"Фантастика 2023-183". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Я знаю. – Поджав губы, тихо проговорила, как выплюнула: – Маленькое чудовище…
Я не обиделся. Я молча глядел на нее. Ждал.
– Я знаю! – повторила она. – Но просить прощения за то, что случилось, не собираюсь. Если я и жалею о чем-то, то лишь о том, что не довершила. Возможно, иногда лучше кинуться в омут с головой, и будь что будет…
Но я знал, что это пустая бравада.
Миг, когда это могло быть правдой, ушел.
Глава 6
ТАВРО
Впервые за последние
В свежей голове, в ясных, будто хрустальных мыслях, страх проснулся с новыми силами.
Там же не только паучиха и слуги, но и те две молоденькие жабы. У них были явные следы приручения, – значит, они постоянно при ней. И спать должны вместе с ней, если Диана не ошибается. Рядом.
Прорва слуг, паучиха и две жабы. Полный набор. Куда я лезу?.. Один?..
Есть не было никакого желания, но я заставил себя проглотить банку тунца и пару галет.
Потом принялся за пули. С проточенным крестом у меня осталась всего одна. А вокруг той паучихи вьются две жабы. Как минимум две…
Мне захотелось схватить со стола тяжелый канделябр и зашвырнуть его в темноту. Изо всех сил, от души.
На что я надеюсь?.. Если поднимется тревога, мне и распиленные пули не помогут. Ведь там не только те две жабки будут, но и толпа слуг. И сама паучиха…
Но по крайней мере я смогу продать свою жизнь подороже. И если на меня пойдут те жабки, то и им не поздоровится.
Я снова взялся за тонюсенькую пилочку для металла. Возил ею по свинцовым головкам пуль. Неохотно, но свинец уступал, тяжелые и жирные пылинки чернили пальцы, проступали канавки, деля пулю на две, потом на четыре части. Бутоны смерти. Пока закрытые и, дай бог, пусть такими и останутся – сегодня.
Готовые патроны один рядышком с другим выстраивались на столе в плотную, надежную шеренгу. Я взялся за очередной…
Сталь пилки проткнула руку иглой.
Я охнул, пилка и патрон зазвенели по столешнице. Я прихлопнул пилку и еле успел поймать патрон, прежде чем он слетел со стола. Левой рукой. Правую я держал на весу и даже опустить на стол боялся. Укус боли затих, но я слишком отчетливо помнил его. Из-под большого пальца, до самого запястья и обратно, до кончиков пальцев. Его тень еще сидела в руке, готовая ожить в любой миг, от любого касания.
Несколько секунд я боялся шевельнуть рукой. Потом осторожно согнул – и тут же разогнул пальцы, зашипев. В руке шевельнулась боль. Не такая острая, как была, но…
Я чувствовал, что тонкая плотина, удерживавшая приступ, вот-вот лопнет. От любой мелочи.
Только ведь пулю надо допилить. И еще штук пять. Хотя бы на одну запасную «снежинку».
Касание к пилке отозвалось новой волной боли, но, если взять между мизинцем и безымянным и не сжимать сильно, терпеть можно. И лучше пилить пули, чтобы не думать о том, что эти волны боли значат…
Раньше уколы, бывало, отдавали до запястья, до локтя, но именно отдавали эхом. А тут словно спицу вогнали. От кончика пальца до запястья, в
К черту! Не думать! Просто пилкой туда… сюда… Туда-сюда. Свинцовые пылинки падают вниз, тонкая канавка углубляется. Туда-сюда…
Такой ослепительной боли больше не было, но зато в руке натягивалось. Подступал приступ. Из знакомых маленьких жал, но их будут сотни, тысячи, тьмы… Первые уже нетерпеливо покусывали меня. Словно между мышцами и кожей попали крупинки стекла и с каждым движением пальцев катались по костям, вонзаясь острыми кромками, вырывая кусочки кости, как пилка вырывала из свинца жирные пылинки…
Где-то за дверью тихонько лязгнула цепь. Потянуло сквозняком, и свет камина колыхнулся. Цепь звякнула громче, уже в комнате.
– Доброе утро, – раздался голос Дианы.
Она выплыла из-за моего плеча – в запахе лаванды и еще чего-то свежего, но чуть горьковатого, как грейпфрут.
Только что вымытая, свежая и душистая. Расчесанные волосы, влажные и прямые, чуть стянутые широкой заколкой, казались еще чернее – нити оникса. Между этой блестящей чернотой волос и густой тьмой бархатного халата лицо и шея казались почти перламутровыми. Кожа чистая и тонкая, почти светится изнутри. Такая бывает у детей, у которых впереди вся жизнь…
Рука болела все сильнее, я отложил пилку.
– Мой господин?
Старательно вздернутые брови. Она внимательно изучала меня.
– Не уверен, что такое уж доброе, – пробормотал я.
Я тоже всматривался в нее. Жадно пытался найти под этой перламутровой кожей, за этими блестящими живыми глазами тень той боли, что была там вчера… Хоть что-то, что разбило бы это невыносимое ощущение ее физического совершенства, кажется вечного, неподвластного времени.
И бесценного. Досталось кому-то другому. Тогда как мне…
Но ничего я не мог разглядеть. Ничем не мог утешиться. Диана была так же спокойна и предупредительна, как всегда. Словно вчера и не было ничего.
Слишком глубоко она запрятала это в себя. Глубже, чем я мог разглядеть.
Хотел бы я знать, чего еще я не могу разглядеть в ней – и уверен, что раз не вижу, то этого и нет…
Диана нахмурилась, глядя на стол передо мной:
– Что это?
Я молча кивнул ей на противоположный конец стола, поднялся и пошел на кухню. Принес остатки нарезок, стараясь держать поднос левой рукой, а правой только придерживать.
Диана опустилась на стул, но глядела не на нарезки.
– Что-то случилось?
Я поставил перед ней поднос с тарелками, завернул в тряпицу пилку, пули, подпиленные и целые, и пошел к дверям.
– Влад?
– Ну что еще?
– Вы уходите? Мой господин не желает сегодня заниматься?
– Ваш господин назанимается сегодня всласть, но это будет не с вами и не в шутку.
Я оставил ее сидеть удивленной, а сам вышел на крыльцо.
Светало, воздух был холоден и влажен. Небо бледное, но не того безнадежного оттенка, который я боялся увидеть. За ночь почти очистилось, остались лишь легкие облачка.