"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Суккуб улыбнулась сквозь грусть:
– Откуда такая роскошь?
– С моего родного факультета, - потупила я очи крыше.
– Посидим и вернем, никто и не заметит.
Так мы оказались висящими в воздухе в полутора метрах над уровнем крыши, благо Велины способности позволяли.
А история суккуба оказалась банальной. Веля, еще в детстве, сдружилась с Глебом Макаровичем - благородным, и донельзя правильным по жизни человеком. В детстве она чуть ли не каждый день прибегала избушку волхва, жившего неподалеку - погреться у огня его светлой души, послушать его шаляпинский бас. Узнать о ссорах с лешим, о вылеченном жаворонке, о том, что нужно выходить младенца-домового Тошу. Чем дальше, тем чаще юная суккуб удирала из дому - в ее родном замке было не в пример менее душевно. Но в четырнадцать лет она должна была превратиться в "клеща", безжалостного по отношению к мужскому населению Земли…
– Поверь мне, ни один суккуб не может идти против своей природы, - закончила Веля свою печальную повесть.
– Верю. Охотно.
– Воспоминания о встрече (в охотничьей избушке Берендея) с суккубом, чуть было не окончившейся для молодого друида весьма и весьма плачевно, до сих пор вызывала во мне зябкую дрожь.
– Ты не рассказывала, - тревожно посмотрела на меня Веля.
– Там не было ничего интересного, - поежилась я, невольно вспоминая подробности.
– Ну-ка, ну-ка, - вгляделась в меня суккуб.
– Ого!
– Повернулась она к металлисту.
– В первый раз наблюдаю такуюсопротивляемость у особей мужского пола.
Илья хмыкнул. Он не был согласен с ведьмой.
– Не спорь. Я знаю, о чем говорю. Вашему впечатлительному другу невероятно повезло, что печально знаменитая Гарпия напала на вас вдвоем. Ну и что Лиска его кактусом оплела, - прокомментировала она остатки картины, извлеченной из моей многострадальной памяти.
– Какое у тебя странное сознание, - посмотрела она на меня.
– В первый раз такое вижу.
– Не будем о грустном, - поморщилась я.
– Ты нам, кажется, хотела про себя рассказать. Как же тебе удалось избежать превращения?
Суккуб покачала головой.
– Мне не удалось.
Металлист невольно отодвинулся дальше по лавке. Веля грустно усмехнулась.
– Это все волшба Глеба Макаровича. Странное колдовство странного волхва, от которого он очень сильно сдал.
– Ему же не меньше трехсот лет!
– Вспомнила я слова начальства.
– У них, волхвов, все не как у людей, - покачала головой суккуб.
– Раньше он выглядел лет на пятьдесят, а иногда, по большой радости, и на двадцать. А потом у него за какие-то два года появилась седая борода. И, пока он жив…
Некромант порывисто прижал к себе супругу.
– А что будет потом?
– Не знаю. Но мне и сейчас нелегко. Я все время хожу по острейшему лезвию. Я знаю о том, от чего я отреклась. Я видела свою мать всего один раз… - Веля замялась, но потом собралась с духом, продолжила: - Она пила крестьянина. Меня задело ее наслаждением - ничтожной долей, но это было непередаваемое ощущение… И я могу встать на этот путь в любой момент. Но я не делаю этого, потому что знаю, что возврата с него уже не будет. Это будет одиночество. Никакой любви, никакой радости… Даже на закат не полюбуешься.
Вот так. Снег повалил громадными хлопьями. Снегоочиститель развернулся, и поехал в обратную сторону. За ним не ехало самосвала. Снег ложился рыхлой дорожкой обратно на мостовую.
– Наверное, ему просто грустно, - тихо сказал Зевул.
– Как и мне сейчас.
Веля не ответила, только зябко вздрогнула.
– А Пеппи?
– Вспомнила я о длинноногой дочери суккуба, точной копии матери.
– Какая Пеппи?
– То есть, Валя?
– Поправилась я.
Веля поникла. Зевул растерянно посмотрел на нее. Снегоочиститель свернул с проспекта в жилые дома - вероятно, водитель поехал спать.
Взгрустнулось и мне. После драконьего Лабиринта я не чувствовала себя человеком. Машиной всепонимающей - да. А человеком - все же нет. Да, у меня было человеческое тело, и я могла жить среди тех, кто мне дорог, есть, как все люди, вилкой и ложкой, а не глотать сырое мясо. Но я боялась выпустить на волю свои чувства - кто их, драконов, с их Лабиринтом, знает? Вдруг я позволю себе поддаться сиюминутному настроению, и превращусь в дракона-лилипута? Курям на смех?
– Не знаю, Лиса, - с сомнением покачала головой суккуб.
– Ничего не могу тебе сказать.
– Вот и никто не знает, - вздохнула я.
Ни волхв Борилий, ни волхв Терентий, ни даже Илана.
– Ошшшибаешшшьссся, Малышшш.
Зашумели крылья. Скамейка, потеряв способность к левитации, жестко приземлилась на крышу, и поломалась. Эх, и достанется завтра кому-то на факультете…
Мы, чертыхаясь, подымались на ноги. А над каменным парапетом вырастала драконья голова.
– Рассвет!
– Жжжждала?
– Приземлился на крышу ящер.
Я бросилась к исполину.
Морда дракона была удивительно теплой. И… родной?
– Дракон сссам выбирает ссссебе обличчччье.
– Но я же перестала понимать драконий язык!
– Очччень ужжж хххотела не понимать. Ззздравссствуй, чччеловек-металл. Илья.
Металлист едва заметно поклонился на японский манер.
– Веля.
– Зевул.
Величавый, исполненный достоинства, наклон головы. Переливчатая смесь свистяще шипящих, чистые музыкальные тона: Огненный Рассвет.
Я тихо села в снег.
А в голове, несмотря на потрясение, множились вопросы: почему я не могла сама пройти обратно сквозь Источник? Почему меня провожал Рассвет? Пожертвовал несколькими тысячелетиями "спокойной и мудрой жизни"?
– Твои воззззможжжжности ограниччччены твоим телом, Малышшш.
"Потому что мощь самого сильного волхва несущественна по сравнению с мощью самого захудалого дракона", - сказал два года тому назад Борис Иванович.
– Как это познавательно… Нет! Невероятно!
Действительно. Я поднялась, и отряхнула джинсы. Ну дракончик. Ну и что? Не замерзать же по этому поводу.
– Жжжалеешшшь?
Как там звали гусенка, подарившего Нильсу шанс стать человеком? Юкси? Какси? Кольме? Пожалуй, все же, Юкси. Похоже, что я - и человек, и "Юкси", два в одном…