"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Ты зачем сюда припёрся, урод?..Тебя звали? А ну вали отсюда, нехристь поганый! Иди отсюда, сволочь!
— Ты кричать зря! — солидно сказал Кулёма. — Мы приходить ты убивать, русский вещи брать.
— А ху-ху не хо-хо? — ехидно поинтересовался Кирилл. — А рожа не треснет? Что, страх забыл, паскуда?
— Мишка страх нет! — ткнул себя в грудь мавчувен. — Я русский имя иметь, я русский душа иметь! Ты один, нас много. Мы ты убивать, вещи брать. Видеть никто нет, узнать никто нет. Значит, брать чужой богатство можно. Русский делать так всегда! Я — русский!
— Это ты-то русский?! — изумился
Заканчивать фразу учёному расхотелось — довольный своими лингвистическими успехами Кулёма подался в сторону, чтоб не мешать стоявшему сзади соратнику действовать копьём.
Заколоть себя сразу Кирилл не дал — увернулся и метнулся в дом. Дверь — она открывалась наружу — успели ухватить, но внешняя «ручка» была символической, в отличие от внутренней. Учёный заложил в пазы деревянный засов и услышал с улицы обиженный голос мавчувена:
— Почто ты уходить? Почто дверь закрывать? Мы крыша ломать будет, мы зажигать будет. Ты умирать больно будет!
Резон в словах туземца, безусловно, имелся: в одиночку в зимовье осаду не выдержать. Кирилл лихорадочно пробрасывал в уме варианты возможных действий. Их было много и все — никудышные. А потом ему вспомнился Мхатью...
Старый воин-мавчувен не дал таучинам разграбить своё имущество, обвинив их в трусости, заставив драться с ним на поединках. Просто так убить бросившего вызов уже нельзя — это будет признанием собственной слабости. Ну а поединок, как известно, может длиться годами — по желанию участников.
— Эй, ты, выкидыш росомахи! — грозно закричал учёный на языке таучинов. — Ты не менгит, ты дерьмо под ногами русских! Я не желаю пачкать копьё твоей поганой кровью!
Вероятно, слушатели снаружи оторопели.
— Да-да, не желаю! — крепил успех Кирилл. — Ты так и не стал русским, зато разучился сражаться как настоящие люди! Ты разучился держать в руках копьё! Пусть твои воины услышат, пусть всем расскажут, какой ты трус!
Ответом был не текст, а прямо-таки рёв, состоящий из крутого замеса всевозможных оскорблений и обвинений в трусости и слабости. Учёный дождался его окончания и сказал вкрадчиво:
— Неужели ты и вправду решил со мной сражаться? Какая смелость! Может, передумаешь, а? Может, твои воины просто убьют меня в спину, а потом будут всем рассказывать, как Кулёма победил таучинского богатыря Киря?
— Кирь — великий воин, хоть и таучин! А ты — дерьмо! Выходи, я выпущу наружу твои кишки!
— Ты что, мавчувенская морда, и правда хочешь драться?! Да ты же обделаешься после первого же удара, ха-ха-ха! Освободись от мочи и кала перед боем! А пока ты будешь этим заниматься, пусть твои люди назовут свои имена!
Кирилл знал, что боевая «этика» таучинов и мавчувенов почти не различается. В данном случае он рассчитывал на то, что тундровики не умеют хранить тайн и свидетели обязательно разболтают всем, как было дело. Однако риск был довольно велик: свидетели могли оказаться близкими родственниками предводителя или зависимыми людьми, знакомство с «цивилизацией» могло смести в сознании аборигенов все правила первобытного «рыцарства».
Переговоры (взаимные оскорбления!) продолжались ещё, наверное, с полчаса. Кирилл стремился внести моральный раскол в ряды противника, пытался противопоставить Кулёму другим воинам,
Противники были примерно одной весовой категории. Копьё у мавчувена имело стальной наконечник и к тому же оказалось на добрых полметра длиннее. Зато на Кирилловом имелось перекрестье, которое позволяло делать отводы. Он горько пожалел, что поленился довести режущую кромку до нужной остроты — мог бы просто перерубить древко противника, а так...
Они топтались друг против друга минут, наверное, десять, обмениваясь выпадами. Потом мавчувен потребовал сделать перерыв и принялся поправлять свои лёгкие кожаные доспехи. У Кирилла доспехов не было, зато появилось совершенно отчётливое понимание, что поединок он не выиграет: «Обидно и стыдно до слёз, но что делать, если я задыхаюсь, если безобразно медленно двигаюсь, если не могу доверять ногам, а правая кисть потеряла чувствительность?! К тому же в боку что-то дико болит при каждом движении! И противник-то не бог весть какой мастер... Одна радость: зрители стали «нормальными» — они, кажется, болеют не за «своего», а просто получают удовольствие от зрелища».
Начался второй «раунд». Кирилл решил двигаться как можно меньше, экономя силы, и сосредоточиться на креплении наконечника противника. Там была обмотка из тонкого ремешка, ничем, кажется, не проклеенная и дополнительной вязкой не укреплённая. Такая небрежность явно была следствием перехода на новый материал — у костяных наконечников хвостовики другой формы.
...Выпад — отвод, выпад — уклонение, глубокий проникающий — скручивающий блок, секущий на дальней и проникающий на корпус — уклонение...
Кирилл резко увеличил дистанцию и принял позу, означающую требование перерыва. Противник, конечно, согласился — отказывать в этом во время поединка нельзя. Он поднял своё копьё вертикально — с крепления наконечника свисал кончик рассечённого ремешка.
— Отдохни, старая баба! — сказал мавчувен. — Попей и поешь, а то ты плохо стоишь на ногах. Я же хочу, чтоб ты упал от моей раны, а не от усталости!
— О да! — в тон ответил Кирилл. — Мне надо подышать свежим воздухом, а то я просто задыхаюсь от твоей вони! Похоже, ты всё-таки нагадил в штаны, грязный мавчувен!
Сохранять воинственный и гордый вид учёному было мучительно трудно — перед глазами плыли круги, в груди першило и свербело, колени подгибались. При всём при том нужно было ещё и отругиваться на местном языке — чтобы не потерять лицо. А терять его в данной ситуации было нельзя — тогда просто убьют... Кирилл внутренне напрягся, сосредоточился, взмолился: «Ну же, ну!! Заметь, отреагируй! Ну же!!.. Есть!»
Состоялось: мавчувен заинтересовался состоянием крепления наконечника своего копья. Это состояние его обеспокоило, и перед Кириллом возник призрак надежды: «Починить, наверное, сможет любой дурак, но для этого нужно время, нужен перерыв. Данная пауза сделана по моей инициативе, и я могу прервать её в любой момент. А могу и не прерывать — теперь он будет только рад... наверное».