"Фантастика 2024-118". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
В один страшный день чаша призыва Игникальда в скрытой комнате погасла, и больше никто не мог её разжечь, как бы ни пытались, сколько бы ни звали, чем бы её ни заливали — всё было бесполезно.
Теперь в пустом храме только служители разжигали потухшие за ночь камины, чтобы вернуть хоть какое-то тепло в большое каменное помещение.
По традиции, которая раньше была обязанностью, старший служитель, взяв у помощника только что зажжённый факел, направился к скрытой комнате призыва. Вот уже на протяжении нескольких лет он каждый день подходил с ним к чаше, пытаясь её разжечь, но ничего не выходило, и факел
Вот и сегодня старик шаркающей походкой зашёл в комнату, приблизился к дорожке, уставленной небольшими жаровнями и ведущей к лику бога, как вдруг перед ним вспыхнули и загорелись две чаши, заставляя служителя отшатнуться от неожиданности и вскрикнуть. Старик чудом удержал в слабых руках факел, во все глаза смотря на сотворившееся чудо.
— Не может быть… — прошептал он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, а внутри встрепенулась надежда. — Ты вернулся… — его взгляд метнулся к лику Игникальда, который всё ещё скрывался в полумраке.
Остальные служители, зашедшие на звук голоса старшего, обомлели, застывая на месте. Но вот старший служитель пришёл в себя, всё ещё не в силах поверить в происходящее, сделал шаг вперёд. Его лицо озарилось улыбкой, когда перед ним вспыхнуло ещё две жаровни, а затем ещё две по мере его приближения к каменному лику бога огня.
— Он вернулся… — раздался шёпот.
И тут же следом пронёсся ветер тихих восклицаний:
— Игникальд вернулся…
— Наш бог снова с нами…
Служители попадали на колени, протягивая руки к статуе бога. Главный служитель замер перед чашей призыва, не решаясь сделать последний шаг. Но тут раздался шелестящий голос из полумрака:
— Подойди же, дитя моё… — голос казался мужским, но при этом в нём явно звучало что-то нечеловеческое.
Обернувшись, старший служитель махнул рукой остальным, они, кряхтя и толкаясь, поторопились встать с колен с нехарактерной для глубоких стариков прытью и исчезли за дверью, плотно прикрыв её за собой.
Оставшийся в одиночестве старик, преодолел последний шаг и замер перед главной чашей.
Вдруг она вспыхнула, озаряя каменный лик своим светом. Под взглядом старшего служителя статуя бога вдруг начала двоиться, задрожала, и от неё отделилась полупрозрачная дымка, формируясь в пламенный призрак с неразличимыми чертами лица.
Старик выронил факел, который покатился по каменному полу, разбрызгивая искры пламени, склонился перед богом, плача от радости.
— Господин наш великий, как же я счастлив, вновь видя вас! Вы вернулись, и наш чёрный день сделался ярче и светлее!
— Прости, я подвёл тебя, когда отлучился так надолго, — отражаясь от стен, нечеловеческий голос звучал словно отовсюду одновременно или вовсе только у служителя в голове. — Но я знал, что в сердце твоём вера настолько крепка, что вы дождётесь меня, дети мои. Скоро всё изменится.
— Я знал, я всегда верил и ждал вашего возвращения! — голос старика срывался от переполняющих его чувств, но тот продолжал бормотать, опуская голову, не в силах долго смотреть на лик бога.
— Скорее скажи всем, что бог огня Игникальд вернулся! Пусть знают!
— Конечно, господин, конечно! — горячо зашептал старший служитель.
Тем временем силуэт стал бледнеть, таять, теряя форму, и постепенно растворился, будто его и не было. Но чаша и жаровни продолжали полыхать ярким огнём, словно напоминая, что весь разговор с богом служителю не привиделся. С трудом поднявшись на ноги, старик засеменил к двери, бормоча на ходу:
— Он вернулся! Он действительно вернулся!
Храм преобразился за считанные минуты: запылали лампадки, свечи, служители сменили серые рясы на праздничные красные с меховыми воротниками, скинули шерстяные накидки, с огнём в глазах рассказывая редким прихожанам, что теперь им не страшен холод, потому что сам Игникальд вернулся. Выходили на улицы, повествуя о чуде, но простой люд лишь отмахивался от них как от надоедливых насекомых, не желая, а, может, просто боясь поверить.
Но на следующий день, в дату праздника провожания зимы, служители вновь вышли лишь в праздничных рясах, ничем более не утепляясь. Почитатели Игникальда шли с гордо поднятыми непокрытыми головами, хором скандируя, что их господин вернулся. Они разошлись по периметру города и начали свои праздничные шествия, идя по главным улицам столицы, пятиконечной звездой сходясь на главное площади, где нехотя собрались прихожане, больше отдавая дань традиции, чем действительно желая прославить бога огня и уход зимы. Если раньше весна означала приход и расцвет жизни, то сейчас она оповещала лишь о том, что больше не будет снега на полях.
Хоровое пение служителей стало слышно на площади, когда в её центре начали поднимать огромное соломенное чучело, олицетворявшее прошедший год и ушедшую зиму.
— Хоть как-то невызревший урожай пригодился, — злобно хмыкнул кто-то в толпе.
— Да на тот урожай можно ещё с десяток таких чучел собрать. Хоть погреемся, — вторил ему другой горожанин.
Служители дошли до площади, неся зажжённые факелы, как олицетворение силы бога огня.
— Да не нужно уже никому это возложение! — крикнул вдруг кто-то из собравшихся людей.
— Правильно! Нет уже Игникальда с нами, причём давно! Так кому вы собрались тут дань уважения отдавать?!
— Его нет!..
— Хватит нам лгать!..
— Скажите правду!..
Люди напирали на идущие шествия, кричали, но никто не смел прикоснуться к самим служителям, как бы ни были злы. Въевшееся в подкорку знание, что если навредить жрецу, то на тебя упадет кара огненная, всё ещё было сильно в своём влиянии, несмотря на почти полное отсутствие веры.
Так что толпа волновалась, срывала голоса, желая получить хоть какие-то ответы вместо пустых обещаний, но расступалась, давая дорогу упрямо скандирующим хвалебные песни служителям.
А те прошли, выстроились пятилучевой звездой вокруг чучела, подняли руки вверх. Гневные крики из толпы слились в один злобный гул, когда тяжёлые серые небеса вдруг озарились вспышкой яркого света, будто позади них сверкнуло, распаляясь, солнце. Тучи охватила сетка молнии, грянул гром, и из центра прямо на чучело вдруг полетела капля чистого стихийного пламени настолько яркого и красного, что не оставалось даже и тени сомнения в том, что огонь не рукотворный и даже не магический, а божественный. Коснувшись соломы, он в одно мгновение окутал всё чучело, от которого ввысь ударил столп чистого пламени, в яркости которого можно было разглядеть полный гнева лик, он безмолвно кричал, распахнув кривящийся в ярости рот.