"Фантастика 2024-21". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Я пытался понять, что вообще происходит. Почему являлся Германн? Почему я потерял сознание? Или все это игра моего воображения и то, что сейчас вижу перед собой — это всего лишь результат магии, которую наложила на меня директриса. Если это так, то…как отсюда выбраться? А если я в реальности и сейчас начну доказывать всем, что это сон, то не сочтут ли меня психом и не засунут ли куда-нибудь поглубже? Одно ясно точно — я заложник не только детского дома, больше похожего на колонию, но и своего сознания.
— Платон, — мы шли с парнишкой по коридору.
— А?
— Какая
— Она кошмарица.
— Кошмарица?
— Ага.
— Это как? Что делает?
— Может погрузить кого угодно в сон и показывать ему кошмары. Самое паршивое, что ты не понимаешь, реальность это или нет. Так она наказывает одаренных детей, которые не слушаются. После такого приключения никто не спешит снова нарушать правила.
Вот значит как! Значит я сейчас действительно не сплю. Иначе откуда мое подсознание знает такие подробности о директрисе? Или она может воздействовать на мои сны еще и таким образом? А все, что происходит сейчас — действительно сон. Черт. Кажется я в ловушке.
— Ты очнулся! — обрадовался Эдик, едва завидев нас с Платоном в дверях столовой.
Одаренный вместе с Богданом стоял в очереди за манной кашей, которую давали с утра. Мы присоединились к ребятам. Взяли по тарелке и сели за наш стол. На этот раз я не стал провоцировать конфликт, заняв чужое место. Просто потому, что в первую очередь мне нужно узнать реальность это или сон.
— Вот вы вчера выморозили! — восхищенно подметил Эдик и сунул в рот ложку манной каши.
Я тоже попробовал блюдо на вкус. Прочувствовал каждым рецептором, что еда настоящая. Оглядел других одаренных, сидящих за столами. Они вели себя вполне естественно. Без излишних эмоций. Каждый занимался своими делами.
Девочки, которые, кстати, тоже бритые все до одной и у которых можно определить гендерную принадлежность только за счет надетых на них платьев, бурно что-то обсуждали, поглядывая в нашу сторону. Группа постарше, состоящая из одних парней, сидящих за соседним столиком, занята игрой в фишки. Но не в императорские. Совершенно обычные. «Street Fighter», «Mortal Combat», «Покемоны».
— А где эти? — я кивнул в сторону столика старшаков.
— Отсыпаются, наверное, — ответил Платон.
— То есть Тамара Николаевна все-таки наказала вас?
— Угу, — одаренный с разными глазами облизал ложку с обратной стороны, подчищая налипшую туда кашу. — Тебе даже повезло, что ты потерял сознание. Нам всем стоять на стульях пришлось. Почти до самого утра. Пока Любовь Рудольфовна не пожалела нас и не отпустила спать.
Гул, все это время стоящий в столовой вдруг прервался. Я обернулся и увидел, как к завтраку, не спеша, идут рябой и его компания.
В полной тишине детдомовцы взяли тарелки, затем подошли к своему столику. Но сели на стулья только трое. Тот, которого звали Паханом, прошел мимо и направился в нашу сторону. Платон крепко сжал ложку в руке и поднялся на ноги.
— Знаешь из-за кого я почти всю ночь простоял на стуле? — говорил Пахан, приближаясь к нам и смотря на моего друга, который вчера постоял за себя.
— Хватит! — я преградил провокатору дорогу. — Замяли. Вам вчера
Но Пахан оттолкнул меня в сторону. Так легко, словно я весил килограмм пять. Я отлетел, наткнулся на стул, упал вместе с ним на пол, услышал звук бьющейся посуды, а когда обернулся увидел, что из шеи Платона торчит осколок тарелки. Мальчишка захлебывался и пытался зажать рану руками.
— Нет. Это точно сон, — встряхнул головой я.
Но дети завизжали так правдоподобно, что я вновь засомневался. Подбежал к одаренному, снял с себя пижаму, оторвал от нее кусок ткани и приложил к ране.
Платон смотрел на меня испуганными глазами и не мог произнести ни слова. Я вспомнил, как когда-то Настя точно также умирала у меня на руках. Вместе с осознанием, что это может быть реальностью, меня охватила паника. Парнишка, которого я зауважал больше остальных вот-вот испустит дух. И в этом виноват я со своими амбициями и тем, что хотел воспитать из него мужика, который не будет бояться никого и ничего.
Как только я поверил в происходящее, смотря в глаза умирающему мальчишке, он вдруг поменялся в лице и равнодушно произнес:
— Проснись. Костя.
Эти слова эхом разнеслись по столовой, и я понял, что это всего лишь сон. Открыл глаза. Рядом со мной на кровати снова сидел Платон и радовался тому, что я пришел в себя после того, как потерял сознание вчера. В столовой. Со стулом в руках.
Все, что происходило дальше по-настоящему заставляло страдать.
Я всегда ненавидел кошмары. Обожал просыпаться после них и осознавать, что это сон. Самыми запоминающимися из прошлой жизни были те, в которых у меня ни с того ни с сего начинали выпадать зубы. Или я случайно сбивал на машине человека. А иногда я просто убегал от чего-то страшного, что преследовало меня с первого этажа темного подъезда на пятый и никак не могло догнать.
Но если раньше что-то подобное мне снилось довольно редко, то теперь из одного кошмара я проваливался в другой, каждый раз очухиваясь в кровати и не в силах понять сон это или реальность.
Я пережил все. Начиная с того, что меня увозят на Казачью Заставу, до того, как директриса сообщает мне, что мои мать и сестра нашлись в Петербурге, но застреленными неизвестными. Иной кошмар мог длиться несколько месяцев и в нем в самый разгар битвы с мутантами меня сжирали заживо. И в каждом сюжете я до последнего думал, что это сон, но как только мне казалось, что вот она — реальность, тут же происходил какой-то трэш и я снова испытывал поганое чувство ужаса и страха.
Конца этой пытке не было. Какой бы способ освободиться из оков кошмарницы я ни придумывал — все было тщетно. Оставалось только одно. Испытывать эти ужасы до тех пор, пока стерве не надоест мучать маленького ребенка.
Так я пережил еще несколько кошмаров. Один из них закончился тем, что я очнулся в больнице после аварии на трассе в Италии и доктор на ломаном русском языке рассказал, что все это время я был в коме, а моя жена, к сожалению, скончалась.
— Наконец-то ты проснулся, Костя, — Платон привычно радовался моему пробуждению, когда я в очередной раз открыл глаза.