"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Часто так бывает, — раздался спокойный, солидный голос главы цеха кузнецов.
— Верно! — подхватили другие мастера.
— Вспоминаем его порою в сложных ситуациях, — улыбнулся граф Нотранский. Представители знати поддержали его.
Тор, пользуясь тем, что сидел на первой скамье, упал на колени перед епископом и заявил:
— Владыко, я недостоин! Я ошибаюсь и грешу, и всё время каюсь в этом. А затем снова ошибаюсь.
Епископ улыбнулся.
"Поднимись, брат Тор! Невозможно человеку не ошибаться. И грех подстерегает всех, кто не бежит от жизни, а открытой душой встречает все её испытания. Но ведь ты показываешь всем людям твоих сословий, как нужно относиться к своим ошибкам, как исправлять и замаливать их последствия. Да и для других сословий это поучительно, поскольку покаяние в грехах и исправление последствий ошибок необходимо каждому. Я, недостойный служитель наших Охранителей, продумал случаи, как ты, Тор, выходил с честью из трудных ситуаций, как реагировал на свои грехи и свои ошибки. И пришёл к выводу. Великих Мастеров, когда
"Все знают, что простые люди, Высокородные и Великие Мастера думают по-разному. Одно из измерений я уже показал. Но есть и второе, исключительно важное. Простой человек думает словами, образами и понятиями. На следующем уровне думают на уровне аналогий и преобразований понятий и образов, слова играют ещё меньшую роль. А ещё на следующем — аналогиями между аналогиями и преобразованиями преобразований. И тогда за, казалось бы, разрозненными правилами и вариантами понятий можно увидеть общую идею и уяснить её. Мастер Тор, вынужденный жизнью нести бремя ещё и владетеля, и монаха в миру, что намного труднее монаха-отшельника, не сломался и не пытался решать проблемы прямыми и тупыми средствами, а применил свой разум, чтобы найти основы высшего порядка, стоящие за внешне совершенно разными требованиями сословий. А затем неуклонно применял их в жизни. Вам хотелось бы, чтобы он поделился с вами своими находками? Я вижу: да! Но ответь мне, брат Тор: можешь ли ты выразить словами найденное?"
Тор поразился наивности вопроса, а затем понял: вопрос не для него, для обычных людей, не представляющих сложности и абстрактности структур высших уровней.
— Владыко, конечно же, нет! Эти структуры я вижу лишь внутренним взором и не могу выразить образами или обычными словами. Кое-что из них я мог бы передать логическими диаграммами, ещё меньше, но другое — числовыми выражениями и математическими формулами, а третье вижу как нечто подобное хорошо известным мне кристаллическим и химическим структурам, только не над материей. Но ни одно из этих представлений не дает целостной картины. А все три вместе… Я думаю, что лишь считанные по пальцам люди могли бы понять их в совокупности. Но даже здесь я почти уверен, что эти описания все равно упустили бы нечто важное.
Епископ продолжал.
"Вы знаете, что пророк, получивший откровение, неизбежно искажает его, выражая словами. Мыслитель, получивший прозрение, может его передать тем, кто не является его непосредственными учениками либо близкими коллегами, с которыми он общается неформально, лишь в том случае, если это прозрение целиком лежит внутри давно известной системы. Что поделаешь. Пути наверх, к Божественному Свету, очень трудны. Зато пути вниз, к свету Князя мира сего, к его огню хаотических страстей и понятий, очень легки. Поэтому я ещё раз предостерегаю вас от тех, кто станет утверждать, что он глаголит истину. Бегите от них! Не поддавайтесь им! А если за ними пошла толпа, останавливайте её любыми средствами, иначе она разрушит всё!"
"И ещё одну вещь можно показать на этом же примере. Почему-то мастера цехов получают исключительно строгую епитимью за увлечение гетерами, а вот владетели и торговцы — очень мягкую. Почему-то в цехах, за исключением тех, которые имеют дело с изящными вещами и очень близки по духу к художникам, есть исключительно отрицательное и настороженное отношение к этому опасному, но признанному нашей верой цеху. Всё правильно. Гетеры — это квинтэссенция неформализуемости жизни, её живых страстей, разрушающих любую точную систему. Это беспорядок, неизбежно сопровождающий порядок и заставляющий его совершенствоваться, но это не хаос. Поэтому им очень легко сломать сильного мастера, стремящегося везде увидеть точность и порядок. А с теми, кто привык иметь дело с живыми сущностями, они могут вести духовный поединок на равных, и это может принести пользу обоим. Теперь понимаете, насколько жестоким было испытание Мастера Тора любовью Высокородной гетеры. Это оказалось пострашнее атаки ведьмы или расследования Имперского Суда. Но он выдержал его, а теперь уже можно смело сказать, выдержал с честью и второе такое испытание. Так что высшие структуры, наиболее близкие к божественным Идеям из всего, что доступно человеку, помогают в любой области. Но ещё раз подчеркиваю: добраться до них исключительно тяжело, а упасть с этого уровня либо же при попытке достичь его — очень легко. Рассчитывайте свои силы".
"Помолимся же Творящему и попросим у него прозрений и такого отношения к ним, которые не дали бы нашим находкам увлечь нас в бездну самолюбования, самодовольства, гордыни и в конце концов полного их извращения".
Проповедь привела Тора в состояние некоторой гордости самим собой, несмотря на всю его духовную тренировку. И очень скоро он за это поплатился.
Чувствуя, что сегодня вновь не удастся уехать, Тор с утра послал трёх слуг с заводными конями на станции между Нотраном и Колинстринной. На следующее утро, ещё до восхода солнца сбежав от гостеприимных хозяев, он, сменяя по дороге трёх коней, помчался к себе домой и наконец-то к вечеру оказался дома. Забежав в мастерскую и наскоро узнав состояние дел, он отправился к семье. Сын ещё не вернулся. На самом деле он с Лиром и Алтироссой разминулся по дороге, проскакав по короткой дороге через лес, пока они не спеша двигались по главному тракту. Приняв вечером управляющих и старших вассалов, Тор выяснил, что ничего требующего немедленных действий во владении не случилось, и на следующее утро с громадным удовольствием наконец-то вернулся к своим поискам, засев в мастерской, как только рассвело. На слугу, который остановился в дверях мастерской с приглашением на завтрак, он зарычал, как медведь. Подмастерья, улыбнувшись между собой, подсунули ему рис с мясом и зеленью, который он, почти машинально, съел. А в дальнейшем, как и было принято в момент тяжелой умственной работы Мастера, они следили, чтобы на столе был постоянно чайник с лучшим свежим чаем. По традициям, из этого чайника разрешалось наливать себе и старшим подмастерьям, чем они и пользовались, чтобы проверить, вышел ли Мастер из своего состояния поиска и можно ли его отвлечь на другие дела. Но он весь день соединял наброски пришедших за четыре недели отсутствия мыслей с ранними записями, потом громогласно ругался на себя, стирал записи и писал вновь, потом иногда с чувством облегчения переписывал с дощечки на бумагу, выпивал чаю и вновь входил в тот же цикл. В таком состоянии трогать Мастера было небезопасно: не хотелось встретиться с разъярённым медведем. Но к вечеру в дверях мастерской появилась жена и решительно прервала уже выдохшегося Тора.
— Тор, ты сегодня хоть ел?
— Помню, что ел, но не помню, что ел, — выдал Тор парадоксальную, но абсолютно точную фразу.
— Пойдём ужинать. Вернулся Лир, — сказала Эсса, улыбаясь, и вдруг помрачнела.
— Любимая! Сейчас дорисую схему и сразу же к тебе и сыну! — радостно воскликнул Тор.
И действительно, через пару минут он направился к жене и обнял её ручищами.
— А с сыном вместе гостья, которую и выставить нельзя, и радости в её появлении очень мало, — сказала ему на ухо Эсса. — Сейчас увидишь сам. Иди, переоденься в лучшее платье.
Последние предложения она уже произнесла громко.
Тор, почти пропустив мимо ушей слова жены, отправился к себе обмыться, умаститься и переодеться и через четверть часа вышел в залу, где уже был накрыт торжественный стол.
На месте почётной гостьи сидела высокая зеленоглазая шатенка с величественной осанкой, в скромно выглядящем платье из драгоценного шерстяного шёлка, вырез которого как раз был достаточен, чтобы показать великолепие грудей, но не больше. На шее у неё было на первый взгляд невзрачное, но исключительно хорошо оттеняющее красивые холмы, яшмовое ожерелье. Да и остальные украшения были в том же стиле: исключительно дорогие, если приглядеться, и ничего общего не имеющие с безвкусными побрякушками, зато прекрасно подходящие под кожу, волосы, глаза и весь облик красавицы. Даже без символа цеха на груди было видно: это настоящая Высокородная гетера. Запахи благовоний, ненавязчивые, но очень тонкие, подтверждали это. А уж взгляд был просто страшен: проникал как будто до самого сердца и говорил: "Мне некуда спешить. Если я захочу, ты будешь мой".
— Высокородная и знатнейшая Алтиросса. Дочь Императора Куктинга и нашей королевы Толтиссы, — представила гостью Эсса.
— Я буду рад принять великолепную гостью в своем скромном доме, если она не побрезгует моим гостеприимством, — поклонившись и поцеловав руку (от чего его прожгло до самых глубин мозга), сказал Тор.
В качестве гостьи гетера была бы менее опасна, поскольку правила приличия сдерживали бы её в отношении хозяина. Но Алтиросса, с тонкой иронией улыбнувшись, произнесла:
— Сегодня я, конечно же, твоя гостья, знаменитый Владетель Тор. Но я надеюсь в ближайшие дни найти в Колинстринне приличный дом на годик. Пока что я ещё не решила поселиться в вашем красивом городке, но он мне уже понравился, и я здесь задержусь надолго.
Такая перспектива Тора и Эссу отнюдь не вдохновляла. Приходить, когда захотят, и уходить, когда вздумается, было неотъемлемым правом даже полноправных гетер, и тем более Высокородных. Даже во время войн они спокойно ходили между лагерями воюющих сторон. Приказывать им не мог даже Император. А, поскольку Алтиросса через пару дней должна была перестать быть гостьей, никаких прав что-либо советовать ей у владетеля не оставалось. Тор с ужасом предвидел, как Алтиросса перессорит между собой лучших из мужчин его владения. А Эсса сразу почувствовала женской интуицией, кто является главной целью гетеры, и это её просто убивало. Она с трудом сдерживалась, чтобы, в нарушение всех правил приличия, не утащить Тора в дальние комнаты и не попросить его всем святым, чтобы он не показывался на глаза этой змеюке до её отъезда. Но она понимала, насколько это будет недостойно и оскорбительно. А вдобавок эта ехидна ещё и дочь королевы, к которой у Эссы тоже было весьма двойственное отношение: соблазнила её мужа, стала его женой по тантре и отдала его сына королю, но ведь зато всё время обеспечивала наилучшее отношение короля к мужу и его владению. Оскорбить Алтироссу почти наверняка означало навлечь на себя гнев королевы. А, учитывая её влияние на мужа, после этого с гарантией через некоторое время последовал бы и гнев короля. Причём он даже не понимал бы, что его спровоцировала драгоценная жёнушка.