным долгом — его становилось все меньше. И, когда он отдал последний — его не стало. Такая вот метафора о том, что может быть, может быть мы — это просто сумма наших обязательств. Поэтому хватит бежать от обязательств и долга. Пришло время их исполнять.
Глава 6
Во время снегопада воздух становится теплым и словно бы застывает на месте, наступает такая необычная, глубокая тишина, что слышно, как поскрипывает снег под ногами. Наоми шла задумчивая, держа портфель двумя руками спереди и опустив голову. Мы с Томоко шли сразу за ней.
— А я думаю… — говорит Наоми, не оборачиваясь: — а может в караоке сходим? На следующей неделе? Или на выходных?
— Можно — откликается Томоко: — лучше вечером после школы. А то на выходных мы с семьей в гости к родственникам едем. В деревню.
— Кента? — Наоми поворачивает голову, приостанавливаясь. Я тоже останавливаюсь, чтобы не натолкнуть на нее. И откуда такая привязанность местных школьников к караоке? Что за желание поорать плохие песни в тесной компании? Мне кажется, что тут дело в том, что аборигены чрезвычайно чувствительны к звуковому загрязнению и стараются делать все свои дела как можно тише и незаметней. Раньше перегородки между комнатами были из тонких листов рисовой бумаги, усиленных бамбуком, так что речи о звукоизоляции быть не могло. Общая конструкция традиционного японского дома скорее усиливала звуки, и местные привыкли не обращать внимания на звуки, которые не касаются их прямо и непосредственно. Как следствие — так же привыкли не шуметь без надобности и не орать в присутственных местах. Так что возможность орать дурниной любимую песню в компании таких же охламонов прямо ассоциируется с разрывом шаблонов, дикими оргиями и шабашами на Лысой Горе. То есть нравится это все обычным школьникам.
— Конечно — говорю я, понимая, что пауза затягивается: — караоке. Должен предупредить, однако, что петь я не умею.
— Да я знаю — машет рукой Наоми, смахивая снежинку, опустившуюся ей на нос: — не переживай, я тоже не умею.
— А я вот умею — заявляет Томоко: — я королева караоке. Вы еще умолять меня будете чтобы я вам спела. Вы прямо сейчас идете с самым известным и популярным айдолом в истории Японии.
— Ага. — Наоми поворачивается и продолжает свой путь: — Вот и послушаем. — мы проходим мимо угасающего фонаря в переулке, его лампа то вспыхивает, то угасает, освещая окружающее неверным, дребезжащим светом. В этом вспыхивающем и угасающем ореоле я вижу контейнеры для раздельного сбора мусора, капроновую сетку, которая укрывает полиэтиленовые мешки от растаскивания вездесущими воронами и неясную фигуру возле этих самых мешков. Фигура курит — виден яркий огонек сигареты. Я напрягаюсь. Да, переулки в провинциальном городе в Японии это вам не фавелы в Рио в двухтысячные и не гетто в Нью-Йорке восьмидесятых, и даже не Питер девяностых, но все равно я начинаю напрягаться. Отстраняю девушек чуть в сторону, так, чтобы пройти мимо незнакомца самому, отодвинув их ближе к стене переулка. Начинаю просчитывать его движения и степень опасности — один, по всей видимости немного поддатый, запах алкоголя, неверные движения, пошатывается, держится за стенку. Типичный алкогольный самурай, очередной воин, проигрывающий свою битву с сакэ, но сражающийся до последней иены в кармане. Наверное, заблудился по дороге домой или в поисках дома своего знакомого или девушки, вот и стоит, бедолага в переулке, под нервно дрожащим светом перегорающей лампы.
Мы проходим мимо него, девушки на некоторое время замолкают и наступает тишина, в которой отчетливо слышен скрип снега под ногами и неясное бормотание борца с алкоголем. Боролся он с этим неприглядным явлением, явно пытаясь побороть зеленого змия путем его потребления. Как специалист могу сказать, что такой способ борьбы обречен на поражение, однако этот конкретный борец с алкоголем — по всей видимости моего мнения не разделяет.
Наконец и переулок, и гаснущая лампа в нем и обычный японский алкоголик рядом с контейнерами для мусора — остаются позади и Наоми облегченно вздыхает.
— У нас в округе такого обычно не бывает — извиняющимся тоном говорит она, так, словно лично несет ответственность и за гаснущую лампу, и за контейнеры с мусором и за забытого всеми одинокого алкогольного самурая.
— У нас одна и та же округа — замечает Томоко: — мы ж соседи практически. А этого… пьяницу я никогда прежде не видела.
— Вот поэтому и надо провожать вас до дома — говорю я, поднимая вверх палец с видом умудренного жизнью старика: — во избежание так сказать прецедентов. А то «сама дойду», да «сама дойду».
— Она просто нас стесняется — говорит Томоко: — у нее ж и сестричка есть и братик… наверняка кто-то подсматривать будет, с кем она до дома дошла. Будут потом дразнить…
— Вовсе нет! — вспыхивает Наоми: — просто мама может увидеть и…
— Да ты не волнуйся, мы тебя доведем до угла и оставим. Издалека посмотрим как ты в дом зайдешь — успокаиваю я нашу старосту: — так что никакого позорного столба, вываливания в смоле и пухе, никакой полиции нравов и осуждения на комсомольском собрании группой товарищей.
— И… вообще это я раньше так говорила! — Наоми сжимает кулаки: — до того, как … ну до ритуала. А сейчас… сейчас я требую, чтобы вы проводили меня до дома! До самого крыльца!
— Ты уверена? — спрашивает Томоко, лукаво улыбаясь: — а что твоя мама подумает?
— Уверена! — кивает Наоми: — а то ночь на дворе и мало ли что со мной произойти может! Всякое может произойти… — тут она опять краснеет и мне почему-то кажется, что под «всяким» нашей старосте вовсе не всякое мерещится, а вполне конкретное. Опять-таки, кто мы такие, чтобы это осуждать? Мы это поощряем. Нам такое нравится. Староста класса, строгая отличница в очках с внушительным объемом груди, которая втайне мечтает о изнасиловании — это ж просто сказка какая-то! Так что осуждения с моей стороны она не дождется. Со стороны Томоко — тоже. Томоко у нас поощряет вообще все, ей все интересно, крайне любопытно и очень-очень волнительно. Так что в нашем скромном коллективе наша староста свой социальный ранг этим вот не уронит. Скорее поднимет. Можно конечно и попробовать помочь ей в организации такого вот события… но это потом. Совсем потом, мне нужен будет контроль над ситуацией, а это сложно. Опять-таки нам нужны несколько парней, которые не будут трепаться, а это намного сложнее чем найти девственницу в выпускном классе, потому что парни намного большие сплетники и хвастуны, чем девчонки… а взрослых привлекать — усугублять риски и… вообще, о чем я думаю? Нет, всему свое время, нам еще неделю-другую старосту от перекосов в «непослушание из непослушания» выправлять на срединный путь Дао, так что потом, все потом. Как делать будет нечего. Лет через пять как говорит незабвенная Мидори-сан.
— Все пришли — говорит Наоми. Мы останавливаемся возле ее дома. В окнах горит свет. Наоми мнется с ноги на ногу, повернувшись к нам. Краем глаза замечаю, что штора на окне отодвигается, кто-то смотрит на нас. Наоми шагает вперед, встает на цыпочки и решительно целует меня в губы. На какую-то долю секунды я даже чувствую сладкий вкус ее языка, но она тут же отпрыгивает назад, кланяется и стремительно убегает в дом.
— Странно — говорю я, все еще чувствуя вкус ее губ на своих губах и вдыхая сладкий цветочный аромат: — странно…
— Ничего не странно — пожимает плечами Томоко: — я все думала кого она поцелует — тебя или меня. Думаю, она еще не дошла до того, чтобы меня на глазах у своей мамы целовать. Так сказать, не созрел протест.
— Не созрел протест и народные массы еще не готовы, как говаривал товарищ Ренин — киваю я: — возможно будущие великие войны грядущей пролетарской революции состоятся уже не при нашей жизни.
— Кто такой товарищ Ренин? — задает вопрос Томоко, пока мы отходим от дома старосты и свежий снежок скрипит под нашими ногами.