"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— Говорят, у обоих дар сгорел, — продолжил долговязый.
— Слава Иисусу, — бодро заметил Бойцов.
— Плохо говорить так… Они же люди.
— Думаете? — хмыкнул мой новый знакомый. — А вы для них людь?
— Ваша правда, ваша правда, — тяжело вздохнул долговязый.
Жидкоусого, наконец-то, окончательно закутали в одеяло и повели, или скорее потащили, куда-то к выходу. Рошенов всё пытался вырваться из рук крепких охранников и хихикал им в лицо, будто ничего смешнее красных физиономий в жизни не видывал.
Я снова почувствовал на себе взгляд. Но уже не Настин. Это был Тонкий из свиты маркиза. Моя будущая жертва прибежала посмотреть, что стало с хозяином. Тоже всё правильно осознал дворянчик и теперь таращился на меня весь бледный от ужаса. Я медленно поднял палец, навёл его на него и губами произнёс «пуф».
А где-то в далёком лесу один маленький Поганенький попытался выстрелить в небо из несуществующего оружия. А затем, осознав, что подводит хозяина, африканец заметался по чаще в поисках чего-нибудь стреляющего. Ну, хотя бы какой-нибудь завалящей штурмовой винтовки. Ситуация, конечно же. Господин ведь сказал «пуф», а верный слуга не открыл огонь. Позор!
Ладно, отбой, Поганенький. Отбой! Эту команду мы тоже изучали.
Напуганный моим жестом Тонкий моментально исчез в толпе, будто ожидая, что по нему откроют огонь прямо сейчас, при свидетелях.
Когда болезных увезли и толпа рассосалась, Анастасия подошла ко мне. Встала напротив, скрестив руки на красивой груди.
— Илья, это ваших рук дело? — тихо спросила девушка. Ну что за вопросы? Ну в каком мире люди на подобное отвечают: «Да»? Ты же не дурочка, Настя! Не разочаровывай меня!
— Простите, госпожа Анастасия, я не понимаю вас… — сдержанно ответил я.
— Мальчики, так внезапно пострадавшие, вам совершенно точно друзьями не являются. Таких серьёзных конфликтов, как с вами, у них больше не было. Убедите меня, что это не ваша работа!
Я выпрямился, максимально изобразив негодование.
— Извините, госпожа распорядительница, я не понимаю ваших намёков. Вы обвиняете меня в том, что я что-то сделал с господином Рошеновом и…
Я нахмурился.
— Господином Дибровым, — подсказала мне Анастасия. — Илья. Это не обвинение. Это вопрос. Я уверена, что дознаватели Академии и Комиссии по делам Одарённых сразу придут к вам. Больше не к кому. Потому хочу понять, смогу ли вам помочь. Позвольте, я спрошу ещё раз: это ваших рук дело?
— Я не стану отвечать на этот вопрос, — я резким жестом протянул ей визитку Павла Кривенко, моего нотариуса, оставшегося в Пушкинских Горах. — Можете связаться с моим адвокатом.
Отшучиваться в такой ситуации не стоит. Она пусть и простолюдинка, но врагом может быть опасным. Если только я не поправлю немножко её контур.
Плохая мысль. Фу, Илья. Хватит. Мы так больше не поступаем. Как-то не по-людски выходит. Приятно, просто, но не по-людски. Девушка очень хороша, и ломать её мне совсем не хочется. Это же как шедевры художников дорисовывать. Вроде бы фрукт-фрукт, грудь-грудь, но совсем не то же самое, мать его!
Анастасия взяла визитку, не отводя от меня прекрасных глаз. Приблизилась так, что я смог почувствовать её дыхание.
— Илья, что вы наделали. Это ведь преступление.
— Это оскорбление, обвинять меня без доказательств, — наклонился к ней я. Между кончиками наших носов оставалось не больше сантиметра. Настя сдалась первая. Её взгляд метнулся вниз, на мои губы. Но только на миг. Щёки зарозовели, но глаза сощурились ещё больше.
— Всего хорошего, Илья Александрович.
— Всего хорошего, госпожа распорядительница.
Глава 25
Я вернулся к себе в комнату. Ну что, дело сделано. Теперь ждём дознавателей из различных комитетов, ибо Настя права: лучше меня нет тут кандидатов для допроса. Волноваться за них не надо. Следов не осталось, вмешательство в контур сигнатуру не засветило, да и создания из эссенций не фонят никак. Почти идеально. Но если вдруг решать всё-таки докопаться, так как Илюшка весьма талантлив, то для этого есть алиби из «Ма-ма-магии». Жаль, что имя девушки мой клон не узнал, ну с другой стороны где-то писали, что такое мужское поведение вполне себе обычное. И без неё свидетели найдутся и камеры нужные.
А если же вдруг всё завертится совсем серьёзно, и меня даже прижмут (это маловероятно, на раз в год и палка — бум-палка)…Тогда придется играть в полную силу и выбираться с боями. Не садиться же мне в тюрьму, пока великое зло не повержено, м?
Вон, если что, доберусь до Первой Церкви в Златоусте. Стану каким-нибудь мятежным игуменом! А вообще от всех этих приключений я проголодался, и потому потопал в столовую. Сегодня хотелось чего-то необычного, и потому я забрёл в европейскую часть, накидал себе жареных сосисок, разных сыров да маслиц в аккуратных пластиковых коробочках. Ну и, конечно же, немного хрустящей французской булки. Уселся в уголке, запивая всё апельсиновым соком (чай опять только в пакетиках!).
Когда моя трапеза подходила к концу, напротив моего стола остановился человек. Я поднял взгляд на него, медленно пережёвывая сосиску. Выпрямился.
— Я был против, — сказал Большеголовый. — Я не с ними.
Я молча дожевал, проглотил и запил из стакана, не отрывая взгляда от лица соперника.
— Прости. Был не прав, — выдавил из себя самый крепкий из команды маркиза. Испужался, бедолага? Ну, твоей крови я, в целом, и не хотел. Живи, приятель.
Я медленно протянул ему руку.
— Моё имя Николай Пашков, — с облегчением пожал её Большеголовый. — Моя семья из Владивостока. Императорские Верфи и речное судоходство. Торговая ветвь. Если тебе что-то понадобится, только скажи. Я очень виноват перед тобой. Перед другими. Я запутался, но теперь вижу куда идти. Прости и спасибо.
— Хорошо, — только и сказал я.
Его, в целом, в моём расстрельном списке не было. Как и Толстого. А вот Тонкий и Носатый ещё не вычеркнуты, и что-то мне подсказывают, оба сейчас очень-очень-очень боятся.