"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
До чего же страшно! Напугали ежа голой жо… артиллерийской мощью. Двадцать тысяч выстрелов сделали по крепости, а толку? Петербург и Кронштадт не взяты. Донзас даже после внушительного благословения на ратные подвиги от премьера Пальмерстона и газеты «Таймс» «сделать больше, чем адмирал Непир» остался ни с чем. Наполеон № 3 после успеха под Севастополем лить французскую кровь ради английских интересов решительно не желает. Упрямые шведы со своим королем Оскаром Первым тоже не особо хотят с русскими драться без Австрии. Как поступить при эдаком раскладе англо-франкам? Только отчаливать к родным берегам, ведь итог войны теперь в Крыму решается, где грядет сражение у речки Черной.
Но если все так, то чего нам
Или я чего-то не знаю?
Тимофеева не спросить. Петрова тем более. Только и остается, что пообедать и вернуться к постижению уже случившегося грядущего, гадая, чего ради меня держат в форте и не выпускают в Питер. Может, опасаются, что господина Лермонтова в столице слишком многие узнают и возникнет к нему тогда слишком много вопросов? Точно не известно. Да мне и самому не слишком хочется с чужим прошлым иметь дело.
И все же раз в Питер мне ход заказан, то отпустите хотя бы в Кронштадт. Или в Кронштадте тоже знакомые, близкие и друзья у Лермонтова найдутся?..
Тянулись дни, а свободы не было. Когда Финский залив замерз и наступил декабрь, в форт явился Петров. Разумеется, не просто так, а сразу же после того, как всю столицу буквально взбаламутила череда событий и кому-то требовалось в них разобраться. Вот тогда-то шанс на освобождение у меня появился. И немалый такой шанс.
Глава 9
– …Простите, конечно, но я не понимаю, почему мы пребываем в полнейшем бездействии. Нужно ли бездействовать, когда призывают к такому? Вы только послушайте. «Выход из этого гнетущего, страшного положения, губящего современного человека, и на борьбу с которым тратятся его лучшие силы, один – революция, революция кровавая и неумолимая, – революция, которая должна изменить радикально все, все без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка…»
И что прикажете делать с эдакими аспидами?
– Под конвоем на Кавказ или в сибирские батальоны.
– Хорошее решение, но нужно смотреть глубже. Нужно открыть государю глаза на происходящее. Государь должен встать во главе международного общества нравственных дворян. Эта моральная могучая сила высоких, благородных и честных душ разрушит реакцию, уничтожит революцию на корню. Николай поймет… Я бы предложил назвать общество Орденом Возрождения…
До чего же меня утомляют рассуждения Гончарова. Аполитично рассуждаешь. И утопично. Нечто подобное говаривал еще Путятин: «И мы в пору учения в Корпусе тоже мечтали-с о чем-то эдаком. Надумывали создать государство всеобщего равенства людей на Сахалине. Называлось оно Чока. У нас даже одежда для Чоки была особая: синие шаровары, куртка, пояс с кинжалом, на груди две параллельные полоски из меди в знак равенства».
Однако теперь Путятин невесть где, а Гончаров с выпученными глазами размахивает руками, словно ветряная мельница перед Дон Кихотом, стоя в фортовом кабинете Петрова, вместе со всей столицей, Кронштадтом, гарнизоном форта, взбаламученный событиями трех минувших дней.
Событие первое. 14 декабря утром форт и весь Кронштадт были разбужены страшным взрывом. В Кронштадте на воздух взлетела артиллерийская лаборатория, где делали взрывчатые вещества. Стояла за городом на косе. Сорок два человека тамошнего персонала (фейерверкеры, рядовые артиллеристы) погибли, едва приступив к новому рабочему
Событие второе. 15 декабря в Макетный зал Инженерного замка, где стоят макеты всех крепостей России, неведомо как пробрались два иностранца. И это несмотря на то, что зал считается секретным объектом, а ключ от него есть лишь у старого служаки генерала Фельдмана [244] , которому самим государем строго-настрого запрещено пускать в зал посторонних. Но иностранцы в зал все же как-то попали и были обнаружены дежурными офицерами за срисовыванием планов. Шпионы. Притом английские. Стрелять начали в охрану. Не знаю, как там все разворачивалось, однако злоумышленники с места преступления скрылись. Хорошо еще, что тетради свои побросали. Теперь по всему городу и окрестностям объявлен план-перехват «Смерч-антибрит», жандармерия и полиция работают в усиленном режиме.
244
Александр Иванович Фельдман (1789–1861) – генерал-адъютант, инженер-генерал, директор Инженерного департамента, член Военного совета.
Событие третье. 16 декабря по Петербургу начали гулять листовки с прокламацией «Молодая Россия». Автор не известен, но призывает к революции, террору, свержению монархии и созданию «социальной и демократической республики России». Само собой, правоохранительным органам и здешней ГБ забот прибавилось, всюду обыски, облавы. Вот и до форта добрались. Несколько прокламаций среди солдат нашли, еще по одной у Гончарова, Миши, Фадеева, Макария и… меня. Черт его знает, кто мне ее подкинул, но теперь под подозрением все. И допрашивают всех…
Выслушав гневное ура-патриотическое объяснение Гончарова и выпроводив его вон, Петров повернулся ко мне:
– Как видите, Михаил Иванович, мой дедушка, времени зря не теряет.
– Думаете, это его рук дело?
– Сомнений нет. Война еще не началась, а подрывная работа уже идет полным ходом. Старик жаждет в очередной раз все разрушить…
А знаете что? Я, пожалуй, слишком строго обошелся с вами. Запер в форте, за бумаги усадил, свободу передвижения ограничил. Хотите побывать в Петербурге?
– Хочу.
– Тогда можете отправляться туда хоть сегодня. Но прежде я вручу вам необходимые документы – это для полиции.
И еще вам нужно на время замаскироваться… Будет лучше, если вы посетите столицу инкогнито…
Инкогнито так инкогнито. Усадили меня в кресло, пришел столичный гример и давай колдовать над моей мордою лица. Хорошо так поколдовал. За каких-то пять минут превратил он меня из молодого, подтянутого, вновь принятого на военную службу гусара в костлявого штатского скверного вида старикашку. Образина, однако. Две синюшные бородавки на носу чего только стоят. В таком виде я и направился с Петровым в Петербург, захватив с собой не только кольт, но и необычную трость. Тяжелая, из слоновой кости и с опасным сюрпризом внутри. Легким движением руки превращается… в элегантную шпагу. Стоит лишь незаметно нажать на нос позолоченного бульдога, чья голова у трости вместо набалдашника, как тут же раздается щелчок – и обоюдоострый клинок готов к работе. Хорошая вещь. Даже Пушкин от такой бы не отказался. А покойный поэт в тростях толк знал, без трости из дома не выходил и вообще их коллекционировал. Особенно любил тонкую камышовую трость с вделанной в набалдашник бронзовой пуговицей с парадного мундира Петра Первого. По преданию, пуговица была подарена царем прадеду Пушкина арапу Ганнибалу.