"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Как это ни странно, но на них-то как раз жаловаться было грех. Парни враждебности не проявляли — скорее услужливость. Чувствовалось, что им перед дорогой изрядно «накрутили хвосты» и теперь они не прочь заслужить благорасположение своего нового хозяина. Устанавливать на ночь пологи (Кирилл спал отдельно) и готовить еду на стоянках у них получалось не слишком ловко, но они старались. Волчий оскал из-под овечьих личин проступал, пожалуй, лишь в их обращении с собаками — животных они лупили нещадно за малейшую провинность. Те платили им взаимностью: даже на пологих подъёмах они начинали демонстрировать полнейшее изнеможение и заставляли каюра чуть ли не в одиночку толкать перегруженную нарту. Зато на спусках радостно устремлялись вперёд, не слушая никаких команд. После
По представлениям Кирилла, двигаясь на север и северо-восток, предстояло пересечь многокилометровую долину Айдара, где кочевали оленные мавчувены, затем обширную «нейтральную» зону, и лишь потом можно было оказаться в «земле кочевий таучинов». Запас корма для собак был минимален — Кирилл рассчитывал «заправиться» у мавчувенов дня через три-четыре после старта. Однако уже на второй день пути присутствие людей или оленьих стад перестало ощущаться — куда же все делись?! Учёный начал уже всерьёз беспокоиться, когда наткнулся-таки на не очень старый санный след. Это было не совсем по пути, но Кирилл двинулся-таки по нему.
Под вечер караван достиг конечной точки этого следа, оказавшейся небольшим и очень бедным с виду стойбищем оленеводов. Гостей они встретили с какой-то обречённостью, словно были уверены: вот эти отберут последнее, можно будет закончить земные муки и переселиться в «верхнюю» тундру. Кирилл их прекрасно понимал: прибыли трое русских и один не-пойми-кто, говорящий по-таучински, — ничего себе гости! Учёный ещё на подъезде к стойбищу пообещал своим спутникам мучительную казнь, если они будут вести себя с иноземцами так, как привыкли. О том, что иначе они не умеют, он совсем позабыл.
После довольно скудной трапезы Кирилл занялся расспросами хозяев — ему нужно было разобраться в обстановке. Она оказалась довольно сложной — главным образом, в результате действий русских. Появление в Айдарском остроге «армии» Петруцкого в первую очередь ударило по ясачным мавчувенам. Сверх официальных и неофициальных (но обязательных!) платежей издавна существовала традиция брать по мере надобности у оленеводов «подводы» — упряжки с ездовыми оленями. Причём олени и нарты почти никогда хозяевам не возвращались. Теперь русских стало очень много, и они в кратчайший срок без всякого напряжения «обезоленили» все стойбища, до которых смогли добраться. Жаловаться острожному начальству оказалось бесполезно: никто у ясачных имущества не отнимал, а брал лишь во временное пользование, причём с согласия хозяев — попробуй-ка не согласись! С другой стороны, после похода Петруцкого таучины совсем озверели — убивают и грабят всех подряд чуть ли не у самого острога. В общем, мавчувены Айдара оказались между двух огней. Бедным людям нигде нет спасения, что подтверждается данным визитом — и здесь достали! Кирилл, конечно, заверил хозяев, что зла им не причинит. Как только он закончил высказываться на этот счёт, снаружи послышался странный гомон. Учёный вылез из Шатра и увидел такую картину.
Рядом с жилищем Иван неловко пытался свежевать оленя. Начал он с того, что вспорол брюхо и вывалил внутренности на снег. Естественно, теперь со снятием шкуры у него возникли проблемы. Кроме того, было видно, что убит не просто олень, а стельная важенка. Как и зачем она оказалась в стойбище, было совершенно непонятно. Степан у всех на виду занимался «сексом»: женщина опиралась руками о груз на его нарте, её меховой комбинезон был не спущен, а просто разрезан, чтобы облегчить доступ к телу. Сидору зачем-то понадобился кусок шкуры, и он не придумал ничего лучше, чем вырезать его из покрышки соседнего шатра. Из-за этого и возник шум — две женщины пытались помешать ему это сделать.
Кирилл просто захлебнулся злобой. В ответ на его мат подчинённые недоумённо пожали плечами:
— А чо мы-то?! Мы ничо не делали...
—
— А чо мы-то?! Мы ничо не делали...
Следующие пять дней пути были однообразными и тяжёлыми. Парни выматывались до предела, но Кирилл гнал и гнал вперёд маленький караван. Корм для собак быстро подходил к концу, как и силы людей и животных. Среди рядового состава явно назревал бунт — бессмысленный и беспощадный. Предводитель же как будто специально (не мог удержаться!) провоцировал подчинённых и заводил на остановках разговор о том, кого из них первым пустит на корм собакам. Обстановка накалилась до предела, когда впереди замаячили верхушки шатров довольно крупного стойбища. Зимние жилища тундровиков внешне почти не отличались, но по каким-то неуловимым признакам Кирилл понял, что это — таучины.
Как только он понял это, немедленно дал сигнал к остановке и потратил, наверное, часа два на инструктаж по «технике безопасности». Он заставил каждого по нескольку раз перечислить, чего нельзя делать в стойбище. При этом список разрешённых деяний был предельно коротким: можно делать лишь то, что он — Кирилл — разрешит лично. Скорое будущее показало, что старался он напрасно...
Караван заметили, конечно, издалека, но встречать его почему-то никто не вышел. Кирилл видел движение человеческих фигур между жилищами, так что счесть стойбище покинутым никак не мог, да и дым поднимался почти из всех дымовых отверстий. Почему же никого нет? В такой ситуации он оказался впервые и слегка растерялся — что следует делать? Он не придумал ничего лучше, чем остановить упряжки метрах в трёхстах от крайних жилищ и идти дальше пешком. Так он и сделал, оставив Степана присматривать за собаками.
На самой окраине стойбища учёный испытал странное чувство: никого вокруг нет, но людское присутствие ощущается. На него как бы смотрят десятки невидимых глаз, решая судьбу — то ли гостя, то ли свою собственную. Такого испытания долго выдержать Кирилл не смог и закричал по-таучински:
— Приветствую вас, люди этого места! Почему вы прячетесь? Я не несу вам зла, я пришёл к с добром и хочу вашей дружбы!
Кириллу показалось, что покрышка одного из ближайших шатров шевельнулась, за другой мелькнула стриженная на таучинский манер голова мужчины. Он решил закрепить успех и продолжил свою речь:
— Меня зовут Кирь! Многие в тундре слышали это имя! Я из Угынота! — Он вспомнил о спутниках и добавил: — Со мною три менгита. Они — мои слуги, мои рабы!
— Эй, человек! — раздался в ответ не очень уверенный голос. — Если, конечно, ты человек... Сядь, а?
— Что?! — изумился Кирилл. — Зачем?
— Ну, сядь где стоишь — трудно, что ли? Мешаешь...
— Ладно, — пожал плечами учёный и опустился на снег, скрестив ноги по-турецки. — Что тут у вас проис...
Ответ явился раньше, чем он задал вопрос: фигуры лучников возникли почти одновременно и всюду. Лишь секунду спустя учёный сообразил, что стрелков только пятеро — они прятались за ближайшими шатрами. Стреляли таучины быстро — почти не целясь. Пара стрел просвистела непосредственно над Кириллом, сзади раздался хриплый стон, скрип снега, сдавленный крик и... И всё кончилось.
Учёный поднялся на ноги, повернулся лицом к умирающим: Сидор принял три стрелы в грудь и живот, а Иван, наверное, попытался убежать — он лежал лицом вниз, из его спины торчало два древка.
— Зачем вы это сделали, люди? — спросил Кирилл непонятно у кого.
Он стал смотреть вдаль: Степан, вероятно, правильно понял происходящее и теперь пытался развернуть упряжку с гружёной нартой в обратную сторону. «Дурак, кто ж так делает? — отрешённо подумал учёный. — Сейчас всё перепутается!» Именно так и случилось — запряжённые цугом попарно собаки смешались, образовав подвижный ком. Каюр кинулся их распутывать. Послышался крик, и его фигура исчезла в собачьей куче. Псы соседней упряжки дружно рванулись туда же. Они, наверное, вывернули из снега и остол, и роговой якорь-тормоз. Им удалось протащить сани десяток метров и присоединиться к общей свалке.