"Фантастика 2024-17". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– М и д а с, не теряй времени, – прохрипел Малик, внезапно для себя назвав незнакомца по имени. – У нас две секунды.
Дотронься до этой сучки!
Царь с хрустом потянулся: Агарес прилично помял его, но на способностях, подаренных богом Ахриманом, это никак не отразилось. Светлана исполнилась разочарованием – в ее голове, как дымка, исчезал один из главных мифов о загробном мире. Еще со школы она слышала байку: якобы перед глазами умирающего человека всего за одну секунду до смерти стрелой проносится видеоряд картинок из жизни – детство, школа, свадьба…
НО ОНА НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛА.
Ни в первый раз, когда осколок стекла, проткнув глаз, вошел в ее мозг, ни теперь, во второй… Улыбающийся Мидас двигался к ней, разминая затекшие кисти рук, палец, превращающий
Рот сменился пальцем – таким большим, что отчетливо были видны линии узора на подушечке: нити переплетались, образуя красивый рисунок, – быки с изогнутыми рогами, на их горбатых спинах сидят длиннохвостые птицы…
Ладонь Мидаса придвинулась к лицу невесты, заставив окружающее пространство лопнуть голубыми льдинками, испуская арктический холод.
Горячая земля содрогнулась, уходя из-под ног Светланы…
Глава VII. Падение Вавилона
(Ночь на субботу, то же время)
Сквозь меркнущий разум невеста успела удивиться, насколько легко ее подняла в воздух раскаленная волна – словно перышко. Полет оказался быстрым и недолгим: она взлетела ввысь лишь на пару метров, не двигая руками и ногами, – что называется, «солдатиком». Соборная площадь треснула с легкостью ореховой скорлупы – ее разрезала извилистая, пышущая жаром трещина. Из подземных недр, словно горсть плевков, россыпью полетели бесформенные комья жидкого огня. Свалившись обратно, невеста приземлилась в трех метрах от Мидаса: голова стукнулась о камень, в глазах поплыл калейдоскоп из красно-зеленых пузырей. Мидас нелепо взмахнул руками, проваливаясь в расщелину, по новой рубашке поползли язычки подземного пламени. Успев схватиться пальцами левой руки за край пропасти, он отчаянно пытался вылезти наружу – из-под посиневших от напряжения, обломанных ногтей брызнула черная кровь.
– Дай мне руку! – прокричал Мидас Малику, перекрывая шум.
Он протянул правую ладонь, но Малик шарахнулся в сторону.
– Да ты чего, – испуганно завопил тот в ответ. – Шутишь, что ли?
Треснув, рядом переломилась пополам ель: на счастье царя, Ферри оказался сообразительнее коллеги. Подтащив ствол дерева к краю расщелины, бородач подтолкнул его Мидасу – обдирая ладони об иголки, тот вцепился в кору обеими руками, по еловым лапам весело побежали оранжевые разводы, сплетаясь в золотую паутину. Из глубин земли ударил новый сгусток энергии. Мидаса вместе с елью из чистого золота подбросило вверх: это помогло ему выбраться из пылающей расщелины, края которой сочились жидким огнем. Зубцы кремлевской стены, крошась, начали обваливаться. С ночного неба с ревом пикирующих бомбардировщиков ринулись объятые пламенем метеориты, чередуясь с огромными пластами льда. Сплющенная под ударами Боровицкая башня осела, уподобляясь девице в книксене, и грациозно завалилась на бок, на манер подтаявшего торта. Звезда на шпиле взорвалась рубиновым облаком, разлетаясь в мельчайшую пыль. Пылающее небесное тело размером со среднего носорога, издавая при полете воющий свист, с размаху ударило в крышу Дворца съездов – громадный купол, венчающий здание, исчез в одну секунду, будто испарился. Стены осели вниз, накрывая одна другую по принципу «карточного домика», разорвав пространство оглушающим грохотом, строение не рухнуло, а плавно и мягко сползло на камни – словно рисовая каша. В воздух столбом поднялась пыль, Соборную площадь заволокло белыми облаками. Поперек первой трещины на брусчатке аккуратно легла вторая, выплескивая потоки раскаленной лавы: мало кому пришло в голову, что вместе они образуют подобие креста. Потрясающей силы взрывная
– Что, опять? – обреченно вздохнул Кар, хватаясь рукой за лезвие.
– Ага, – расхохотался демон, вспарывая противнику яремную вену.
…Гигантские, раскаленные метеориты, смешиваясь с громадными кусками льда, продолжали утюжить город от центра до окраин, перемалывая в кровавую кашу стрельцов, панков, неандертальцев, солдат вермахта, купцов, витязей и японских туристов. Каменную мостовую заполнили тела умирающих – не успев отдать Богу душу, они заново воскресали, чтобы через секунду опять погибнуть от падения на голову очередного метеорита. Словно муравьи, люди сотнями сыпались в горящие расщелины с лавой – Врата Огня открывались всюду на площади, рассекая ее тело пылающими рубцами. Землетрясение не прекращалось ни на секунду: здания, дрожа, рушились в пыль, деревья вырывало с корнем, из прорванных труб лилась вода, каждый подземный удар, казалось, был вдвое мощнее предыдущего.
Расположившись на паре зубцов самого высокого участка кремлевской стены, сидя друг напротив друга, апостол Иоанн с ангелом Хальмгаром пассивно созерцали, как под лавиной небесного льда обмяк и съежился главный купол храма Христа Спасителя: падающие дождем градины проделали в золотой крыше великое множество одинаковых дыр, превратив церковь в решето.
– Мда, что-то не везет конкретно этому храму, – откровенно высказался Хальмгар. – Мистика, однозначно. Уже лет двести, прямо как часы: только на этом месте объект построят, как он впоследствии разрушается. Упрямые люди в Москве живут – я бы давно плюнул и перенес церковь в Бирюлево, от греха-то. А они отстраивают и отстраивают как заведенные. Но вообще ты зря падение Вавилона конкретно в Москве решил устроить. Сам видишь, сколько церквей. Думаешь, Богу понравится, что ты храм в щепки разнес?
– Ты знаешь, ему по барабану, – ответил Иоанн, провожая взглядом метеориты. – Он себе никаких храмов никогда и нигде не заказывал. А бассейн на этом месте ему не мешал. Когда это Бог жалел церкви? Для него они не более чем бездушные куски камня. Помнишь цунами 1755 года в Лиссабоне? Мало того, что оно случилось в День всех святых, так море разнесло все монастыри в городе. Это для людей культовые учреждения – благость, а ему-то что? Он сутками у алтаря не стоит и свечками не торгует.
Купол храма охватили языки пламени – они рвались вверх, словно пытаясь добраться до ледяных пластов. Красная площадь осветилась, как во время праздничной иллюминации, отдельные фрагменты панорамы ночного города застлал густой, непроглядный дым от повсеместно начавшихся пожарищ.
– Откровенно говоря, Иоанн, я тебя очень уважаю, – признался Хальмгар. – Других апостолов тоже, конечно, однако ты – самый лучший. Я твоим «Апокалипсисом» с детства зачитывался. Но поведай мне, пожалуйста, для чего, когда ты описывал там сцену падения града на Вавилон, то будто специально указал его вес: каждая градина – в целый талант! Это ж двадцать килограммов, извини меня. Ты не подумал, что они город натурально всмятку уделают? Интересно, в каком виде появятся перед Престолом здешние праведники? Расплющенные, без глаз, с кучей переломов. Красота.
Иоанн, в который раз за сутки, испытал чувство неловкости. К распухшему небу поднимались черные столбы жирного дыма, разбавленного огнем.
– Да, тут я дал маху, – признался он, не уставая поражаться, насколько происходящее напоминает ему картину художника Брюллова «Последний день Помпеи». – Но в свое оправдание хотелось бы сказать: ваши мастера спецэффектов, чьих достоинств я ничуть не умаляю, неправильно меня поняли. Я имел в виду конкретно греческий талант, который используют при взвешивании драгоценных металлов. Помнишь старую притчу про раба, коему дали золотой талант, а он зарыл его в землю? Это монета в семнадцать граммов.